АНТОНИНА. Я не читала! (Смеётся.) Но прочитаю! Я же глупая, я бабочка, мотылёк, у меня флюгер вертится в ту сторону, в какую дует ветер! Так? (Плачет.) Алёшка! Я такая несчастная! Пожалей меня, он меня не любит, а главное — дал денег, денег!
АЛЕКСЕЙ. Замолчи, замолчи!
АНТОНИНА. Правильно, лучше замолчу, хватит, хватит, хватит, хватит! (Ходит по комнате, переодевается на ходу в замызганный халатик.) Посадим огород, будто на даче. Вечерами ты будешь играть на фоно, будет слышно далеко, тут красиво, мне нравится, свежий воздух! (Проехала машина, обдала дом грязью.) Главное — мы снова вместе, забыть всё! Денег заработаем, квартир накупим. Домов у нас будет, как у зайцев теремов, понял, нет?
Лаура пришла в комнату, протянула Тоне букет. Тоня взяла его, улыбается.
Ты чего тут, привидение? Она как в театре, как в балете одета? Или это он?
АЛЕКСЕЙ. Она больная, не говори с ней, у неё не все дома.
Лаура снова фырчит “дыр-дыр-дыр”, едет по комнате.
Да, да, сейчас привезут деньги и мы отпразднуем твоё прибытие, мы поставим стол, как было в детстве у папы с мамой, и мы поедим вкусно, у меня все кости ломит, мы поедим, выпьем, поговорим под зелёным абажуром…
АНТОНИНА. (Трогает пальцем Алексея за кадык.) Бедный. У тебя стал такой острый кадык. (Плачет.) Ну, простил свою кошечку, простил свою душечку, простил?
АЛЕКСЕЙ. (Плачет.) Где ты была?! Где ты была?! Почему я был один на белом свете? Почему мне никто не помог?! Почему??!!
АНТОНИНА. Хватит ныть, мне надоело! Я не виновата! У меня природа такая! Я постоянно увлекаюсь! В первый раз, что ли? Ну, что я могу сделать, мне это надо для самоутверждения, ты должен понять! Тише, молчать! Если хочешь, чтоб было под абажуром — сделаем! Ура! Замечательно! Прекрасно! Я закажу, чтоб привезли на дом, прям к нам сюда! Сейчас есть такая услуга и даже с официантом! Прекрасно! Мы этих аборигенов удивим! Сейчас все деньги бухнем на это! У меня много денег! Тише, не возражать! Пир-горой! А сейчас чайник — согреться! Ни слова, хватит сопли распускать, решён вопрос! (Пошла в коридор, к плите, задрала голову, смотрит на лепной круг на потолке.)
Машины не останавливаются, грязью Раису забрызгивают. Раиса пошла в дом, поднялась по лестнице, открыла дверь в коридор, матрас упал на неё. Тоня сорвала стручок луковый, жуёт, смотрит демонстративно на Раису и Соловья, вышедшего из своей комнаты. Соловей улыбается.
Я очень люблю зелёный лук. Надо есть лук, потому что после зимы мы все ослабли. Так! Меня зовут Антонина. Извините, что я сказала “сволочи проклятые”. Я хотела сказать на деле: я очень люблю русский народ. Мы вымоем окна, вымоем тут пол, у нас будет бедный дом, но у нас будет чисто. Потом мы повесим тут занавески, потом мы покрасим тут стены в синенький цвет, купим много искусственной зелени, потому что настоящая тут не вырастет, темно, повесим картину, скажем, “Незнакомка”, и будет красиво. Мы будем ходить друг к другу в гости, по вечерам зажжём свечи и будем читать стихи друг другу. Мандельштама, например. Есть вопросы?
МОЛЧАНИЕ.
СОЛОВЕЙ. (Смеётся.) Райка, ему подкрепление прибыло! Что теперь? Райка — фас!
РАИСА. Чего?
СОЛОВЕЙ. На неё, говорю — фас! Сявка, два раза повторять? (Хохочет.)
РАИСА. Чего?
АНТОНИНА. (Соловью.) Это кто эта женщина?
СОЛОВЕЙ. Рая Романова, купцу Романову родственница, местная бомжиха-дворник.
АНТОНИНА. А тому Романову она не родственница?
СОЛОВЕЙ. И тому родственница!
АНТОНИНА. Значит, и тому родственница?
СОЛОВЕЙ. И тому родственница. У неё мечта есть — на всю Россию!
АНТОНИНА. Ну, что же, я не возражаю на Россию. Но тут — я буду тут хозяйка. У меня муж болен, мне нужно за ним ухаживать. И потому нужно, чтобы была стерильная чистота и чтобы было тихо, и чтобы читали стихи при свечах.
МОЛЧАНИЕ.
РАИСА. (Зарычала, зарыдала.) Закрой ротяку, моська! Вы откуда оба выпали, а? Когда у меня сил нету бороться, вы как раз тогда выпали, да? (Села на матрас, ест банан, рыдает.) Забирайте всё, селитесь, рушьте, проклятые! Я пойду с моста кинусь, чтоб вам стыдно стало, твари! Вы жить не даёте никому! Им земли не хватает! Они меня и тут достали, столкнуть хотят! Толкайте! Ползут и ползут, тараканы, землю себе отмеряют, нас спихивают! Вам все поперёк горла стоят! Проклятые вы, проклятые, будьте вы прокляты и дети ваши! Я одна, одна, одна, а они всё равно шпыняют меня, проклятые, проклятые, проклятые, проклятые!!!
