– Не выходите из машины! – крикнул Павел, не оглядываясь. Он подошел к нападавшему, наклонился и посмотрел в его широко открытые глаза. Готов. Павел выпрямился и оглядел двор. В некоторых окнах он увидел перепуганные лица местных жителей. Конечно, кто-то из них сейчас вызовет милицию. Это хорошо. Но что-то было не так. Что-то беспокоило Павла. На периферии его сознания крутилась какая-то мысль, которую он никак не мог сформулировать. Что-то связанное с опасностью. Так, сосредоточься, парень. Ты охранник. В твоего шефа стреляли. Ты только что убил человека. Но сейчас все кончено.
Павел вдруг почувствовал, что его спина под рубашкой вмиг стала мокрой от пота. Он все еще не мог уловить мысль, которая была где-то рядом… он был как во сне. Тот момент, когда понимаешь, что это сон, и испытываешь облегчение, а потом вдруг видишь, что сон продолжается и ты никак не можешь проснуться.
– Нет, – сказал вдруг Павел.
Ничего не кончено.
Нападавший не один.
Жители вызовут милицию. У них будут проблемы из-за того, что они сейчас скроются с места преступления.
Плевать.
Павел убрал пистолет обратно в кобуру, подошел к машине, сел рядом с Железняком и закрыл дверь.
– Поехали отсюда, быстро! – сказал он водителю.
– Мы не можем, – сказал Железняк.
– Что? – не понял Павел. – Почему не можем?
Он поднял глаза на Железняка и увидел, что его лицо и костюм забрызганы кровью.
– Что с вами? Вы ранены? – спросил Павел, и тут он увидел, что водитель лежит головой на руле, а его правая рука неестественно загнута назад. Окровавленные пальцы на руке были чуть согнуты, и один из них – то ли безымянный, то ли средний, Павел их с детства путал, – чуть заметно дергался, как будто водитель пытался нажать на какую-то невидимую кнопку.
– Черт! – сказал Павел. Он вышел из машины, открыл переднюю дверь, встал коленом на пассажирское сиденье, схватил водителя под мышки и потянул на себя.
– Что ты делаешь? – заорал Железняк неожиданно высоким голосом. – Куда ты его тащишь?
– Заткнитесь! – рявкнул Павел. Водитель оказался тяжелым, его руки и ноги болтались, а куртка была скользкая от крови. Однако Павлу все-таки удалось перетащить его на соседнее сиденье. Он захлопнул дверь и пошел вокруг машины, собираясь сесть на водительское место.
В этот момент Железняк услышал негромкий скрип. Скрип-скрип. Он повернул голову влево и увидел ствол ружья. Ствол был прижат к стеклу и двигался слева направо. Он остановился прямо напротив головы Железняка. Банкир непроизвольно поднял руку, закрывая лицо, но, конечно, это было бесполезно. Грохнул выстрел, от которого вся машина вдруг вздрогнула. Как будто какое-то сильное и массивное животное с разбегу ударило ее в бок. Заряд дроби, выпущенный в упор, рассыпался по стеклу ровным кругом диаметром с тарелку. Пуленепробиваемое стекло вогнулось внутрь на два пальца, но выдержало.
Зато отдача от выстрела оказалась такой сильной, что стрелявшего отбросило назад на пару метров.
Павел вышел из-за машины и увидел мужчину в черной кожаной куртке. Он стоял на одном колене, мотал головой и пытался подняться, опираясь на ружье. Увидев Павла, он вскочил на ноги, швырнул в него ружье и кинулся наутек.
Павел открыл дверь машины. И увидел перекошенное от злобы лицо Железняка.
– Догони этого гаденыша! – сказал Железняк. – И убей.
– Хорошо, – сказал Павел.
– Убей его, ты меня понял? – крикнул Железняк. – Не вздумай оставить его в живых.
– Не выходите из машины, – сказал Павел, развернулся и побежал.
Черная куртка мелькнула на другой стороне двора и скрылась за гаражами. Павел в несколько прыжков преодолел расстояние до гаражей и остановился. Он был уверен, что киллер ждет его за углом. Он достал пистолет и, держа его перед собой, сделал шаг в сторону.
Никого.
– Черт!
Мужик в черной куртке удирал в сторону парка. Павел кинулся за ним.
Он пробежал через детскую площадку и выбежал на улицу. Черная куртка маячила впереди. У Павла сердце выскакивало из груди, он тяжело дышал. Расстояние между ним и нападавшим неуклонно увеличивалось.
– Беги, беги, – бормотал Павел. То ли себя подбадривал, то ли мужику в черной куртке подсказывал – не останавливайся, беги от меня, мне не хочется тебя убивать.
Нападавший был уже метрах в ста пятидесяти от Павла. Он оглянулся и посмотрел на Павла. Слишком далеко, чтобы разглядеть лицо.
Павел остановился и махнул рукой.
