– Но что-то все равно пойдет на благое дело.
Пребывая в тягостных сомнениях, Леонид Петрович включил телевизор.
По CNN шел выпуск новостей. В Ватикане кардиналы собрались на конклав выбирать нового Папу. И тут Неклюдова осенило. Он даже подпрыгнул в кресле от радости.
– Церковь! Вот кого они не тронут! – чуть не закричал загнанный в угол акционер, но осекся и тихо прошептал, опасаясь подслушивающих устройств: – Только не католическая, а наша, православная!
Mercedes-Benz SL‑500 белой молнией летел по автостраде на Иерусалим. Эту машину Леонид Петрович подарил младшему сыну Сергею на совершеннолетие незадолго до его гибели на дискотеке в результате теракта палестинцев. А теперь вот сам выбрал ее для своего последнего путешествия.
Если бы не знаки, ограничивающие скорость, на которые, хочешь ты того или нет, все равно приходится обращать внимание и соблюдать их требования (это тебе не Россия, здесь от полицейских взяткой не откупишься), до Священного города долетел бы за час.
Но фактически дорога потребовала вдвое больше времени. На выезде из Тель-Авива пришлось простоять в огромной пробке через блокпост. Потом в Ришон-ле-Ционе машину осмотрели автоматчики и проверили документы.
Зато, выехав на пустынное плоскогорье, он оторвался. Стрелка спидометра перевалила за 200. Но вовремя спохватился и не успел попасться в лапы дорожной полиции.
Начальник охраны ни за что не хотел отпускать его одного в Иерусалим. Видимо, получил четкие инструкции на этот счет из Москвы. Но Неклюдов, употребив все свое красноречие, уговорил бывшего спецназовца отпустить его одного, без сопровождения. Дескать, из России прилетает важная делегация. Гостей необходимо встретить и разместить. Их безопасность – на первом месте. А ему в Священном городе чего опасаться? Арабов-террористов? Так снаряд в одну воронку дважды не попадает. Паломничество к святым местам – дело личное. Идти Дорогой скорби в сопровождении толпы телохранителей даже как-то неприлично. К вечеру он вернется. А завтра у них будет напряженный день. Всем придется попотеть.
Главный охранник с явной неохотой, но согласился с доводами шефа. И когда тот отправился в Иерусалим, он, собрав всех своих подчиненных, поехал в аэропорт «Бен-Гурион» встречать москвичей.
Неклюдов в очередной раз посмотрел в зеркало заднего вида. Хвоста не было. Он облегченно вздохнул. Его тонкие губы сами растянулись в загадочной улыбке.
Он представил себе, какой переполох он вызовет своим поступком! В том, что церковники войдут во владение проблемным холдингом, он почему-то не сомневался. Какими бы высшими идеалами не руководствовались пастыри человеческих душ, но от земных богатств церковь редко отказывалась. Православная, правда, пока в меньшей степени заражена вирусом накопительства, чем католическая. Все-таки десятилетия коммунистического правления повлияли и на нее. А собратья-католики в это время заметно приумножали свои богатства, и сейчас Римская церковь стала чуть ли не самой мощной корпорацией мира. Зато у православного духовенства все еще впереди.
Что-что, а просчитывать партию на несколько ходов вперед Леонид Петрович научился, как никто другой. Он был твердо убежден, что на Русскую православную церковь скоро прольется настоящий золотой дождь. Все люди смертны. Даже сильные мира сего. За последние пятнадцать лет в России возникли огромные состояния. Причем способы их создания были так далеки от христианских заповедей, что покаяние на смертном одре вскоре станет вещью обыденной. Наследники этих нуворишей уже испорчены шальными деньгами и легкой жизнью. Толку с них мало, все спустят, сколько им ни оставь. А если завещать состояние церкви, глядишь, Бог смилостивится и простит грехи тяжкие. В рай, конечно, не пустят, но, может, хоть ад на чистилище заменят?
Но Леонидом Петровичем двигали совсем другие мотивы. Его не страшила смерть. Он столько раз встречал ее на своем веку, что просто устал бояться. Да и замаливать собственные грехи чужими деньгами в его представлении было как-то мелко, не по-мужски. Не сочеталось это с достоинством офицера, которое, пусть и в уродливом виде, но господин Неклюдов в себе сохранил. Божий суд над ним и так уже свершился. Он прожил неправедную жизнь, но и ответил за это сполна. Одного сына разорвала на куски бомба шахидки, а другой еще долго будет сидеть на зоне за жестокое убийство. Он всю жизнь стремился к материальному достатку и благополучию, всем жертвовал ради этого: собственной совестью, даже семьей. Воспитание детей переложил на жену. А ей тоже было не до них. Жила своей жизнью. Теперь у него миллиарды. Но даже оставить их некому.
