Единственным противовесом в создавшемся положении могла стать эскадра союзников, но по ряду причин она не могла войти в Дарданеллы, так как минные заграждения пролива находились в ведении Энвера-паши. В той ситуации в Лондоне представляли себе только один выход, а именно – присутствие английских и французских кораблей перед входом в пролив и оказание тем самым моральной поддержки великому визирю и его сторонникам.
Уже в первые недели войны на совместных совещаниях высших чиновников британского МИД и лордов Адмиралтейства стали всерьез размышлять над вероятностью форсирования Дарданелл в качестве ответной меры в том случае, если в Турции все же установится военная диктатура. Тем временем ситуация в самом Константинополе продолжала ухудшаться. В сентябре 1914 г., когда в Лондоне уже не сомневались в факте вступления Турции в войну на стороне Германии, в британском МИД заговорили о разделе Турции, полагая, что дни Османской империи сочтены и ей пришло время прекратить свое существование.
Однако в виду того, что четкого плана войны с Турцией у государств членов блока Антанты не существовало, а вероятность военного столкновения нарастала, Первый Лорд Адмиралтейства Уинстон Черчилль созвал совещание из представителей морского и сухопутного ведомств и начальников штабов, на котором предложил рассмотреть дарданелльский вопрос. Предложение Черчилля было встречено далеко неоднозначно, и во время обсуждения между участниками совещания развернулась острая дискуссия.
Противники форсирования Дарданелл обосновывали свои доводы несколькими аргументами. Прежде всего они исходили из соображений специфики географического положения пролива. Как известно, его длина простиралась до 70 км, наибольшая ширина равнялась 7,5 км, наименьшая – 1,3 км. Глубины составляли от 46 до 106 м, что по мнению противников форсирования позволяло туркам выгодно выставить минные заграждения и расположить противолодочные средства с целью затруднить подводную войну. В сочетании же с береговыми батареями орудий разных калибров создавались сильные оборонительные позиции, считали они. Также учитывались и другие важные обстоятельства.
Англичане как никто другой хорошо знали о том, что бульшая часть укреплений пролива представляло собой старые, открыто стоящие форты, построенные английскими и французскими инженерами еще в 1877-1878 гг. Вооружение этих фортов состояло из устаревших орудий, но в 1912 -1913 гг. турки под руководством германских инструкторов соорудили там несколько новых, крупповских батарей, укрытых в “складках” местности. Все оборонительные сооружения группировались таким образом: вначале располагались форты у входа со стороны Эгейского моря, затем на высотах мыса Кефец, потом у Чанаккале (Чанака) и у мыса Нагара. В целом артиллерия насчитывала около сотни орудий с дальностью стрельбы из крупнокалиберных пушек в 7,5 км – 9,6 км, что в совокупности всех факторов затрудняло прорыв флота к Босфору.
Между тем экипажи “Goeben” и “Breslau” не только не покинули Константинополь, но в дополнение к ним в Турцию через территорию Румынии и Болгарии прибывали большие партии немецких военнослужащих: офицеров, матросов и морских пехотинцев, а турецкие канонерки начали проявлять повышенную активность в Красном море. К этому добавились опасения России за свое положение на Черном море, которые оказались далеко не беспочвенными. 28 октября 1914 г. “Goeben” и “Breslau” вышли из Босфора в Черное море, а 29-30 октября турецко-германская эскадра потопила под Севастополем транспорт “Прут” и обстреляла приморские города Одессу, Севастополь, Феодосию и Новороссийск. Донесение главнокомандующего объединенной германо-турецкой эскадрой немецкого контр- адмирала В. Сушона, руководившего операцией, вызвало неподдельную тревогу среди турецкого руководства. До этого инцидента Османскую империю еще можно было удержать от вступления в мировую бойню, так как великий визирь, принц Саид-Халим и их единомышленники являлись противниками участия в войне. Теперь это стало проблематичным.
В ответ на враждебные акции крейсеров Россия самостоятельно, не поставив в известность союзную Англию и Францию, 31 октября 1914 г. объявила Турции войну; 2 ноября 1914 г. Николай II подписал манифест об объявлении войны Турции. В манифесте подчеркивалось: “Безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее ход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря”. Как выразился С.Д. Сазонов, теперь Россия желала бы получить прочные гарантии на Босфоре.
