«Интуиция, Ватсон.».
Безмятежно выпуская дым вверх, Стас, искоса, наблюдал за «объектом» и его визави. Они продолжали сидеть, о чём-то тихо переговариваясь, а опер, любуясь вычурным зданием Оперы, размышлял — удастся ли Аркадию Францевичу добиться толку от главы местных жандармов. При этом он, не забывая о шушукающейся парочке, мысленно, чисто по привычке, составлял словесный портрет «усатого»: высокий, лицо европейского типа, волос русый с сильной рыжиной, носит усы, держится прямо, как военный.
Стоп! Вот оно! Так держатся люди, постоянно носящие форму. Полицейский? Жандарм? Военный? Нет, полицейского, пожалуй, следует отбросить — они умеют цивильное носить — работа обязывает.
В это время «военный» поднялся и, небрежно кивнув, пошёл прочь.
— Александр Иванович! — окликнул его «объект».
От Стаса не ускользнуло, как Александр Иванович, непроизвольно, стрельнул глазами по сторонам.
«Ага, узнанным ты быть не хочешь! — хохотнул про себя Стас, — Спасибо, господин „стрелок“! Вот, потрафил, так, потрафил!»
Собеседник двумя быстрыми шагами, вернулся к «объекту». Видно было, что он что-то ему выговаривает. Тот, слушая его, смотрел почтительно, но его губы непроизвольно кривились, выдавая презрение к собеседнику.
«Куратор от жандармерии?» — продолжал «прокачивать» Александра Ивановича опер.
Упомянутый собеседник, меж тем, попрощавшись, направился прочь. Заметив, как профессионально он оглянулся, Стас отказался от мысли последовать за ним и, ещё более, склонился к мысли, что имеет дело с жандармом.
Аркадий Францевич Кошко, меж тем, возвращался от начальника Киевского жандармского отделения. Несмотря на внешнее спокойствие, внутри всё бурлило, как в Везувии. Нет, Кулябко, конечно, был вежлив и предупредителен. Ещё бы! Начальник отделения города не может «через губу» разговаривать с главой департамента государства. Но! Службы разные, это во-первых. Во-вторых, жандармерия, как ни крути, стоит повыше полиции.
— Проходите, пожалуйста, господин статский советник. Чем могу быть полезен? — Кулябко был вежлив, но, не более того.
— Господин полковник, мне поступила важная информация, которую я считаю необходимым довести до вашего сведения.
— Слушаю вас.
Кошко вздохнул.
— У меня есть все основания считать, что ваш агент Богров Дмитрий ведёт с вами двойную игру.
— Это какая-то ошибка, — сделал «морду чайником» жандарм, — и, вообще, я не могу обсуждать агентурные вопросы с кем бы то ни было. Это строжайше запрещено циркулярами и вам об этом превосходно известно.
— Если мне известно о самом факте агентурного контакта, то смешно ссылаться на секретные циркуляры, — не удержался от лёгкой колкости Аркадий Францевич, — Богров сообщил вам о женщине, которая готовит террористический акт. Смею вас заверить, это только легенда. Никакой женщины не существует. Богров лично собирается стрелять в премьер-министра Столыпина.
К чести (или наоборот) Кулябко, на его лице не дрогнула ни одна жилка. Разве, что, лицо его стало донельзя официальным.
— Мне ничего не известно ни о каком Богрове, — отчеканил полковник, — мне ничего не известно ни о каком покушении. Я не могу обсуждать вопросы секретной работы с посторонними. Даже с вами, уважаемый господин Кошко.
— Хорошо, — кивнул Аркадий Францевич, — у меня к вам только одна просьба. Распорядитесь выписать пропуска в Оперу. Для меня и моего помощника.
— Один для вас лично, — сухо ответил жандарм, — простите великодушно, но места в двенадцатом ряду строго лимитированы, а ответственность, случись, не дай Бог, что, с меня никто не снимет.
Он достал из стола пропуск и, вписав в неё посетителя, витиевато расписался.
— Прошу вас.
— Честь имею, — поднялся Кошко.
— Честь имею, — встал хозяин кабинета.
Проходя через приёмную, он столкнулся с высоким рыжеватым господином, входящим в отделение с улицы. Мельком он отметил, что где-то видел этого господина, но он был не в том настроении, чтобы вспоминать.
Когда он, всё ещё пылая праведным гневом, поднялся в номер, Стас был уже там.
— О результате не спрашиваю, — опер отхлебнул чаю из стакана, который держал в руке, расхаживаю по номеру, — простите, по лицу видно.
— Да, общение с «соседями», — употребил новое словечко Кошко, — то ещё удовольствие, смею заметить.
— Бог с ними, — махнул рукой Стас, — это было, есть и будет. Нам главное — информацию реализовать.
