— Она тебе не нравится?
— Да нет… И вообще, это твое личное дело.
Он вздыхает с облегчением, смотрит на меня и расплывается в широкой улыбке:
— Мы завтра увидимся?
— Еще бы! До экзамена всего две недели. Думаю, нам надо заниматься каждый день. Даже по воскресеньям!
Целыми днями мы занимались сексом.
На экзамене я набрала только двадцать один балл, Capo — и того меньше, всего двадцать.
Зато мы научились много чему другому.
Саро
Иногда бокал вина значит намного больше, чем просто бокал вина. Как лакмусовая бумажка, которая — лишь индикатор. Вино может менять вкус еды так, что даже незамысловатое блюдо, которое ты не заказывал и которое едва ли не случайно попало к тебе на стол, кажется восхитительным, и ужин доставляет невообразимое удовольствие. Вино действительно может творить чудеса, и НЕ все они одинаковы. Иногда самое первое и есть самое лучшее, но точно этого знать нельзя. Все станет ясно только потом, когда будет с чем сравнивать.
Желательно употреблять в сочетании с «Черазуоло ди Витториа».
Июнь
Мой рейс в 17.00, значит, из центра Парижа мне надо выехать около 15.30: у меня целое утро! Я плохо знаю этот район на левом берегу Сены, карты с собой нет, поэтому можно сделать то, что я так люблю, — потеряться. Я обожаю теряться, бесцельно бродить по городу, доверяясь мимолетным эмоциям, будто в поисках некоего знака, неожиданного открытия, чего-то, что наполнит смыслом проделанный путь. Мне кажется, что такие прогулки олицетворяют собой всю мою жизнь.
Ты сказал, что рядом с бульваром есть блошиный рынок, на котором продают разные старинные и антикварные вещи (мы оба сходим по ним с ума), и я почти в шутку спросила, что тебе купить.
— Золотой перстень, большой, как я люблю.
— Ладно. Схожу на разведку, посмотрю, что у них есть хорошего.
Ты работаешь, хотя сегодня и воскресенье. А я — нет, я закончила вчера и теперь чувствую себя подростком, гуляя по любимому городу, наполненному ослепительным светом июньского утра. Сегодня очень жарко, и я так счастлива! Я пребываю в согласии с собой, чего не случалось уже давно. Через три часа я снова буду дома, снова буду пытаться собрать воедино обломки огромного здания, которое зовется мною, но здесь и сейчас мне кажется, что все на своих местах. Я думаю о детях, Марчелло и Валерии, и улыбаюсь. Думаю о муже, Паоло, и хочу найти ту редкую книгу, которая нужна ему для одного из исследований, а еще мне нужно купить что-то Альберту, который замыкает круг моих привязанностей.
Париж — едва ли не единственное место на Земле, где я чувствую себя красивой. В Париже мужчины смотрят на меня, улыбаются мне, останавливаются, делают комплименты. Причем очень мило, а вовсе не вызывающе. Любезно. Они приглашают меня что-нибудь выпить, сопровождают какую-то часть пути. Как-то раз в метро парень, явно до тридцати, перестал грызть кукурузу и сказал мне:
— Знаешь, ты очень красивая!
— Спасибо! — ответила я.
— Надеюсь, я увижу тебя еще раз!
И это в многомиллионном городе! Так же и сегодня: со мной здороваются, желают хорошего дня à une belle fille[7]. Я смотрю на свое отражение в витрине магазина и понимаю, что они правы: сегодня действительно будет хороший день, а я чувствую себя красивой девушкой.
Лотки стоят в ряд на бульваре, засаженном деревьями, и занимают несколько боковых улиц. Одежда и белье начала прошлого века. Мебель пятидесятых годов, книги, зеркала (мне бы не помешало такое в ванной для гостей, но боюсь разбить его при перевозке; я не суеверная, но всякое бывает). Книги, стулья, ковры, виниловые пластинки, украшения. Подхожу к лотку, но колец здесь нет, а уж тем более мужских. Перехожу улицу: разное оборудование, детали для электроприборов, которые уже не выпускают. Старые книги, причем есть и дешевые издания. Может, здесь найдется книга, которая нужна Паоло? Библиофилом, в узком смысле этого слова, его не назовешь, нельзя сказать, что он любит книги как таковые, он не гоняется за роскошными изданиями. Его интересует содержание, потрепанные тома с пометами на полях нравятся ему даже больше. Сегодня мне везет: я нашла нужную книгу. Плачу и убираю ее в свою сумку из желтой антилопы. Ярко-желтый сегодня — это цвет моего настроения.
А вот еще лоток с украшениями: подхожу и в закрытой на ключ витрине вижу его. Перстень, элегантный, но не очень большой. Желтое золото, однако благодаря времени, которое оставило на нем свой отпечаток, блестит вовсе не вызывающе. В центре две буквы «I» и «L». «И», «Эль» — я не знаю никого с такими инициалами, но с инициалами Альберта — «А» или «Эм» — здесь ничего нет. Продавщица видит мою заинтересованность, открывает витрину и показывает мне этот перстень XIX века, маленький, но такой изысканный. Я беру его в руки, он мне нравится, и размер должен подойти. С ума сойти, перстень с какими-то непонятными буквами кажется мне все более великолепным, и в итоге я его покупаю. Еще один подарочный пакетик отправляется в желтую сумку к книге Паоло, белому кружевному топику Валерии и красноармейской фуражке Марчелло.
Пакеты лежат вместе, один к одному, я перебираю их пальцами. Как же они хорошо сочетаются друг с другом!
Как бы мне хотелось рассказать о них кому-нибудь, кто поймет и не станет меня осуждать. Кому угодно, лишь бы выговориться, ведь чувства становятся реальностью только тогда, когда о них говоришь и когда их можно с кем-то разделить.
Еще немного брожу по рынку: овощи, фрукты, горы черешни, джазовое трио. На углу узкого проезда стоит пожилая женщина, кажется, она кого-то ждет. Стоит неподвижно, глаза опущены. Когда я подхожу ближе, понимаю, что она пришла просить милостыню, но никак не может решиться. Вкладываю ей в руку банкноту в пять евро, она удивленно смотрит на меня, бормочет что-то в благодарность, благословляет. Я делаю это не из благородства, скорее для себя. Это что-то типа обряда, подношения судьбе, за которое я надеюсь кое-что получить взамен.
Пора возвращаться за чемоданом и ехать в аэропорт. В кабинете холодновато, я подаю знак Альберту, что уезжаю. Он подходит ко мне, я вытаскиваю из сумки подарочный пакетик:
— Это тебе, оно не очень большое, зато из желтого золота, а сверху написано «IL». Тебе бы очень пошли эти инициалы, не находишь? Иван Ларссон, Икарус Лонмэн, Исаак Лобстер… В итальянском «IL» — артикль, он употребляется, когда нужно выделить кого-то, например: IL più importante, IL più grande[8], IL… К тому же, если не нравится, можешь его перепродать.
