что скрепляет печатью указ,
Как сказал он ему — ты теперь за евреев в ответе…
Да чего с пьяных глаз ни наделает высшая власть.
Будь то Сузы иль Рим, или дом для гостей в Беловежье,
Будь то мира столица в сиянье дворцовых огней
Или богом забытый охотничий угол медвежий -
Там, где глупость и лесть, там всегда алкоголь на коне!
Кто из нас, из царей, головною не мучился болью,
Вспоминая с трудом по обрывкам, что было вчера?
Но признаться себе, что ты действовал как алкоголик,
И ошибку признать — это может не каждый сатрап.
Как бы ни было то, но подставил конкретно монарха
Перед дамою сердца тщеславный Аман дуралей.
Ведь у тех, кто любого свободно отправит на плаху,
Кроме милых утех ничего не бывает главней.
Рухнул в страхе Аман пред царицей не в силах подняться,
Понимая — во имя любви его могут убить.
Встал царь в гневе своём, вышел в сад при дворце прогуляться
И подумать, как можно себя пред женой обелить.
— Нужно срочно кого-то назначить козлом отпущенья,
Самого чтоб потом не назвали безвольным козлом,
Раз закон подписал, не подумав и по наущенью.
Что за чёрт меня дёрнул связаться с Аманом скотом…
А Есфирь возлежала на ложе и в царственной позе
Наблюдала, как тот, про кого царь сказал, что баран,
На полу умолял о пощаде, в соплях как гриппозный,
Унижался пред ней иудеев враг смертный Аман…
Когда царь возвратился, итог про козла подытожить
И найти подходящие для обвиненья слова,
Он увидел Амана скотину, припавшего к ложу,
Где Есфирины ноги подлец весь в слезах целовал.
И воскликнул царь громко, чтоб слуги его услыхали:
«Он насиловать хочет царицу прям в доме царя».
Слово вышло из уст и мгновенно Амана связали,
Как для жертвы баранов вязать полагает обряд.
«Вот и дерево для Мардохея — сказал царю евнух -
Чтоб повесить того, кто убийство царя отвратил.
Мы из рощи то древо тащили аж целой деревней,
Подрядил нас Аман, ни рубля даже не заплатил».
— «Так повесьте его самого на том дереве, чтобы
Любоваться самим и порадовать этим другим…»
Был повешен Аман тотчас без сожалений особых,
Чтобы царь Артаксеркс был царицей Есфирью любим.
Глава 8. Для чего нужен образ врага
Повешенного дом Есфири
Царём был отдан в тот же день,
Чтоб показать всем — в этом мире,
Будь ты в обносках иль в мундире,
Евреев бить кому не лень
Недозволительно и даже
Сам попадёшь потом под шмон.
Аман, антисемит со стажем
(Ещё висел, чтоб видел каждый)
Недвижимости был лишён.
В тот дом смотрителем назначен
Был Мардохей. Царю о нём
Есфирь сказала, чуть не плача,
Как много для неё он значит
И не отягощён жильём.
Отдал царь Мардохею перстень,
Что у Амана отобрал,
Решив негодника повесить…
Стал иудей, царя наместник,
Как самый главный генерал.
К ногам царя Есфирь упала
И умоляла возвратить
Все письма, власть где приказала
Совсем не много и не мало -
Всех иудеев перебить.
«Когда нашла благоволенье
И нравлюсь я твоим очам,
Пусть, как по щучьему веленью,
Вернётся по царя хотенью
Весть, посланная сгоряча
Об истребленье иудеев
Во всех краях и областях.
Верни письмо, не дай злодеям
Убить всех женщин и детей их
И даже тех, кто на сносях.
Представить даже невозможно -
Когда убьют моих родных,
Знакомых и простых прохожих,
Как я смогу на царском ложе
Дни проводить без выходных?»
На что монарх так отвечал ей:
«Не может отменить никто
Скреплённое моей печатью,
Ведь я над всей землёй начальник,
А не какой-то конь в пальто.
Амана вздёрнул я на древо
За то, что был убить не прочь
Всех иудеев. Род их древний
Воистину венец творенья,
Раз ты его родная дочь.
Тебе отдал я дом Амана,
А Мардохею дал печать.
Что вам мешает без обмана
Составить текст и утром рано
С курьерской почтой разослать?»
За соблюдением законов
Царь несомненно наблюдал
Из дома сквозь проём оконный,
Отставив в сторону корону,
Но кто законы те писал?
То фаворит или наместник
Толмач учёный, пономарь,
Кого легко потом повесить.
А про последствия их действий
Задумывался вряд ли царь.
На патологию Амана
Смотрел монарх как на пустяк,
Как в корпорации поганой,
Где собственник вполне нормальный,
А главный менеджер маньяк.
Сегодня перебить евреев
Аман всем разослал указ,
А завтра список Мардохея
Обрушит кару на злодеев,
Кто для евреев как балласт,
Который скинуть — был бы случай,
А уж они не преминут,
О чём Есфирь изложит лучше,
Как Мардохей, её попутчик,
Врагам устроит самосуд.
Под Мардохееву диктовку
Придворные за гонорар
Писцы составили листовку
О том, как грамотно и ловко
Резню устроить в месяц март
И упредить указ тот мерзкий,
Что выпустил Аман-злодей,
И защитить себя всем вместе -
По списку недругов еврейских
Всех уничтожить главарей.
— Царь позволяет иудеям
Всех сильных вражескую рать
Убить, как в ночь Варфоломея,
Со всем семейством, их именья
Разграбить или отобрать!
Печатью, перстнем Артаксеркса
Посланье было скреплено,
Разосланное повсеместно
С благою для евреев вестью
О том, что властью им дано
На самооборону право,
Чтоб воплотить свою мечту -
Квартиру грабить всей оравой,
Убив хозяина в парадном,
Когда врагом его сочтут.
На царских мулах, дромадерах,
Конях и даже на ослах
Во все доступные пределы
Везли посланья гренадеры
На самых разных языках.
Указа строчки допустили
Убить тринадцатым числом
Врагов еврейских самых сильных,
А в дни другие — Нет насилью!
Добром искоренится зло!
Но в день назначенный к возмездью
Любой еврей обязан быть
Готовым и поставить крестик
На дом врага в его поместье,
Чтоб не ушёл тот от судьбы
Со всей семьёй лежать убитым -
С детьми, с женою на сносях.
Иначе каждый недобиток
Законченным антисемитом
Себя найдёт уже в яслях.
Разослан был ценнейшим грузом
Указ по разным областям,
Озвучен был в престольном Сузах.
Весь град, как будто снял подгузник,
Возрадовался как дитя,
Возвеселился… Мардохея
В пурпурной мантии царя
Когда увидели евреи,
Псалмы от эйфории пели.
Как сверхвоинственный обряд
Полгода продолжался праздник,
Веселье, радость, торжество.
На видном месте вместо вазы
В еврейских семьях самых разных
Утянутый с