Он представлял себе физиономию Сим Сима и его соратников, когда они узнают, что теперь на пути реализации их коварных планов им будет противостоять не группа бывших комсомольцев, которым дали порулить государственной собственностью, а сама церковь, и мрачные думы тут же отходили на второй план, а хмурое лицо освещала злорадная улыбка. Серьезная дилемма возникнет у этих господ!
С одной стороны – вот он, вожделенный холдинг Михаила Ланского, завоеванный в столь тяжких битвах, с такими моральными потерями, с утратой деловой репутации целой страны. Надо лишь довершить его разгром! Но как это теперь сделать, когда главным акционером стала Православная церковь? Эти господа ведь такие набожные с виду. По праздникам посещают храмы, чтобы все видели: христианские добродетели им не чужды.
Они явно будут растерянны.
Пусть хотя бы раз в жизни испытают они это чувство смятения. Не все в их руках, есть еще Божья воля!
С этими мыслями Леонид Петрович въехал в Иерусалим.
Он заблудился. Прежде он не раз бывал в Священном городе. Они ездили сюда на экскурсию всей семьей в свой первый приезд в Израиль. Вовка еще был на свободе, а Сережка – живой. И жена пыталась сохранить видимость семьи. Потом он неоднократно приезжал сюда по делам, но с водителем и в сопровождении охраны. А чтобы сам за рулем, такого еще не было.
Он как-то прежде не обращал внимания, какое здесь оживленное движение в будний день. Восточный колорит давал о себе знать. Нарочитая суета и шум, узкие, запруженные автомобилями улицы напоминали о том, что этот город – святой не только для иудеев и христиан, но и для мусульман.
Заплутав в лабиринте этого муравейника, Неклюдов неожиданно обнаружил, что вместо Яффских ворот Старого города, рядом с которыми по путеводителю располагалась Русская духовная миссия, он оказался перед Гефсиманскими воротами.
Слева, возвышаясь над крепостной стеной, слепил глаза золотой Купол Скалы – мечети Омара, а справа поднималась Масличная гора.
Леонид Петрович остановил SL‑500 около стоянки экскурсионных автобусов неподалеку от церкви Всех наций и направился в Гефсиманский сад.
Он издалека услышал родную речь. Молоденькая девчушка-экскурсовод в больших очках увлеченно рассказывала туристам:
– После пасхальной вечери Иисус и одиннадцать апостолов отправились сюда, в восточную часть Иерусалима, к Масличной горе, чтобы помолиться в мирной тени оливковой рощи.
– А почему одиннадцать? У Христа же было двенадцать учеников, – спросил мальчик лет десяти, желая показать окружающим собственную эрудицию.
Его мама, дородная тридцатилетняя провинциалка, стыдливо покраснела за сына и одернула его за рукав летней курточки.
Но экскурсовод как будто только и ждала этого вопроса.
Она ласково ответила мальчику:
– Двенадцатый, Иуда, уже покинул их, чтобы предать Учителя в руки первосвященников.
Неклюдов, скрыв лицо за солнцезащитными очками, обошел экскурсантов стороной.
За поворотом он сошел с тропы и, несмотря на свои светлые брюки, сел прямо на траву под сенью ветвистой оливы.
Он где-то вычитал, что оливковые деревья могут жить очень долго, тысячи лет. Может быть, на этом самом месте когда-то молился сам Иисус Христос за два дня до своего распятия.
«Господи, дай мне силы и мужество вынести с честью все испытания, которые ты уготовил мне», – обратился он к Спасителю с такой молитвой и углубился в собственные думы. Вспомнился позавчерашний разговор с женой.
Людмила приехала за своими вещами. Пока грузчики выносили из спальни чемоданы и ее любимый спальный гарнитур позапрошлого века, купленный на каком-то мебельном аукционе за баснословные деньги, она присела на кресло против него и закурила.
– Я переезжаю к директору твоего банка. Надеюсь, что у тебя хватит ума не увольнять его с работы до окончания бракоразводного процесса. Я хочу, чтобы банк остался мне. Ты можешь забрать себе всю долю в химическом комбинате. Я уже не говорю о бумагах вашего с Ланским холдинга. Если вам удастся что-то оттуда вернуть, я на это претендовать не буду. По-моему, так будет честно. Ты согласен?
