Маль отвернулась и поправила затянутые в узел волосы.
– Кто сейчас что-то делает по-человечески? – спросила она, не особо рассчитывая на ответ.
Фиц дернул плечом и качнул головой.
– Ко мне пришли, – сообщил он, глядя в пролом, специально выдолбленный в стене забора для «поставщиков».
– Удачи, – уже уходя, пожелала ему Маль.
Фиц, как и Син просто не знал, с кем поговорить. Когда они все-таки встретились еще раз, он просто молчал, задумчиво разглядывал ее и временами морщил лоб.
– Покажи мне свою дочь, – через некоторое время попросил он. – Вживую, а не дурацкое фото в медальоне. Покажи мне ребенка.
– А не много ли ты хочешь? – ощетинилась Маль.
– Много ли? Интересно. Ты хочешь от меня даже больше, разве не так? Ты хочешь намного больше. Если я открою тебе все свои пути и связи, то рискую потерять источник дохода, а это сама понимаешь, все равно, что лечь под колеса водовоза и расслабиться. Ты сама заговорила о дочери, чтобы я тебе поверил. Покажи мне, что ты не лгала, и я поделюсь с тобой тем, что тебе так нужно.
Его доводы были разумными и понятными, но показывать кому бы то ни было своего ребенка Маль не хотела.
– Как я ее тебе покажу? Она всегда сидит дома, и я ее никуда не выпускаю.
– Она болеет?
– Нет, но она еще не приспособлена к жизни вне дома. До пяти лет она была отмеченной.
Как только прозвучало последнее слово, Фиц напрягся и заметно оживился.
– Ты работала в Корпорации?
– Да. Хельга не прошла третий тест – выявили какие-то отклонения.
– А что за отклонения? Тебе сказали?
Маль покачала головой:
– Никому ничего не говорят.
Фиц кивнул. Кажется, услышанное его удовлетворило.
– Как обычно. Со сколькими бы я ни говорил, все рассказывают одно и то же.
– И много родителей с отсеянными детьми ты повидал? – Маль тоже зажглась интересом.
Фиц пожевал нижнюю губу, помялся, а потом взял ее под локоть и кивнул вперед:
– Пошли, поговорим там, где будет нормально.
– Я не могу очень долго задерживаться, меня дочь ждет.
– Придется выбирать. Ты ведь ради нее стараешься, нет?
Он все еще не отпускал ее руку, и Маль чувствовала себя неудобно.
– Ради нее, – согласилась она.
В городе не было парков. Не было скверов и мест, где можно было бы посидеть и поговорить. Однако Фиц очень хорошо ориентировался в сложном переплетении улиц и трасс, проходивших под всеми возможными углами прямо над головой. Дефицит места был еще одним бичом Гидрокса, но об этом тоже предпочитали не думать. В таком муравейнике, заставленном небоскребами и перетянутом дорогами, было нелегко найти свободное глухое место, но Фиц знал все, что ему было нужно. Он крепко держал ее за руку и вел вперед сквозь дворы и через транспортные линии, петляя и поворачивая.
– Я не смогу вернуться, с первого раза плохо запоминаю дорогу, – предупредила его Маль.
– Я верну тебя к кухне, а оттуда сама доберешься до дома.
– Уже темно.
– Придется рискнуть.
Он привел ее в темный двор, зажатый между двумя высотными домами, осклабившимися в темноте желтизной голых ободранных окон. Здесь, в самом углу, где стена одного из домов примыкала к бетонному забору, была дверца, которую вряд удалось бы приметить, не зная о ней заранее. Он открыл ее своим ключом и провел ее внутрь. За дверью открылось небольшое чисто выбеленное помещение.
– Ты здесь живешь?
– Нет. Я храню здесь воду.
– Серьезно? Рядом с жилым домом, где, по меньшей мере, две сотни жаждущих и голодных?
– Не прямо здесь. В полу есть лаз, откуда можно выйти кой-куда.
– Далеко же ты прячешься.
– Сама сказала, сколько людей может украсть у меня воду, за которую я плачу свои деньги.
Она ухмыльнулась:
– Прямо-таки свои.
Он пропустил ее насмешку мимо ушей и привалился спиной к одной из стен.
– Давай вываливай, что у тебя там, – поковыряв в ухе, вздохнул он.
Маль заложила руки за спину и тоже прислонилась к другой стене. Опустив голову и упершись взглядом в пол, она заговорила, стараясь выбирать правильные и точные слова:
– Если бы не Хельга, меня ни за что не взяли бы работать в Корпорацию. У меня нет профессии, а родители не были мастерами или ремесленниками. Поэтому, когда моя дочь прошла первый отбор, будучи еще новорожденной, меня приняли только уборщицей. Не мне тебе рассказывать, сколько живут такие женщины.
Фиц присвистнул:
– Так вот как… И долго работала?
– Все пять лет, пока ее не отсеяли. Я знала, что мы умираем очень рано, но никогда ни с кем не говорила на эту тему. А недавно встретила Син – ты ее тоже знаешь – и она сказала точное число. Мне тридцать лет, понимаешь? Если повезет, проживу еще пять. Моей дочери пять. Простая арифметика, даже любой идиот подсчитает мои до крайности невыгодные цифры. И что за перспективы с такими делами у моей дочери?
– Это я уже понял. Что еще? Почему ты пристала именно ко мне? Если бы на моем месте был кто-то другой, то тебя могли бы закопать прямо за дверью кухни и прикрыть могилу мусорным баком. Никто не стал бы тебя искать.
– Я знаю. Но разве есть выбор у женщины, дочь которой рискует остаться на улице и умереть от голода или нищеты? Или еще хуже, попасть к каким-нибудь садистам. Если я сдохну сейчас, то она останется одна и произойдет то же самое. Невелика разница. Но если я не начну шевелиться, то она точно потеряет все шансы на сколько-нибудь сносную жизнь. Пока у меня есть время, я буду рисковать и искать пути для того чтобы дать ей хоть что-то.
– Накопишь денег? Их отнимут, едва ты сделаешь последний вздох.
– Знаю. Но я много думала после встречи с Син. Я знаю, как живут простые работницы, такие как я. Я знаю, что происходит с проститутками, да и есть ли такие, кому это неизвестно. О ком бы я ни думала, все влачат жалкое существование и терпят унижения. Выбор здесь невелик, но единственные, о ком я ничего не знаю, это спекулянты. Я заметила, что вы почти всегда хорошо одеты и у вас не бывает потрескавшейся кожи. Вы находите способы жить более или менее достойно. И я хочу знать, что вы делаете.
– В десять лет она вряд ли сможет начать работать.
– Это уже мое дело. Я уверена, что лучше выяснить все, что только можно, чем сидеть и плакать.
– А ты не думала о том, что можешь просто напоить ее отравленной водой, когда почувствуешь, что тебе осталось совсем немного?
Маль подняла голову и засмеялась. Ее смех звучал жутко – в нем было намешано столько всего, что Фиц даже выпрямился, ожидая, что она сейчас бросится на него с кулаками или задерет его когтями насмерть.
– Об этом я думаю постоянно, – отсмеявшись и перестав пугать его, призналась она. – Но я не для того ее родила, чтобы убивать собственными руками. Пока есть возможность искать решение, я буду это делать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
