Раскаяться? За то, чего не делала? На долгую минуту я даже задумываюсь над тем, чтобы принять милостыню, но любая мысль о том, какое будущее меня будет ждать, прими я на себя клеймо шармуты, тревожит и толкает на безумство.
— Мне на за что раскаиваться.
Рык.
— Кус ом мак! (прим. автора — мат. ) — Он встряхивает меня, как набитую сеном куклу, а затем прижимается губами прямо к уху. — Твой язык тебя когда-нибудь убьет.
Тень еще сильнее сжимает меня в своих лапищах, и, кажется, я даже чувствую, как его трясет, а в местах, куда впиваются грубые пальцы, едва ли не трескается кожа. Если потребуется, без ножа разорвет и кости из меня вырвет голыми руками.
Почему так злится? Что ему до моей чистоты? Зачем вообще забрал, если так противна ему? Бросил бы ко всем своим подстилкам и дело с концом...
Но вместо этого он держит мое тело в плену и буквально испепеляет необъяснимой злостью. И я не знаю, почему он сдерживает себя. Будь на моем месте другая, наверное, давно бы приказал высечь ее плетью за подобные выходки. А со мной что?
Я ведь не один повод дала наказать себя. Терпит? Но зачем? Да и я была бы умнее, согласись на все, лишь бы гнева этого мужчины избежать, только я будто пью эту незаслуженную ненависть. И пусть даже я отравлюсь ею, зато не предам себя. А адреналин, мчащийся по моим венам, лишь подстегивает меня не сдаваться. Не останавливаться.
— Может, и убьет, — дыхание дается с трудом, — а может, поможет обрести свободу…
Хватаю ртом воздух и понимаю, что еще немного, и он лично отрежет мне язык за то, что дразню в нем зверя. И такого зверя я еще не встречала. Кажется, еще мгновение, и он вырвется из клетки, чтобы показать истинное лицо своего хозяина. В нем будто борются две сущности. И одной из них нравится то, что я не боюсь его. А может, и боюсь, просто гордость еще живая, а с ней и смелость моя глупая. И пока во мне есть место борьбе, никогда не склонюсь перед мужчиной, считающим меня грязной вещью. От несправедливости, свалившейся на мою голову, снова обида волной вздымается. Я не заслужила такого отношения! Ничто не дает ему права унижать меня. Ни ему, ни кому-либо другому. Всевышний знает о моей честности, я знаю. Если и умру, то с чистой совестью.
— Сколько тварей успело поиметь тебя? М? — ощущаю на задней поверхности шеи грубую ладонь, грозящую свернуть ее при первом же неверном ответе, но пока он лишь сминает, захватывая часть волос на затылке, одержимо как-то, и еще сильнее оскалом в щеку врезается. — Почему от осмотра отказалась? Хочешь, чтобы я проверил своим способом?
От невыносимой близости начинаю сходить с ума, гореть, будто брошенная в самое пекло пламени, это его тело так горит, чувствую даже сквозь одежду, которая есть только на нем. И с каждой секундой волна за волной меня накрывает этим жаром все больше и больше. Я упустила момент, когда все вышло за пределы разумного, и теперь этот зверь пугает меня иначе. К ненависти я привыкла, но тут что-то другое. Что-то странное. Тяжелое. Неизвестное. Зарождающееся где-то глубоко во мне. И самое страшное — я не могу понять причину этого тревожного ощущения.
Глухо выдыхаю, все также избегая встречи с его взглядом. А он не сводит своих глаз с меня. Чувствую. Это невозможно игнорировать.
Впервые Тень так терпеливо ждет моего ответа, только нет у меня сил говорить, я уже и не помню, что он спрашивал, разум предает. Оставляет один на один с чем-то ранее незнакомым мне.
В попытках не задохнуться в приближающемся безумии неосознанно кладу руки на крепкую мужскую грудь, но тут же одергиваю их, как от огня, способного в миг изуродовать мои нежные ладони. Но все заканчивается, когда Тень одним движением мощной руки перекрывает мне кислород.
Ну и пусть задушит, не хочу я жизни в этом дворце. Чужая здесь я. Не он, так Зарема или Зураб со свету сживут, а если и оставят в живых, то превратят мое существование в сущий ад. До сих пор угрожающие слова Зураба звучат в моей голове.
«Надеюсь, господин отдаст тебя мне, у меня для таких, как ты, есть клиенты».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
«С твоей красотой можно разбогатеть. Не вздумай пытаться забраться под кожу нашему господину. Потеряла ты это право».
