Я спросил, как отсюда выбраться. Она искоса взглянула на меня и сказала: "Хочешь вернуться?"
"Не прямо сейчас", ответил я. "Но рано или поздно, мне кажется, я захочу."
"Ну, не знаю. Ты мне кажешься тем, кто останется." Мы повернули за угол и подошли к месту, откуда была видна пара незанятых келий в джунглях. Плоская ветка сияла на солнце, как полированное красное дерево. "Здесь все работают. Кто ловит рыбу, кто охотится в джунглях за чем-нибудь съедобным. Какие ткут, какие готовят..."
"Я умею рыбачить", сказал я. "Папочка научил..."
"Вначале будешь на побегушках. Прибираться, бегать по поручениям. Что-то вроде этого."
"Зачем же?" Я встал и уставился на нее. "Я все могу сам..."
Она перебила меня. "Мы здесь не терпим волков-одиночек", сказала она. "Все работаем вместе, иначе не выжить. Новички сначала помогают, и ты станешь этим заниматься, пока не поймешь, какая работа тебе больше подходит."
"А кто установил такие правила?"
"Здесь нет правил. Все идет, как идет."
"Ну, в это не верится", сказал я. "Даже на рельсах, свободных, как сама жизнь, существует порядок клевания."
"Ты больше не на рельсах." Энни сложила руки под грудью. Глаза ее сузились и у меня сложилось впечатление, что она смотрит на меня, как на нечто отвратительное. "Некоторые здесь уже больше двадцати лет. И когда они пришли, здесь уже были люди, рассказавшие, какие здесь порядки. И даже до них здесь тоже были люди."
"И что случилось со всеми?"
"Умерли... ты об этом спросил? Либо погибли, либо сами отошли. А некоторые уехали за Стену."
За горы, ты это имеешь в виду?"
"Да, правильно, за горы", презрительно повторила она мои слова.
"Я не слишком тебе нравлюсь, верно?", спросил я.
Энни поджала губы: "Скажем, я не обязана тебя любить."
"Что ж так? Я ничего тебе не сделал."
Она резко отвернулась, словно чем-то пораженная, и молчала секунд пять или шесть. "Ты даже не догадываешься, кто я, правда?", спросила она наконец.
Я изучал ее секунду-другую. "Никогда в жизни тебя не видел."
Она посмотрела на меня плохим взглядом. "На поездах меня звали Руби-Вторник. В основном я ездила на южных линиях, но было время, когда я забиралась на север."
"Руби?" Я впился в нее взглядом, пытаясь разглядеть в ее лице, излучавшем здоровье, тот растрепанный, всклокоченный, мрачный кусок человеческой убогости, который знал многими годами прежде.
"Теперь я Энни", сказала она. "Я очистилась. Так же, как ты. Единственная разница - я живу чистой уже семь лет, а ты всего только один день."
Я не мог поверить, что это она, но и не верить ей я тоже не мог. Зачем ей было лгать? "Что я сделал, чтобы так разозлить тебя?", спросил я. "Черт побери, я же ездил с тобой, когда ты была с Честером-Насильником. Мы вместе провели хорошее времечко."
Она уставилась на меня, словно в ошеломлении. "Ты, что, не помнишь?"
"Не знаю, что ты имеешь в виду, я много чего не помню."
"Что ж, в следующие несколько недель тебе придется многое вспомнить. Может, и это выскочит." Она крутнулась на каблуках и пошла прочь.
"Эй, не уходи!", позвал я. "Я ведь не знаю, где я, к черту, нахожусь! И как мне найти свою келью."
"Сам смотри за собой", огрызнулась она в ответ. "Я не намерена крутиться рядом и подтирать тебе задницу!"
x x x
За последующие недели я действительно многое припомнил. Днями я скармливал рыбьи головы и потроха собакам - говорили, всего их крутится штук пятьдесят - разносил письма и помогал копать новые нужники. Ночами сидел в своей келье, загороженный от остальных двумя одеялами, что ссудил мне Писцинский, и смотрел на язычок свечи (тоже учтивость Писцинского), пока суть моей жизни исходила из меня пузырями, словно лимфа из панциря раздавленного ногой жука. Не многое из того, что я вспомнил, доставило мне удовольствие. Я видел себя пьянствующим, колющимся, ворующим и предающим. И все это еще до того, как я стал бродягой. Я едва мог выдержать мысли об этом, и, все-таки, я думал только об этом и каждую ночь я погружался в сон только тогда, когда голова ныла от образов истасканной, пьяной жизни, что я вел.
Дни шли, и я познакомился с обыденной жизнью За-Чертой. Каждое утро небольшие группы направлялись вверх по реке рыбачить, или в джунгли собирать ягоды и другое съедобное, каждая в сопровождении горстки собак. Остальные занимались своей работой на дереве и вокруг него. На стороне дерева, обращенной к лесу, сделали расчистку, там готовилась еда - в длинных ямах, выкопанных под открытыми навесами с соломенными крышами. Казалось, среди жителей общность существует лишь в самом малом смысле. Люди были вежливы друг с другом, но в общем держались сами по себе. Если я бродил вокруг в поисках компании, то многие говорили: Привет!, и даже называли себя, но никто не приглашал присесть и поболтать, пока как-то вечером я не наткнулся на тощего, беспокойного паренька по имени Бобби Форстедт, который делил келью на пятом этаже с Шарон, светловолосой розовой девушкой, сверху донизу украшенной самодельными татуировками - в основном ругательствами, грубо прорисованными цветами и именами парней.
Узнав, что За-Чертой я новенький, Бобби пригласил меня к себе и стал выкачивать из меня информацию о мире. Я вызвал у него большое разочарование, потому что последние несколько лет не уделял текущим событиям никакого внимания. Я даже не был уверен, кто теперь президент, хотя сказал ему, что, кажется, кто-то из Техаса. Вроде бы, губернатор.
"Буш?" Бобби поднял брови и посмотрел на меня поверх очков в проволочной оправе. Его узкое, костлявое лицо торчало из рамы каштановых локонов, словно лисья морда из изгороди. "Что-то мне не верится", сказал он. "Как насчет Гора?"
На это имя у меня никакой звоночек не включился.
"Мать-перемать! Буш!" Казалось, Бобби глубоко задумался, а потом он сказал: "Должно быть, ты плохо запомнил, мужик."
"Не знаю", сказал я. "Наверное. Но сразу после выборов и столкнулся с Кидом Далласом, и он орал: "Йе-ха!", и все твердил, что выбрали какого-то типа из Техаса."
"Буш", повторил Бобби и покачал головой, словно эта мысль не вмещалась ему в голову. Он сидел на полу скрестив ноги за столом, который соорудил из пенька; на столе лежал открытый спиральный блокнот, стопки похожих блокнотов лежали в углу кельи, отделенные от стопок обычных книг парой скатанных спальных мешков, в основном это были разлохмаченные издания в мягких обложках. Одну стену занимала нарисованная от руки карта, сконструированная из нескольких десятков листов из блокнота, склеенных вместе липкой лентой. Я спросил, и он сказал, что это карта того, что За-Чертой.
"Наверное, она не точная", сказал он. "Я просто соединил вместе рассказы всех о том, как они прибыли сюда и где они путешествовали с тех пор, и вот что у меня получилось." Он скосил на меня глаз. "А откуда ты приехал?"
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