– Иди ты к черту, – сказал он. То ли мужику в черной куртке, то ли Железняку с его приказами.
Мужик в черной куртке перебежал дорогу и скрылся за кустами на обочине. Павел несколько секунд стоял и смотрел ему вслед.
Потом развернулся и пошел обратно в сторону новостроек.
На него оглядывались. Его лицо и руки были все в крови.
Глава 10
Андрей прошел мимо дома художников с тремя застекленными мансардами – по слухам, в одной из этих мансард днем и ночью бывший классик соцреализма Кузовков рисовал обнаженных красавиц. Напротив дома художников стояла обойная фабрика – Андрей когда-то писал про нее серию статей, когда в 90-е из-за фабрики началась настоящая война между двумя группировками рейдеров и она несколько раз переходила из рук в руки, пока рабочие продолжали рулон за рулоном выпускать страшные обои с зелеными узорами. Этими обоями были оклеены все съемные квартиры, в которых приходилось жить Андрею.
Андрей вышел к реке. Слева осталось кафе «Чайка», в котором его приятель диджей Чикатило, он же бывший рокер по кличке Рыба, проводил в середине девяностых убойные рейв-вечеринки. Сейчас Чикатило перестал отзываться на прежние клички, надел костюм, ездил на «Хонде Цивик» и издавал рекламную газету.
За «Чайкой» стоял остов заброшенного двенадцатиэтажного здания. Когда-то здесь хотели построить пятизвездочный отель для интуристов. Но когда построили здание, то ли оказалось, что земля заболочена и здание может в любую минуту рухнуть, то ли у организации, которая занималась строительством, кончились деньги – тут версии расходились. Так или иначе, стройка была заморожена, и двенадцатиэтажная махина так и осталась стоять над рекой.
Вход в здание был заварен железными листами, а окна на первом этаже забраны решетками, но если подойти поближе, было видно, что в одном месте прутья решетки перепилены и отогнуты в сторону – как раз чтобы можно было пролезть человеку. Под окном стоял деревянный ящик. Тут явно бывали люди.
Андрей встал на ящик, схватился за решетку, потянулся и заглянул внутрь. Темно. Пахнет сыростью. Андрей осторожно, чтобы не разорвать одежду, протиснулся между прутьями и встал на бетонный пол. Тут же поскользнулся и схватился за решетку, чтобы удержаться на ногах.
– Черт, – сказал он, и звук его голоса гулко отозвался в пустых стенах.
Весь пол комнаты, в которой он стоял, был покрыт кучками испражнений, пустыми бутылками, окурками и разорванными пачками из-под сигарет. Осторожно, чтобы не вляпаться, Андрей прошел между кучками и вышел в коридор. В коридоре лежал наполовину выпотрошенный бумажный мешок с цементом и стояло ведро, из которого торчали обгоревшие щепки – видимо, здесь кто-то разводил костер.
Андрей прошел по коридору к лестнице. Посмотрел наверх. Лестница была без перил, но все пролеты были на месте. Андрей пошел наверх. Повсюду он видел следы пребывания человека разумного – пустые бутылки, окурки, консервные банки, целлофановые пакеты, газеты.
Однако во всем здании не было ни одной живой души. Андрей не представлял, что он скажет, если встретит кого-нибудь из местных обитателей. Вряд ли чужака встретят здесь с распростертыми объятиями. Могут и ножичком пырнуть.
Плевать.
Андрей дошел до последнего, двенадцатого этажа и остановился, чтобы перевести дыхание. Коридоры уходили налево и направо. Андрей повернул направо. Он шел мимо ряда дверных проемов. Это были пустые комнаты с черными дырами вместо окон. Они все были одинаковые. Все равно, какую выбрать. Например, эту. Или нет, пусть будет следующая. Андрей вдруг разозлился. Он понял, что просто тянет время. И, не дойдя до конца коридора, он свернул в предпоследнюю комнату. Балконной двери в комнате не было, он вышел через дверной проем и встал на балконе. Перил или какого-то ограждения на балконе тоже не было, прямо под ногами была пропасть. Андрей посмотрел вниз, туда, где через секунду будет лежать его тело. Внизу была бетонная плита. Годится. Андрею хотелось, чтобы наверняка. Не хватало еще остаться инвалидом.
Андрей поднял глаза и увидел церковь на другом берегу. Это была церковь, в которой Андрей крестился. Про эту церковь Николай Рубцов написал «живу вблизи пустого храма». Он жил вон в том желтом доме. У него там была комната. И Андрей вдруг подумал, что Рубцов мог убивать себя – пьянством, неустроенной жизнью, нездоровыми отношениями, потому что у него была в запасе вечность. А у него никакой вечности нет. Через секунду после того, как он сделает шаг вниз, его мир прекратит свое существование. Его романы, изданные под псевдонимом, не обеспечат ему даже двух строчек в энциклопедии. Разве что в газете напишут – покончил с собой журналист Андрей Розанов.