А позже ко всему прочему присоединяются еще и проклятья Заремы. В итоге все угрозы, ранее сыплющиеся в мою сторону изо рта гадюк, превращаются в калейдоскоп эмоций, коварно затягивающих меня на самое дно. Правда, в следующее мгновение с того самого дна меня рывком достает голос дьявола, а вместе с ним в горящие легкие врывается глоток воздуха, отравленного запахом этого мужчины.
— Молчишь, когда я требую ответа, и говоришь, когда молчание могло бы стать твоим спасением, — усмехается злобно, опаляя ушную раковину, и проводит большим пальцем мне по горлу, пока я пытаюсь вернуться в реальность. — Как быстро ты пожалеешь о своей дерзости, глупое создание?
Я все так же прерывисто хватаю ртом воздух, отчаянно пытаясь подавить головокружение, которое лишь усиливается от частого дыхания, но каким-то чудом мне удается выдавить из себя хриплое:
— Ты злишься, потому что грязь не намерена подчиняться тебе?
Это последнее, что я говорю, прежде чем мои ноги отрываются от пола, и только хруст стекла под его обувью заглушает мой сорвавшийся с губ писк.
Я теряюсь в напоре этого мужчины. Он уничтожит меня. И я понимаю это слишком быстро...
Удерживая меня одной рукой в подвешенном состоянии, второй рукой он заходит на территорию, которую я желала разделить однажды лишь с одним. Зажмуриваюсь, когда, прижатая к его телу, я сталкиваюсь лопатками с холодной мраморной стеной, а грубые костяшки мужских пальцев касаются моего подрагивающегося от частого дыхания живота. И вновь утробное рычание оглушает где-то над макушкой. Его так много. Он повсюду.
Дрожа каждой клеточкой тела и кусая губы в кровь, я молюсь, чтобы этот мужчина не забыл о том, что я грязная, недостойная, и сейчас готова признаться во лжи, лишь бы только он убрал свои руки от моей кожи.
— Мой господин сам себе противоречит, — судорожно тараторю я все что не попадя, лишь бы помогло остановить его. — Если я грязь, зачем трогаешь?
— Мой господин, — повторяет мои слова. — Сколько лжи в твоих словах.
Внезапно большая ладонь накрывает мое лоно, и я распахиваю глаза, с ужасом цепляясь за широкие мужские плечи, прежде чем вижу то, что окончательно лишает меня дара речи. Его горящий чем-то опасным взгляд. Взгляд голодного зверя, которым он прямо сейчас подавляет меня.
— Сколько страха и непокорности в твоих глазах. Но твое тело.
Он обманчиво нежно обводит чувствительную точку там, где еще никто и никогда… трогает то, что до этой минуты не было осквернено. Даже я не осмеливалась испытать то, о чем говорили мои сверстницы. А сейчас вот так просто меня заставляет дрожать тот, кто вызывает ужас одним лишь взглядом и отвращение, когда открывает свой рот, оскорбляя меня. Я не должна так реагировать, не должна хотеть узнать, что ждёт меня дальше за этим нарастающим внизу напряжением, обжигающим подобно огненному шару, и только его голос отрезвляет меня от происходящего хаоса.
— Твое тело покоряется мне, чувствуешь? Чувствуешь, какая ты мокрая? Как бы ни просила, оно не слушает тебя, оно слушает мои пальцы, — и в доказательство своих слов Тень углубляет свои ласки, вынуждая сдаться стоном и выгнуться, позволив затвердевшим соскам потереться о грубую ткань его джалабии. — Твое тело способно на такое же предательство, как и твой язык. Только в отличие от последнего, — он кусает меня за мочку, выпуская из себя глухой звук, и я взвизгиваю, прежде чем снова слышу тяжелый мужской шепот, — твое тело не врет мне, моя маленькая шармута.
Шармута. Слово бьет по мне молнией, и я буквально вырываюсь из шокового оцепенения, упершись одной рукой в каменное плечо нависшей надо мной скалы.
— Нет… — задыхаясь, я нахожу в себе силы вцепиться в его руку. — Хватит… Не надо… Мне не нравится...
Внезапно мои руки попадают в плен и тут же оказываются прижаты к стене над моей головой. Мне даже приходится встать на носочки. Удерживая меня одной рукой в подвешенном состоянии, вторую Тень вновь запускает в мои волосы на затылке, рывком притягивая в горячую близость своих губ.