9 ноября министр иностранных дел Англии Э. Грей сделал русскому послу А.К. Бенкендорфу совершенно неожиданное и сенсационное заявление. Впрочем, принимая в расчет соблюдение прежде всего собственных политических интересов, можно предположить, что это был всего лишь расчетливый ход дипломатии “туманного Альбиона”, который вряд ли бы перерос в практическое воплощение. Тем не менее Грей произнес такие слова: “Если Германия будет раздавлена, судьба Проливов и Константинополя не может быть решена иначе, как сообразно с выгодами России”. Король Георг V пошел еще дальше и сказал Бенкендорфу буквально следующее: “Что касается Константинополя, то он должен быть вашим”.
Таким образом, отношение России к судьбе Проливов обозначилось в иной, диаметрально противоположной плоскости по сравнению с августом 1914 г. Теперь любая информация из Лондона о ходе дебатов по дарданелльской проблеме в Петербурге воспринималась особенно внимательно. Там четко осознавали, что замыслы союзников в отношении форсирования Дарданелл и захвата Константинополя становились для России весьма нежелательными, так как коренным образом противоречили ее исконным геополитическим интересам. Эти интересы Россия преследовала начиная с 1770-х -1780-х гг., когда кабинет Екатерины II занимался разработками планов утверждения сначала на европейском берегу Босфора, а затем и прямого захвата Проливов и вторжения в Константинополь. Теперь вопрос о том, кто будет владеть столицей Османской империи – Россия или Англия – приобретал особую остроту.
Тем временем командующий союзным англо- французским флотом у Дарданелл английский вице- адмирал С. Карден получил приказ обстрелять внешние форты, что и было сделано 3 ноября. После обстрела турки вместе с немецкими инструкторами усилили оборону пролива. Главные оборонительные средства они сосредоточили в его центральной части, вне досягаемости англо-французской судовой артиллерии со стороны Эгейского моря. На этих участках для борьбы с флотом соорудили тяжелые батареи. В – дополнение к уже имевшимся минным полям было выставлено еще 10 рядов минных заграждений с особыми системами, затруднявшими траление мин, и были густо распределены противолодочные сети. По совету германских офицеров, руководивших оборонительными мероприятиями, турки установили на обоих берегах дополнительные мощные прожектора и устроили торпедные станции.
Турецкий флот укрылся в Мраморном море, готовый поддержать оборону своей артиллерией и атаковать корабли, которым удасться прорваться через оборонительную систему в центральной части пролива.
5 ноября 1914 г. подтвердились самые худшие прогнозы относительно Турции – последовало ее вступление в войну на стороне Германии и вторжение турецких войск в Египет. В связи с изменившимися обстоятельствами англичане видели свою главную задачу в том, чтобы не допустить захвата Суэцкого канала как жизненно важной коммуникации, связывающей Великобританию с ее доминионами в Индийском и Тихом океанах. Английское командование пошло навстречу пожеланиям французов и передало в их ведение побережье Сирии, освободив тем самым свои военно-морские силы для сосредоточения у Дарданелл.
25 ноября на военном совете Черчилль вновь выдвинул вопрос о масштабной операции в проливе, которую предлагал немедленно обсудить уже в деталях. План предусматривал скорейшую высадку войск на побережье Турции, что, по мнению Черчилля, позволит наиболее оптимально обеспечить защиту Египта и вынудит турок рассредоточить свои силы. Далее Черчилль предлагал овладеть Галлипольским полуостровом. Захват полуострова, по его замыслу, предоставит англичанам контроль над Дарданеллами и в конечном итоге позволит занять Константинополь.
План дарданельской операции встретил сильную оппозицию со стороны некоторых высших морских офицеров во главе с адмиралом Джоном Фишером. Безусловно, Фишер хорошо понимал необходимость решительных действий в восточной части Средиземного моря, и ранее во время обсуждений вариантов выбора новых театров неоднократно высказывался за то, чтобы Турция стала объектом нападения. Однако в дальнейшем ситуация изменилась из-за проблем с сухопутными силами, которые неоткуда было взять. Без значительного армейского десанта, считал Фишер, одними только силами флота операцию проводить нельзя.
