— Не о чем тут говорить. И рассказывать мне нечего. Все случилось в считанные секунды. Автомобиль Мелани Томпсон заскользил по льду на перекрестке. Я не остановилась вовремя…
— Не остановились вовремя или не смогли остановиться? — спросил он.
— Какое это имеет значение? — слабо возразила она, недоумевая, сможет ли она даже себе самой объяснить разницу. Если бы Рейн не была так поглощена мыслями о делах в своем магазине, если бы машинально не отпустила тормоза, когда свет стал зеленым, а сперва осмотрелась, произошел бы тогда этот инцидент? Да, действительно, ее непредусмотрительность сыграла здесь плохую шутку.
— Никакого. С формальной точки зрения. Но не для вашей совести. Я видел, как происходят подобные вещи, — сказал он, и Рейн подумала, какие же переживания придали его голосу трагические нотки, которые она слышала отчетливо. То, что он был врачом и только что оперировал несчастного ребенка, несомненно, давало ему права так говорить с ней.
Она кивнула, затем откинулась на сиденье, устало наблюдая, как ходили его желваки. У него был почти совершенный профиль. Это она отметила про себя, когда он смотрел через замерзшее ветровое стекло, думая о своем. Его присутствие как бы уменьшило салон «мустанга» до интимных пропорций, и она подумала, что же заставило его оказаться в эту ночь в одной компании с нею. Она сосредоточила внимание на своем бедре, на выпрямленной ноге, прикрытых юбкой из хлопчатобумажной ткани, потому что поняла всю опасность близости его руки, которая в любой момент может коснуться ее. Представив себе это в ощущении, она вздрогнула.
— Вы не сказали мне, как вас зовут, — неожиданно спросила Рейн, подняв руку, чтобы убрать за ухо выбившуюся прядь волос. Но, произнося это, она заметно смутилась. — Да ведь и я тоже не представилась: Рейн… Лорейн Джекобс.
— Меня зовут Кайл Бенедикт. — Повернув голову, он насмешливо улыбнулся, и ничего другого нельзя было прочесть в его синих глазах. — Кто-нибудь говорил вам, Рейн, что вина — это расточительное чувство?
— Думаю, это не совсем точно.
— Согласен. Я чувствую сейчас свою долю вины по очевидным причинам. — Его взгляд оставался твердым. — Вряд ли вы нуждались в моей грубости, особенно сегодня. Извините, хотя я сомневаюсь, что извинения много значат для вас в данных обстоятельствах. Сегодня я вышел из операционной с тяжелой моральной травмой, чего при нашей профессии мы обязаны избегать. А вы стали козлом отпущения.
— Понимаю, — тихо сказала она, и голос ее странно дрогнул.
— Очевидно, я не заслуживаю понимания, но приму это к сведению.
Он приподнялся, засовывая руку в карман, чтобы вынуть платок. Рейн и не заметила бы наверное своих слез, если бы он молча не прижал сложенную мягкую ткань к ее руке. Эта дань вежливости, проявленной с его стороны, превратила маленький ручеек несчастья в настоящее рыдание. Она смущенно отвернулась и, чувствуя взгляд проницательных глаз, следивших за каждым ее движением, вытерла лицо.
— Вас беспокоит голова.
Это его предположение глупо было бы отрицать, да и усилие сдержать слезы не прошло для неё даром — боли только усилились.
— Доктор Бенедикт, — начала она.
— Кайл, — поправил он, хмурясь. — Почему вы не признаетесь, что у вас болит, и не хотите, чтобы о вас позаботились?
— Потому, что я хочу лишь одного — поехать домой.
Доктор зажег в салоне свет и наклонился к ней:
— Дайте-ка мне еще раз вас осмотреть.
Он слегка погладил ее голову, при этом лицо его было так близко, что она почувствовала тепло его дыхания. Впервые она разглядела, что он устало выглядел, что глаза были воспалены и имели напряженное выражение.
— Доктор, — снова начала Рейн.
— Кайл.
— Кайл, — уступила она, — у вас такой же усталый вид, как и у меня. И говоря откровенно, я не могу вернуться сейчас в госпиталь.
— Неужели я не смогу убедить вас?
— Нет.
Он был недоволен, но не торопил события, как того ожидала Рейн, а избрал другую тактику:
— Тогда мы возьмем мою машину… В общем, то, о чем я раньше говорил, остается в силе, потому что вести вашу машину ночью рискованно. Даже если бы ваши рефлексы были нормальными, нельзя не принять в расчет, что у нее только одна неразбитая фара.
Стало быть, и это не ускользнуло от внимания доктора. А она-то совсем забыла о повреждениях своего «мустанга».
— Вас придется отвезти домой, — продолжал он. — Но прежде вам надо будет, по крайней мере, наложить повязку на порез.
— Я сама смогу перевязать себя, — сказал она, но Кайл Бенедикт посмотрел на нее сердито:
— Не упрямьтесь.
Ловко же он ее обставил, размышляла Рейн, сумел поколебать ее намерения, а затем заставил и вовсе от них отказаться. И как он заметил в темноте, что одна фара разбита? Минут десять назад Рейн и представить себе не могла, что произойдет смена машин и она окажется на непривычно низком сиденье его «порша», на котором никогда раньше не ездила.
Она с любопытством осмотрелась. Темно-синий и сверкающий снаружи, этот автомобиль был внутри совсем черный, а панели приборов оказались окрашенными в дымчатый цвет. В общем, интерьер был строгим и даже аскетичным. Это было далеко не то, что она ожидала увидеть в докторской машине. Ведь принадлежность к профессии врача у нее всегда почему-то ассоциировалась с «мерседесом». Нет, в Кайле Бенедикте все противоречило ее представлениям. Он не был похож на доктора, и об этом говорили не только его выцветшие джинсы, обтягивающие крепкие бедра, его залихватская, уже изрядно поношенная куртка и всклокоченные вихри. Нет, по всем статьям на роль доктора он не тянет.
Однако как умело и быстро он справился с ее безобразной истерикой. Она снова почти ощутила в своем воображении горячее давление его сильного тела. Но на сей раз при этом воспоминании ее не передернуло, как раньше. И все же, что за интерес был у Кайла к ней? Вселенское сострадание всему человечеству? Интересно, не догадывается ли он, о чем она думает? Она украдкой взглянула в его сторону, чтобы убедиться, что полумрак, защищавший ее лицо, так же надежно скрывает от нее и его выражение лица. Слабый свет от далеких фонарей давал разглядеть лишь безупречный профиль, который и так запомнился ей настолько, что она могла бы его ясно увидеть даже с закрытыми глазами.
— Нормально? — он слегка повертелся на своем сиденье.
— Да.
Он вел машину уверенно, и это ее успокаивало.
Хотя дорожные машины расчистили большую часть намерзшего за день льда, маленькие скользкие участки все же попадались и это требовало от Кайла концентрации внимания. Рейн одна могла озирать сменяющиеся картины ночного пейзажа. По радио послышалась знакомая баллада, и она узнала песню Брайана Китона, которую в последнее время исполняли довольно Часто. Музыка была мягкой и грустной, что вполне отвечало ее настроению. Черные тени, мелькавшие по сторонам, и серое шоссе сливались в один поток, отчего перекрестки были почти неразличимы. Это заставляло Кайла вести свой «порш» в постоянном напряжении внимания. Но затем началась вереница уличных фонарей и управлять машиной стало легче.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
