Еще прошлой весной на первом этапе испытаний кто-то из сотрудников ИНПРИГа в шутку обозвал измерительный комплекс Аксютина «инприганом» (в смысле «интриган»). Название прилипло. И с тех пор, несмотря на его протесты, анализатор по-иному не называли. К тому же не все понимали принцип действия измерителя. Дело в том, что при определенных обстоятельствах атомы, помещенные в магнитное поле, резонируют на определенной частоте, которая зависит не только от свойств самого атома, но и от того какими атомами он окружен. Интерпретируя данные, можно понять, из каких атомов состоят молекулы, рассчитать, каким способом они соединены, определить расстояние между атомами в молекуле, а вслед за тем представить ее стереометрическую структуру, причем в любой естественной форме: твердой, жидкой, газообразной. Прибор, по сути, микрокомпьютер с особо разработанной программой, не только определял концентрации элементов в грунте, воде, растениях, животных, атмосфере, но и мог выдавать прогноз. Это свойство «инпригана» граничило с чудом. А значит, от методики Аксютина, как и от некоторых не доказанных наукой явлений вроде биолокации, телекинеза или предсказательства судьбы, попахивало шарлатанством. Особенности программного обеспечения комплекса он держал в тайне. Даже ассистентов не допускал к управлению. Тем самым он как бы усиливал действие несуществующих чар, отдалялся от коллег, возвышался над ними, что не совсем нравилось экспертам из КБ Академии наук.
После первой серии испытаний последовала вторая. За ней третья. Аксютин набирал очки. Вырисовывалась тема докторской диссертации. Прибором заинтересовались в Центре космических исследований. Его попросили подготовить программу геохимической съемки из космоса. Мнение членов Координационного совета было единодушным: включить методику Аксютина в состав космической программы и при первой же возможности разместить его устройство на борту орбитальной станции.
Тогда-то после долгого перерыва он и встретил Тернева. Они учились на параллельных потоках и одно время дружили. После учебы изредка встречались. А потом Тернев куда-то исчез и восемь лет не подавал о себе известий. Как он оказался в комиссии ССК — одному богу известно. Но с его слов выяснилось, что все эти годы он работал в составе спецподразделения, проводившего реализацию сверхсекретных проектов глобального масштаба. Деталей Тернев не разглашал, но как выяснилось, именно он рекомендовал руководству реализацию разработок Аксютина.
От таких перспектив дух захватывало. А как иначе? Замыслы Аксютина уже не ограничивались съемками локальных территорий и даже масштабами Земли. В расчеты включались Луна, Венера, Марс. Возможность открывать месторождения с орбиты — о чем втайне мечтают все специалисты мира — готова была воплотиться в реальность. Аксютиным заинтересовались всерьез. Сверху, несмотря на кажущуюся метафизичность его метода, поступило указание усовершенствовать опытный экземпляр и разработать стационарный вариант масс-спектрометра с целью вынесения его в космос. Аксютин с воодушевлением взялся за работу и уже через полгода не только довел дальность фиксации спектров исследуемого материала до двухсот километров, но и научился дистанционно выделять в элементах изотопы, чем окончательно, сам того не желая, засекретил и себя, и результаты своей работы. В связи с этим в ИНПРИГе на его лицевой счет была оформлена творческая командировка на неопределенный срок. «Инприган» и связанную с ним документацию вывезли в одну из загородных резиденций ССК, куда переселили и его. Поскольку семьи и родственников у Аксютина не было, переезд не вызвал вопросов. Фактически он исчез для окружающих, как и Тернев восемь лет назад. Теперь они работали в паре, благо что оба прекрасно разбирались в тонкостях решаемой проблемы. Тернев оставил свои засекреченные дела и тоже сутками не вылезал из лаборатории. Но поскольку он был рангом выше, то оставлял за собой право направлять ход изысканий. Аксютин часто возражал, но в итоге подчинялся, понимая, что большая часть ответственности все-таки лежит на плечах коллеги. Так, незаметно для себя и сам того не подозревая, Аксютин вошел в состав подразделения, о тайных разработках которого когда-то ему поведал Тернев.
Заключительную серию испытаний провели два месяца назад в пределах одной из рудных провинций северного Урала. Для этого изготовили еще две усовершенствованные копии «инпригана»: портативную и стационарную. Все три прецизионных аппарата показали себя с наилучшей стороны. С помощью первого Аксютин и Тернев провели исследования в одной из труднодоступных частей центрального хребта. «Инприган» фиксировал аномалии на расстоянии до ста метров. Очень удобно, особенно в тех местах, когда изыскания проводятся на вертикальных обрывах. Его собрат, установленный на самолете аэрогеодезической службы, за полтора часа составил и передал с пятикилометровой высоты карту элементного рассеяния на площади около тысячи квадратных километров, причем не только подтвердил наличие известных рудных выходов, но и дал прогноз на скрытое под чехлом наносов оруденение. В третьем случае, «инприган», а по сути уже лидар [4], был выведен на орбиту. Результаты превзошли ожидания. По анализу состава аэрозолей он подтвердил все то, что дала за последние двадцать лет невероятно трудоемкая и дорогостоящая методика наземного сетевого поиска.
Аксютин готов был праздновать победу. Подготовил статью. Оформил заявку в патентбюро. Но тут случилось что-то из ряда вон выходящее. При стыковке очередного транспорта с космической станцией произошла разгерметизация экспериментального модуля. Прибор вышел из строя. Результаты наблюдений девизуализировались. Программа рассыпалась. Но дальше последовал еще более сокрушительный удар: при проверке аэрогеохимических данных повторно зафрахтованный комиссией АН самолет вошел в зону начального формирования облачной конденсации, вследствие чего результаты первичных замеров не подтвердились. В итоге, сославшись на необходимость проведения более серьезных испытаний, заявку Аксютина в Академии наук зарубили. Назревал скандал. Недруги и завистники потирали руки.
На разборе ситуации у директора ССК с перевесом в один голос победил профессор Афиногенов. Тернев тогда воздержался и за это Аксютин возненавидел его. При равенстве голосов еще можно было продолжить борьбу. И как знать, возможно чаша весов склонилась бы на его сторону. А так, пришлось выслушать массу замечаний, получить разнос, а главное, наступило разочарование во всем, что прежде пробуждало силы, вызывало творческий подъем и желание работать. Фактически ему дали от ворот поворот. Иными словами предложили вот так сразу без подготовки найти рудопроявление. Но не простое, а с запасами, представляющими промышленный интерес. Но где такое взять?.. Аксютин приуныл. По статистике открытие одного перспективного месторождения происходит раз в десять лет. При этом, как правило, задействуются серьезные силы: техника, оборудование, многочисленный персонал. Непосильная задача для одиночки. Тем более, в разгар лета он уже не мог принять участия ни в одной поисковой экспедиции. По всему выходило: год потерян. Стресс грозил перерасти в депрессию. Аксютин знал что это такое и больше всего боялся впасть в затяжной сплин…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
