Оставив свой велосипед у забора, Бронуин сорвала с головы шлем, открыла дверь и направилась прямиком к компьютеру. Письмо от Хамида. Замечательно. Улыбаясь про себя, она прочитала сообщение и тут же написала ответ, в котором рассказала, как красива листва деревьев в это время года в Британии, и выразила надежду на то, что он «продолжает заниматься!». Потом она удалила восклицательный знак. В своем письме Хамид ставил восклицания после каждого предложения. «У меня появилась новая сестричка! Сезон дождей закончился! Мы очень скучаем по тебе!» Она мысленно увидела, как он сидит в интернет-кафе в Калькутте. Симпатичный юноша, вне всяких сомнений. Надо будет обязательно съездить в Индию еще раз. Правда, теперь ей нужно было думать о папе.
К одиннадцати свет уже выключен, Бронуин лежит в постели, засыпая, а в голове мелькают книги, книги и снова книги. Вот она складывает их в стопки, расставляет по полкам, выдает посетителям… В какой-то момент среди книг появилось довольно симпатичное лицо Гидеона, и она автоматически проставила на нем штамп с датой выдачи.
На последнем собрании литературного кружка Боб прочитал свою биографию. «Как печально, — думала, слушая его, Кейт, — но с другой стороны, как это замечательно, почти по-буддистски, уметь довольствоваться столь малым». В одиннадцать пятнадцать усталая (но спать пока не хотелось), она села к компьютеру и принялась за свою биографию.
«Кейт Андерсон (художница/владелица магазина). Я выросла в Кройдоне со старшей сестрой (она была выше, тоньше и более светловолосой, чем я), необыкновенной (для Кройдона) матерью, которая занималась керамикой и любительским театром и дружила с кучей плохих мужчин, и отцом, который каждое утро ездил на работу в Белый Дом электричкой на семь двадцать четыре. Мои родители развелись, как только я уехала в университет учиться изобразительным искусствам. Папа выкупил у мамы наш дом, и теперь она живет с неким Эриком где-то в Провансе, делает горшки и предлагает «проживание с обслуживанием». Думаю, следует как-нибудь навестить старую ведьму».
Она стерла последнее предложение.
«В университете я увлекалась наркотиками и спала почти с каждым, кто проявлял ко мне интерес. Наверное, мое поведение можно оправдать разводом родителей».
«А может, и нельзя», — добавила про себя Кейт.
«Студенческая жизнь мне очень нравилась, и я закончила обучение с неплохими результатами, но абсолютно без перспектив в плане карьеры — оказалось, что в мире полно удивительно талантливых художников. Мой папа сказал, как всегда мягко и мудро: «Может, тебе стоит научиться печатать?» Но я не стала этого делать. Я вернулась домой и загромоздила гараж мебелью из комиссионного магазина. Эту мебель я ремонтировала и/или расписывала и потом продавала через лавочку одного знакомого. Вечерами я подрабатывала в пабе и именно там, в возрасте двадцати трех лет, встретила Флэша (его настоящее имя Пол Гордон), музыканта и певца. Он жил с нами четыре с половиной года, превращая мою жизнь в ад, и уехал только после того, как я сказала, что беременна».
Она сделала паузу. Жизнь Боба стала казаться довольно привлекательной.
«Я родила Шарлотту и продолжала жить с моим добрым, терпеливым отцом до тех пор, пока не умерла бабушка. Она завещала свой дом нам с сестрой — по договоренности с отцом. «У меня есть все, что нужно», — сказал он. Мы продали дом и поделили деньги. Я купила квартирку, бывшую ранее в муниципальной собственности, отделала ее и с большой выгодой продала, а потом с помощью одного ловкого ипотечного брокера купила большой, но требующий ремонта дом с террасой возле канала в Оксфорде. В этом районе у меня были друзья, и мне казалось, что это хорошее место для ребенка. Надеюсь, что их общество оказало положительное влияние на Чарли, хотя пока это никак не проявилось. Я получаю алименты от Флэша, который в середине девяностых ненадолго прославился как «британский Джим Моррисон»[16], а теперь вместе с вечно меняющейся командой ездит по США с туром в память группы «Дорз». Мое единственное хобби — это моя работа, а по вечерам, в состоянии ступора от усталости, я смотрю дурацкие телепередачи. В настоящее время у меня нет мужчины, но это вовсе не значит, что Эд меня хоть сколько-нибудь интересует».
Кейт решила, что отредактирует текст как-нибудь в другой раз.
