– Хочешь, чтобы щенок заскулил, бей по ушам, Данто! – предлагает серая, стоящая возле двери.
Мощная челюсть ходит ходуном – серая жует резинку. Пепельные волосы подстрижены в короткий ирокез. Акцент выдает уроженку Земли. Она стоит, прислонившись к металлической стене рядом с зевающим серым, изящный нос которого скорее подошел бы розовому, чем солдату.
– Складываешь ладонь горстью, бьешь по ушам, и от давления лопается барабанная перепонка.
– Спасибо, Холи!
– Всегда пожалуйста!
– Вот так? – спрашивает Данто, показывая ей ладонь, и бьет меня по голове.
– Пальцы посильней согни, – советует она, но тут центурион наконец щелкает пальцами:
– Данто! Он нужен Айе Гримус живым! Отойди, пусть его врач осмотрит.
Я вздыхаю с облегчением – меня ожидает если не избавление от мучений, то, по крайней мере, короткая передышка.
Врач, полный желтый, вразвалку подходит ко мне и начинает разглядывать светло-коричневыми глазками-бусинками. В искусственном освещении его лысина блестит, словно обработанное воском яблоко. Он проводит по моей груди биоскопом, данные выводятся прямо на небольшие цифровые имплантаты в его глазах.
– Ну что, док? – спрашивает центурион.
– Удивительно, – шепчет через некоторое время желтый. – Плотность костей и внутренних органов практически в норме, несмотря на низкокалорийную диету. Мышцы, как мы и предполагали по результатам лабораторных экспериментов, атрофировались, но не так сильно, как могли бы пострадать ткани истинных ауреев…
– Хочешь сказать, что он лучше золотых? – ухмыляется центурион.
– Я этого не говорил! – вскидывается доктор.
– Расслабьтесь, док, здесь нет камер. Мы же в зале обработки! Каков ваш вердикт?
– Оно пригодно к транспортировке.
– Оно? – глухо мычу я из-за ремней намордника, и доктор пораженно смотрит на меня, в шоке оттого, что я могу говорить.
– Перенесет большую дозу транквилизаторов? Нам с этой орбиты до Луны три недели добираться.
– Вполне. – Врач испуганно глядит на меня. – Но я бы увеличил дозу до десяти миллиграммов в день, капитан. У этого существа необычайно сильная система кровообращения.
– Вас понял, – отзывается капитан, кивая той самой серой. – Дальше ты, Холи! Уложи его баиньки, а потом берем каталку и увозим его отсюда. Вы свободны, док, отправляйтесь обратно, в ваш уютный кофейно-шелковый мирок! Об остальном мы позаботимся…
Бах! Центурион в мгновение ока лишается лба. Что-то металлическое ударяется о стену. Смотрю на капитана завороженно и пытаюсь понять, куда делось его лицо. Бах! Бах! Бах! Бах! Звук напоминает хруст суставов. Головы стоящих рядом со мной драконов превращаются в облака красного пара. Мельчайшие частицы крови оседают на моей коже, и я отворачиваюсь. Серая как ни в чем не бывало идет вдоль шеренги солдат, стреляя каждому в затылок и даже не глядя в их сторону, чтобы прицелиться. Остальные не успевают схватиться за винтовки: второй серый, стоящий у двери, убирает еще пятерых из старомодного порохового ружья, стреляющего пулями. На ствол накручен глушитель, так что все происходит совершенно бесшумно. Первыми, истекая кровью, на пол падают черные.
– Чисто! – отчитывается женщина.
– Плюс два, – отзывается ее напарник и стреляет в желтого доктора, который ползет к двери, пытаясь спастись.
Потом серый ставит сапог на грудь Данто. Тот в потрясении смотрит на бывшего товарища, из горла у него хлещет кровь, но все-таки он хрипит:
– Тригг… Почему…
– Арес передает привет, засранец! – отвечает серый и стреляет ровно в щель тактического шлема Данто, прямо между глаз, потом эффектно поворачивает револьвер на пальце, подув на дымящееся дуло, и убирает оружие в кобуру. – Чисто!
С трудом шевеля губами под намордником, я пытаюсь сформулировать связное предложение и с трудом произношу:
– Кто… вы… такие?
– Холидей Накамура, – отвечает серая, пиная один из трупов. – А это Тригг, мой младший брат. Кто ты такой, вот в чем вопрос? – спрашивает она, приподнимая испещренную шрамами бровь.
Ее круглое лицо усыпано веснушками. Плоский нос, узкие темно-серые глаза. Я смотрю на нее и с трудом выговариваю:
– Кто я такой?
– Мы пришли за Жнецом. Если это ты, то нам стоит попросить деньги обратно, – подмигивает мне она. – Да шучу, сэр!
– Холидей, перестань! – аккуратно оттесняет ее в сторону Тригг. – У него же контузия! Вы в порядке, сэр? – успокаивающим тоном говорит он, осторожно подходя ко мне с поднятыми руками. – Мы пришли спасти вас, – произносит он, и я замечаю его акцент, более сильный, чем у Холидей.