Рыдает. Соловей удивлённо смотрит на Раису. Та упала на матрас, плачет, парик съехал на бок. Ласточки верещат за окном, вороны каркают, машины проезжают, обливают грязью дом, из колонки красной вода бежит на землю.
Лаура собирает разбитую кошку-копилку — кусочек к кусочку.
Темнота.
Вторая картина
За столом под лампочкой сидят Алексей, Тоня, Соловей, Раиса. Официант расставляет тарелки. У всех на шеях белые салфетки-платки. Раиса в футболке, на которой она же сама и изображена. Лаура лежит на матрасе, спит, рот раскрыла, руку откинула в сторону, рядом с ней кошка-копилка, изолентой перевязана, кое-как склеена. Алексей волосы зачесал назад, напомадил их чем-то.
Все напуганы, сидят смирно. Тоня распоряжается.
АНТОНИНА. У нас соседка с Лёшей там, на той квартире, преподавала в университете физтех, а мы её звали “Сопромат”. Про неё в газете писали один раз, известная очень. Не читали? (Смеётся.) Ешьте, ешьте давайте, как люди, ешьте.
СОЛОВЕЙ. О, как мы обуржуазились с тобой, Раёк, а?! Мы газеты выписываем не для чтения, а для завернуть или в туалет! (Тычет пальцем в Раису, на которой салфетка висит, хихикает, та тоже.)
РАИСА. Сколько ж это вгроблено, а?
АНТОНИНА. Не дороже денег. Три минуты моей радости не стоят никаких денег. Мне радостно угостить вас! (Смеётся.) Деньги эти в нашу с Лёшей семью с неба упали, надо ими хорошо распорядиться, угостить людей.
РАИСА. А я вот как найду денег на улице, так на эти деньги свечки ставлю в церкву хожу.
МОЛЧАНИЕ.
АЛЕКСЕЙ. Даже слышно, как на улице из колонки вода бежит. Что её никто не отремонтирует?
СОЛОВЕЙ. А нельзя! Отремонтируют — речка высохнет. Святой источник наша колонка красная! Из неё речка берёт начало наша, как я образно, однако, скажу другой раз! (Смеётся.)
АНТОНИНА. Ешьте, пожалуйста. Осетрина, заливное, салат, оливки.
СОЛОВЕЙ. (Раисе.) Дай мне хлеба.
РАИСА. На.
СОЛОВЕЙ. Спасибо.
РАИСА. Чего?
СОЛОВЕЙ. Ну, спасибо сказал, а чего? Спасибо, что хлеб дала. А то ведь могла бы и бритвой по глазам.
РАИСА. Чего?
МОЛЧАНИЕ.
Все сидят, не двигаются, Алексей курит, Лаура посапывает, официант раскладывает на тарелки еду.
АЛЕКСЕЙ. В каком-то архиве читал легенду про этот дом, сейчас вспомнил: купец дом строил и работник его ночью повесился, на балке. Может, на этой?
Все смотрят вверх, на потолок, на лепной круг.
РАИСА. Не ври.
АЛЕКСЕЙ. Легенда.
СОЛОВЕЙ. Правда! Есть тут что-то!
РАИСА. А если и так, и что? Проклято место, что ли? И чего намякивать?
СОЛОВЕЙ. Уж сколько ходит, добивается, чтоб дом ей отписали, говорит, она Романова, наследница, тут всё её, а сама без прописки, дворник, ждёт, домоуправ даст ей комнату тут, фигушки! Дом на снос! С улицы пришла, наглость второе счастье, отдадут ей, а мы? С моста сверху!
АНТОНИНА. Ешьте! Ну, что же вы? Я кому заказала это всё?
АЛЕКСЕЙ. Тут в новый год ёлочка стояла, детишки чистые бегали в костюмах зайцев, а теперь — тлен. Этот лепной круг на потолке как раз для ёлки.
Все опять задрали головы вверх, смотрят на потолок. Молчат.
СОЛОВЕЙ. (Смеётся.) А ласточки наши не спят! Летают! Птичка Божия не знает ни забот и ни труда, целый день она свивает хлопотливого гнезда! Пой, ласточка, пой, пой, не умолкай! А они на вороньё пузатое не смотрят, строют, обстроили всю крышу домиками говняными, чирик да чирик! Им — что романовский дом, что не романовский, что повесился, что не повесился, как я образно, другой раз, скажу!
РАИСА. (Ест.) Деньги грязные, правду люди говорят. Мнут их в карманах, мнут, потом мне дают, все руки как в нефти. Сопли об них, всю заразу вытирали об них, а потом мне. (Пауза.) Чего вы так смотрите?
СОЛОВЕЙ. (Смеётся.) Как ты, Раёк, пальцы по-интеллигентски отклячила в сторону, я так и не смогу даже чтоб для сфотографироваться!
АНТОНИНА. Нет. Ешьте, правильно. И вы все ешьте. Рая начала, и вы теперь ешьте. Как хорошо. Тихо и мирно! (Смеётся.)
