знают о каждом его шаге и ищут удобный момент, чтобы убить.
Галкину ещё при первой встрече хотелось задать старшему лейтенанту несколько вопросов про него самого, про деревню, про кумыков – откуда они тут такие взялись в этом захолустном уголке и что это за народ, но как-то не удавалось найти в себе смелости сделать это, не зная, как Иса отреагирует на это. Ему, приезжему из российской глубинки, никогда не видавшему горы, не знавшему, что такое есть Кавказ и народы с необычными для него законами и адатами (национальными правилами), всё это было интересно узнать. Когда же они оказались в одной тачанке лицом к лицу, ему показалось, что это будет сделать сейчас: дорога долгая, до деревни ехать целых три часа, да и надо было как-то коротать время.
– Товарищ старший лейтенант, где Вы научились русскому языку? Так хорошо владеете. Практически без акцента. Я не видел в деревне больше таких.
– В Красной Армии я служил. Мне было двенадцать лет, когда деникинцы наступали, а наши отступали. Я коней пас возле дороги. Старшина Морозов и забрал меня с собой. Вместе с конями. Я ничего не понимал, языка не знал. Девять лет прослужил. Дошел до Воронежа, и вернулся домой. Колхоз строил. Потом Сибирь,
Рассказывал Иса коротко, медленно, с грустью в голосе, словно заново переживал всё: и смерть родителей во время эпидемии тифа, и тяжёлое голодное детство, и гибель друзей красноармейцев в боях с белогвардейцами. Особенно тяжело было ему вспоминать смерть старшины Морозова, крупного телосложения сибиряка с огромными усами и добрым сердцем, на многие годы заменившего ему отца. Галкин заметил, что воспоминания тяжело даются старшему лейтенанту, но любопытство не давала ему возможности остановиться.
– А в Сибирь-то за что?
– Донос написали шакалы. Это в тридцать восьмом. Сожгли пшеничные поля колхоза и написали, что я контра затаившийся. Потому что женат на дочери богатого купца. А купец этот всё состояние отдал колхозу, нам с женой дом построил…На старости лет уже утешал себя только молитвами. В тридцать восьмом и его, и меня…
– Понимаю. Время было такое. И отца моего тоже… Тоже по доносу. Анекдот рассказал… Но потом, правда, отпустили…С началом войны и сразу на фронт.
– Вот и меня… с началом войны. Но на фронт не могли… Вернулся инвалидом, на костылях. Бруцеллёз поразил меня. В лагере за животными ухаживал…
– А старик?.. Что с ним стало?
– Не знаю. Умер, наверное. Ему уже за восемьдесят было.
До деревни оставалось всего-то пару километров, когда в вечерних сумерках из леса прогремел одиночный выстрел, затем второй, третий. Галкин выпрыгнул с тачанки, крикнув на ходу: «Отделение к бою!» Солдаты все прыгнули на землю, легли на обочину и открыли ответный огонь в сторону леса. Старший лейтенант Исаев схватил за парные вожжи конной упряжи и с ними повалился на обочину, чтобы испуганные кони не разбежались от страха. На тачанке оставался один боец, который сидел рядом с Исаевым; он не мог слезть, он был ранен, его ранило первым же выстрелом. Увидев его, Галкин скомандовал:
– Волков! К пулемёту!
– Есть! – ответил Волков и в два прыжка настиг пулемёт, повернул его в сторону леса и открыл огонь. Под его прикрытием Галкин прибежал к раненному солдату и с помощью ещё одного солдата, снял его с тачанки и уложил на обочине. Перестрелка закончилась также неожиданно, как и начиналась, она продолжался несколько минут.
Галкин с Исаевым переглянулись, осмотрели вокруг, прислушались, потом поднялись.
– Кажись, убежали… Товарищ старший лейтенант, надо их преследовать.
Иса осмотрел и стал перевязывать рану бойца, лежачего рядом с ним на обочине.
– Лейтенант, нам их не догнать. И бойца надо срочно к врачу. Поехали.
– У меня все живы. Мы догоним их.
– Лейтенант, ты не знаешь местности. Да и стемнеет скоро. Завтра. Завтра давай. И людей ещё возьмем. Мы не знаем, сколько их там. Поехали! – убеждает Исаев лейтенанта.
– Ладно. Поехали, – соглашается наконец лейтенант и кладёт пистолет в кобуру.
Загрузив раненного бойца в тачанку, все садятся и продолжает путь.
– Оружие держите наготове, – напоследок даёт распоряжение старший лейтенант.
Дома старшего лейтенанта ждали плохие новости. В большой двор дома Иса заезжают две тачанки, третья тачанка остается за воротами. Солдаты распрягают коней, достают вещмешки с сухим пайком и патронами. Иса показывает Галкину комнаты на первом этаже, распоряжается:
– Вот сюда проходите. В этих комнатах вы поживете, пока не решим задачу.
Со второго этажа спускается Лида, на ходу вытирая слёзы. Иса смотрит на неё вопросительным взглядом. Лида говорит на ломанном местном языке, чтобы остальные не поняли:
– Султана они захватили. Ночью. И Аба избили. Ранили. Лежит.
Иса расстроился. Он отошёл в сторону и сел на скамью, опустив голову. Галкин заметил это, посмотрел на Лиду, попять на Ису и сел рядом. Немного замедлив, спросил:
– Случилось что, товарищ старший лейтенант?
– Сына захватили бандиты.
– Вот, собаки! Освободим, товарищ старший лейтенант, завтра же освободим. Не думаю, что с ребенком они что-то сделают. Они знают, если что с ребёнком, расстреляем на месте. Впрочем, мы и так пустим их в расход.
– Сына они взяли в заложники. Хотят, чтобы я пришел за ним в лес. Я им нужен, – сказал Иса и пошёл проведать жену.
Ночь опять было тёмной. Новолуние только просыпалось. Перед тем как лечь спать, Иса ещё раз вышел во двор, проверил, всё ли в порядке и только убедившись, что все спят, успокоился и поднялся в спальню на втором этаже. Аба не спала. У неё от удара прикладом сильно болела голова и поднялась температура. Иса поменял ей мокрое полотенце на лбу, лег в пастель, положив наган под подушку и, наконец-то, заснул.
Только светало, когда деревня узнала о ночной трагедии. ИСА и АБА проснулись от истошного плача, причитания, исходящего двора недалеко от них.
– Опять убили…Кого? – спросила Аба, смотря на мужа, даже забыв о своей боли.
Иса молчал. Минутку посидел на кровати, затем оделся, не торопясь и вышел во двор. Из комнат на первом этаже вышли бойцы и ГАЛКИН, стали прислушиваться к голосам плачущих.
– Это что такое, товарищ старший лейтенант? Полдеревни в трауре, – спросил Галкин, не скрывая своё удивление.
– Опять шакалы. Ночью. Разберемся. Надо собрать народ. Поговорить. Вы тут позавтракайте и на годекан, а я людей пойду собирать.
Годека́н, – общественный центр в селе у народов Кавказа: специальная площадь, на которой собирается взрослое мужское население для обсуждения насущных проблем. Много стариков в черкесках и кинжалами на поясах собралось сегодня на годекане. Ночью бандиты убили