3
Зоуи закусила губу и прибавила скорость, выехав на М23 в направлении Брайтона. Наконец-то она свернула с этой проклятой М25. В магнитофоне стояла кассета с «Лайтхауз Фэмили». Эту запись порекомендовала ей одна знакомая как отличное средство от бессонницы. Но пока Зоуи не ощутила на себе ее успокаивающего эффекта, поэтому она заменила ее одной из своих старых кассет с песнями о любви и постаралась не думать о Россе. Он, наверное, сейчас меряет гостиничный номер шагами и гадает, куда она подевалась.
Мог бы уже и привыкнуть к ней. Как-то он обвинил ее в патологической непунктуальности. «Это все твоя потребность контролировать, привлекать внимание, — кричал он, — а также глубоко скрытая неуверенность в себе». А это уже полная ерунда. Просто ей хочется все успеть. Вот и сейчас: на скорости восемьдесят миль в час она перекусывает сандвичем с курицей и в то же время пишет сообщение Россу. Началась композиция Шиннед О'Коннор, которую Зоуи обычно перематывала вперед, потому что от нее хотелось плакать. Но так как ногой нажимать кнопку перемотки было неудобно, пришлось слушать. И плакать.
Росс Кершоу, член парламента от обширного, но малонаселенного избирательного округа в Шотландии, женатый, имеющий двоих детей, начинающий седеть, но умопомрачительно красивый, встретил ее в гостиничном вестибюле.
— Опоздала всего на час с четвертью, — сказал он, чмокнув ее в щеку. — Но выглядишь очень сексуально, так что я прощаю тебя.
На такси они поехали в какой-то маленький ресторан на окраине. «Нельзя, чтобы нас видели вместе», — заявил он три года назад, и, насколько было известно Зоуи, пока их никто не заметил. Она ненавидела тайны. Ее злило, что он не хотел уходить от жены. Но она любила его, как не любила никого в жизни, и уже давно решила, что пойдет на все, лишь бы остаться с ним.
Они встретились, когда ее фирма оказалась вовлечена в избирательную кампанию лейбористской партии. Ей дали задание найти симпатичного члена парламента, с тем чтобы вновь привлечь женщин-избирательниц, которые постепенно переходили на сторону либерал-демократов. Зоуи просмотрела кипу фотографий и уже отвергла весь кабинет, всех английских и уэльских членов парламента и половину шотландских, когда дошла до снимка Росса Кершоу. И тут она чуть не свалилась со стула. «Он будет моим, — пообещала она сама себе, — даже если мне придется заплатить ему». Платить не пришлось. Когда ее работа была окончена, он сам нашел ее, и с тех пор они тайно ужинали в безымянных закусочных. И занимались сексом. Зачастую бурно. Иногда слишком бурно.
Они заказали себе по блюду из незатейливого меню, и пока Росс рассказывал о предстоящем ему завтра выступлении на какой-то конференции, Зоуи наполовину опустошила бутылку слишком дорогого на ее взгляд мерло. Наконец принесли еду, но, как часто бывало с ней в присутствии Росса, а может, из-за того сандвича с курицей, есть она не хотела.
Когда они вернулись в гостиницу, Росс разделся до рубашки и трусов, насыпал на стеклянный туалетный столик две полоски белого порошка и свернул двадцатифунтовую банкноту трубочкой.
— А как же твоя завтрашняя речь? — спросила Зоуи и сама поняла, как скучно это прозвучало.
— Ты слышала, чтобы я хоть раз плохо выступил? Ну же, давай немного развлечемся.
Зоуи устала. Вчера она допоздна работала, утром в девять уже была в парикмахерской, да еще эта кошмарная дорога. Она выдавила из себя улыбку:
— Давай.
Она уже сжимала кончик носа пальцами, с наслаждением ощущая прилив адреналина, когда раздался стук в дверь.
— Ага, — сказал, подмигнув, Росс.
У Зоуи внутри все сжалось. Росс пошел к двери, открыл ее, пробормотал несколько слов и потом вернулся со стройной и симпатичной темноволосой девушкой лет девятнадцати с длинными ногами в черных шелковых чулках и красных туфлях на высоком каблуке.
— Это… э-э… Как вы сказали…
— Хло, — сказала девушка и сняла свой отороченный искусственным мехом жакетик, под которым обнаружились крохотное алое платье, остроконечные грудки и двенадцатидюймовая талия. На шее у нее была черная бархотка, а на левом предплечье — маленькая татуировка. Росс оглядел ее сверху донизу, одобрительно сказал: «Прекрасно» и за руку подвел ее к Зоуи, которая торопливо наливала себе еще вина.
— Зоуи, познакомься с Хло. Хло, это Зоуи. Чудненько! — засмеялся он и спустил с плеча Хло бретельку, одновременно проводя рукой по бедру Зоуи. — А вот теперь можно как следует повеселиться.