Он делает еще один шаг, и я съеживаюсь. Сейчас он будет меня бить.
– Я сниму с вас наручники, сэр. Не волнуйтесь! Вы этого хотите?
Это все неправда! Очередные игры Шакала! У него же татуировка XIII! Это преторы, а не Сыны! Лжецы! Убийцы!
Нет, нет, нет! Он же расстрелял охранников! Он хочет помочь мне! Я обессиленно киваю, Тригг заходит сзади. Я ему не доверяю. Ожидаю, что он всадит в меня шприц или просто шею свернет. Но риск – благородное дело, и в следующую секунду я свободен, наручники сняты! Плечевые суставы хрустят, я со стоном вытягиваю руки перед собой в первый раз за девять месяцев. От боли по рукам идет крупная дрожь. Ногти отросли и загнулись. Но теперь руки снова принадлежат мне! Я пытаюсь вскочить на ноги и броситься к выходу, но тут же падаю на пол.
– Эй-эй, полегче, герой! – качает головой Холидей, усаживая меня обратно в кресло. – У вас же мышцы почти атрофировались! Надо бы смазать для начала!
Тригг обходит стул и встает передо мной. Кривая улыбка освещает его открытое мальчишеское лицо, он не такой боевой, как сестра, в уголке правого глаза вытатуированы две золотые слезинки. Тригг скорее напоминает верного пса, чем наемника. Он осторожно снимает с меня намордник, а потом вздрагивает, словно вспомнив о чем-то важном.
– Я должен кое-что передать вам, сэр.
– Не сейчас, Тригг. – Холидей напряженно смотрит на дверь. – Нам нельзя терять ни секунды!
– Оно ему пригодится, – затаив дыхание, отзывается Тригг, но все-таки ждет одобрительного кивка Холидей, прежде чем достать из рюкзака кожаный сверток и протянуть его мне. – Это ваше, сэр, возьмите! Ну что, – весело добавляет он, поймав мой одобрительный взгляд, – ведь я не соврал вам, а?
– Нет… – шепчу я, принимая сверток.
Дрожащими пальцами тяну за шнурок, которым он перехвачен, и чувствую, какая изнутри исходит сила. Через миг меня ослепляет смертоносный блеск. Чуть не роняю кожаную упаковку вместе с содержимым – я напуган, как в тот момент, когда мои глаза впервые после заточения увидели свет.
Мое лезвие! Подарок Виргинии! Уже дважды я расставался с ним: однажды его забрал у меня Карнус, а потом, на церемонии триумфа, Шакал. Лезвие белое и гладкое, словно первый молочный зуб ребенка. Пальцы скользят по холодному металлу и рукоятке, обтянутой телячьей кожей и покрытой пятнами соли. Прикосновение к клинку погружает меня в меланхолические воспоминания об утраченной силе и давно забытом тепле. Аромат грецкого ореха переносит меня в тренировочный зал Лорна, где он давал мне уроки, пока его любимая внучка училась печь пироги в примыкающей к залу кухне.
Лезвие змеится в воздухе, завораживая своей красотой и соблазняя обещанием силы. Этот клинок убеждал меня, как и многих мужчин на протяжении веков, в том, что я бог, но это было ложью. Лезвие заставило нас заплатить за гордыню ужасной ценой.
Мне страшно снова брать его в руки.
Превращаясь в изогнутый хлыст, лезвие шипит, словно гадюка в брачный период. Когда я в последний раз держал в руках мой клинок, он был гладким, без всякого узора, но сейчас на слегка подрагивающей белой поверхности проступает какой-то рисунок. Наклонив клинок, я пытаюсь разглядеть гравировку у самой рукоятки. Эо! Я растерянно смотрю на изображение моей жены, выгравированное на металле. Мастер запечатлел ее не на эшафоте, не в тот момент, что навечно останется в памяти народа, а в образе простой девушки, которую я любил. Она присела на корточки, волосы свободно падают на плечи, она срывает цветок гемантуса и глядит на меня снизу вверх. Кажется, Эо вот-вот улыбнется. Чуть выше девичьей фигурки – мой отец целует мать перед уходом из дома, а на самом острие лезвия – мы с Лианной и Лораном, нацепив страшные маски, гонимся за Кираном по тоннелю в День Всех Святых. Вот таким и было мое детство.
Кем бы ни был этот мастер, он хорошо меня знает.
– Золотые украшают свои мечи изображением своих подвигов. Великих и жестоких деяний, которые они совершили. Арес решил, что ты предпочтешь видеть на клинке тех, кого любишь, – раздается из-за спины Тригга тихий голос Холидей.
Она то и дело поглядывает на дверь.
– Арес мертв! – кричу я, пытаясь прочитать на их лицах затаенные коварство и злобу. – Вас послал Шакал! Это ловушка! Хотите, чтобы я вывел вас на базу Сынов? – спрашиваю я, сжимая рукоять лезвия. – Решили использовать меня, лжецы?
