приносило ему неприятности. Позже я узнал, что у отца была диагностирована маниакальная депрессия[1] и что он перепробовал различные методы лечения, включая электрошоковую терапию. Как старший ребенок в семье, я нес основное бремя последствий его эмоциональной нестабильности. Перепады настроения меня не пугали, но я осознавал эту темную сторону его натуры и жалел его. Мы никогда не знали, в каком настроении папа вернется домой вечером. Я хорошо помню, как, сидя в своей комнате на втором этаже, я точно распознавал по тому, как отец открывал и закрывал дверь и поднимался по ступенькам, был он весел или расстроен.
Порой отец заглядывал в мою комнату, чтобы удостовериться в том, что я «провожу время продуктивно», как он выражался. Это означало читать, делать домашнее задание или заниматься чем-то еще, что могло каким-либо образом сделать меня «лучше». Он был не против того, чтобы мы с сестрой отдыхали и развлекались, но считал также очень важным, чтобы мы разумно использовали свое время и целенаправленно работали над достижением целей. Я уверен, что моя приверженность (некоторые сказали бы: одержимость) строгому тайм-менеджменту была привита именно им.
Я рано понял, что значит быть опорой для семьи, это касалось в том числе и вопросов практического характера. Если что-то ломалось, мама просила меня это починить, поэтому в детстве я научился ремонтировать все, что можно. Теперь мне кажется, что этим тоже объясняется мой интерес к технологиям. Мне нравилось работать инструментами, разбирать механизмы, чтобы понять, как они устроены.
Мои родители вечно о чем-то беспокоились. Складывалось ощущение, что они оба постоянно боялись, что может произойти что-то плохое. Не знаю почему – игра ли это генов или следствие реакции на их беспокойство, – но я всегда был полной противоположностью. За редким исключением, я никогда в жизни не беспокоился о будущем слишком сильно и никогда не боялся что-то предпринять и потерпеть неудачу.
Став старше, я стал лучше понимать разочарование отца. Он вел жизнь, которая ему не нравилась, и в собственных глазах был неудачником. Отчасти поэтому он заставлял нас, детей, так усердно и продуктивно работать, чтобы мы могли стать успешными – такими, каким он так и не стал. Проблемы отца с трудоустройством выливались в то, что, если мне нужны были карманные деньги, нужно было идти и зарабатывать их самому.
Я начал работать в восьмом классе – убирал снег, присматривал за детьми, был кладовщиком в хозяйственном магазине. В 15 лет я устроился на лето уборщиком помещений в своем школьном округе.
Работа включала в себя чистку радиаторов в каждом классе, осмотр нижней части каждой парты на предмет жвачки и приведение столов в надлежащий вид к началу учебного года. Удаление жвачки с тысячи парт может закалить характер или, по крайней мере, сформировать терпимое отношение к монотонному труду или что-то в этом роде…
Во время учебы в колледже Итаки на первом и втором курсе я проводил почти все вечера в выходные за приготовлением пиццы в местной пиццерии Pizza Hut. В старшей школе я был хорошистом, хотя учеба никогда не увлекала меня. Однако, поступив в колледж, я вдруг понял, что мне это необходимо. Я был полон решимости упорно заниматься и научиться всему, чему только можно. Полагаю, что это тоже было связано с моим отцом – нежелание испытать на себе то, что чувствует неудачник. У меня не было четкого представления о том, что означает «успех», я не имел конкретного видения богатства или могущества, но был настроен прожить свою жизнь так, чтобы не страдать от разочарований. Я сказал себе раз и навсегда, что, как бы ни сложилась моя жизнь, я никогда не позволю себе мучиться от фрустрации и нереализованности.
Не могу сказать, что мне особенно тяжело вспоминать свои детские годы, однако больно осознавать, что мой отец не прожил более счастливую жизнь и что из-за этого также страдала и мама. Хотелось бы, чтобы он больше гордился самим собой. В детстве мы с сестрой никогда не испытывали недостатка любви. У нас всегда была крыша над головой и еда на столе, но на все остальное денег практически никогда не было. Наши каникулы обычно проходили в малопримечательных местах – там, куда можно было доехать на машине. Либо мы проводили время на пляже, что был в нескольких минутах ходьбы от дома. У нас было достаточно одежды, чтобы выглядеть прилично, но не более. И если осенью мне случалось порвать штаны, то обычно приходилось носить их с заплаткой, пока не появлялись деньги на новые, а на это могли уйти месяцы. Я никогда не чувствовал себя бедным, и никто не считал меня таковым. Однако дела обстояли не так хорошо, как тогда казалось, и по мере взросления это становилось для меня все более очевидным.
Уже в зрелые годы, будучи главой Disney, я пригласил отца на ланч в Нью-Йорк. Мы говорили о его душевном состоянии и прожитой жизни. Я сказал ему, как высоко ценю все то, что он и мама сделали для нас – воспитание, которое они дали нам, и любовь, которую подарили. Я сказал, что этого было достаточно, и даже более чем достаточно. Я хотел, чтобы моя благодарность хотя бы немного облегчила то разочарование, которое он испытывает. Я уверен, что многие качества, сослужившие добрую службу в моей карьере, были заложены именно отцом. Надеюсь, он тоже это понял.
Моя карьера началась в ABC 1 июля 1974 года в качестве супервайзера на телеканале. До этого я провел год в качестве диктора прогноза погоды и репортера программы новостей на крошечном кабельном ТВ-канале в Итаке (Нью-Йорк). Этот год работы в безвестности (и с бездарностями) убедил меня отказаться от мечты, которую я берег с 15 лет: стать ведущим программы новостей на главном ТВ-канале. И это лишь отчасти шутка, когда я говорю, что опыт озвучивания жителям Итаки ежедневного прогноза погоды дал мне полезный навык – умение сообщать плохие новости. В течение почти полугода – медленно текущих, унылых месяцев с октября по апрель – я был далеко не самым популярным парнем в городе.
Я получил место в ABC благодаря проблемам со зрением у моего дяди Боба. Брат моей