— Мне дали только один пропуск, причём, именной, — с досадой сказал статский советник, снимая пальто и шляпу.
— Это, конечно, горе, — философски заметил опер, — но не беда. Я нашёл способ попасть внутрь без всякого пропуска. Я опер или где?
— В смысле — «или где»? — озадачился Аркадий Францевич.
— Это шутка такая, не обращайте внимания. У меня сейчас два срочных вопроса: что за тип встречался с Богровым и где мне пристрелять ствол. Второй, даже, срочнее первого.
— И думать забудьте, — замахал руками сыщик, — в присутствии Первого Лица государства оружие может иметь только личная охрана.
— Ага. И террористы, — съязвил Стас, — у них, видать, особое положение. И потом, вы забыли, что я через чёрный вход приду. Меня на входе обыскивать не будут.
— Ну, — задумался Кошко, — особу моего статуса, положим, обыскивать не положено.
— Вот, именно, — хмыкнул опер, — а то, больно уж мы законопослушные. На радость всякой сволочи.
Аркадий Францевич крякнул, но возражать не стал.
— Тир тут недалеко есть, в полицейском отделении. Пистолет должен быть, как родной, тут вы совершенно правы. Отрадно видеть, что наши потомки не растеряли того наследия, которое мы собираем по крупицам.
— Конечно, — отозвался Стас, не желая огорчать хорошего человека.
Растеряли — это ещё слабо сказано. Просрали — вернее будет. Причём, всё, что можно. И, даже то, что нельзя. Остались крупицы — вот, это верно. Впрочем, статскому советнику об этом знать не обязательно, у него тут своих забот — выше крыши. «Довлеет дневи злоба его», верно говорили древние.
В отделении полиции, как и следовало ожидать, проблем не возникло. Начальник отделения, проникшись, при виде высокого гостя, выделил им в помощники здоровенного хмурого унтера.
— Унтер-офицер Калашников, — представил он его, — в стрельбе, уверяю вас, чистый виртуоз. Располагайте им, как мной.
— Позвольте осведомиться, Ваше Высокородие., - повернулся унтер к Аркадию Францевичу.
— Соблаговолите, — кивнул тот.
— Дежурная пристрелка или под конкретное задание?
— Под конкретное.
— Извольте условия назвать, — деловито сказал унтер, — всё, в лучшем виде, сделаем.
Они спустились в тир. Здоровяк открыл ключом тяжёлую дверь и пропустил высоких гостей вперёд. Стас огляделся. Хороший, добротный служебный тир. Без электронных наворотов, конечно, откуда же им тут взяться, в начале XX века?
— Так, какие условия? — поинтересовался унтер, включая подсветку.
— Объект движущийся, внезапно появляющийся, мишень грудная, дистанция десять-пятнадцать метров, в условиях временного дефицита, — отчеканил, без запинки, опер, — в смысле, времени будет мало. Секунда-две, не больше.
— Соображаете, Ваше благородие, — с уважением отозвался Калашников, перебирая мишени.
Он выбрал из стопки несколько нужных и пошёл вперёд. По щелчку невидимого тумблера на расстоянии примерно пятнадцати метров повернулись семь ростовых мишеней, стоящие одна возле другой, на расстоянии метра друг от друга.
— Ваше Высокородие, — шепнул Стас, — такой тир, по-моему, заслуживает, как минимум, благодарности. У нас такие же.
— Стреляйте, Ваше благородие, — кивнул, возвращаясь на рубеж, Калашников.
Кошко, с явным интересом, наблюдал за тем, как его молодой коллега, сделав шаг вперёд, расстегнул пиджак и пристально поглядел на мишени, словно прикидывал расстояние до цели.
— Господин унтер-офицер, — не поворачиваясь, попросил Стас, — скомандуйте мне, пожалуйста.
— Слушаюсь, Вашбродь, — отозвался унтер, — приготовиться, пли!
Стас, откинув полу пиджака, выхватил Парабеллум. Одна за другой, подряд, засверкали вспышки, загрохотали выстрелы, зазвенели вылетающие гильзы.
— Проверить мишени, — скомандовал Калашников.
Когда они, втроём, подошли к мишеням, унтер крякнул.
— Изрядно, Станислав, — кивнул статский советник.
Стас внимательно осмотрел пробоины — попали все пули, но, в центре были только две, прочие пять были в разных концах мишеней, но ближе к краю.
— Нет, ещё разок, пожалуй, надо, — покачал головой опер, — никто мне второй попытки не даст. У меня один выстрел. Найдутся ещё патроны? — повернулся он к унтеру.
— Не извольте беспокоиться, Вашбродь, — уважительно отозвался тот, — берите, сколько потребуется. Видать, важное у вас задание.
