«Ко мне пришёл Амарсана…»
Ко мне пришёл Амарсана,
Потом позвал ко мне сына
Одиннадцатилетний сын
Весь, как былиночка один
Привёз отцу большой планшет
На Кубе что продуктов нет
Амарсана прилежно снял
И нам возмож. увидеть дал
Парни в жёлтых ботинках
Парни в жёлтых ботинках
Целеустремлённые и быстро идущие
Агрессивно шагающие вглубь,
Пронеслись!
Через полсотни лет они будут тихоходами
Помятыми и изуродованными жизнью
Мутные глаза. Никаких новостей. Хромают.
О Господи! Зачем ты поиздевался над парнями
В жёлтых ботинках?
Ну зачем? А, зачем?
«У меня был отец…»
У меня был отец,
Он уволился капитаном
Он меня разочаровал как-то
Сообщив, что никогда не любил Армию,
прослужив 30 лет, между прочим…
Как это можно армию не любить,
Вениамин Иваныч?
Просто нет твёрдых согласных
У меня есть твёрдые согласные. Я – Эдуард
ДРД
«Из ушедших из церкви в платочках…»
Из ушедших из церкви в платочках,
Я бы выделил маму и дочку…
Предрассудки. Иконы… Христос
Добрый друг, ты до них не дорос
До простых этих грубых икон
До апостолов, грузных как слон…
До простых человек, рыбаков
Прибежавших к Христу босяков
Сквозь ухмылку твою и мою
Этих рыб вижу я чешую
Был один среди них интелло…
Как с Иудой Христу повезло…
Из ушедших из церкви в платочках,
Я бы выделил маму и дочку…
«Спроси, когда бывают волки…»
Спроси, когда бывают волки?
Когда креститься не дай Бог?
После полива и прополки
Волшебный вырастет грибок…
Сельскохозяйственным работам
Нам предаваться ни к чему
Молиться бы солдатским ботам
Да пулемёту одному…
Придти к ножам, к штыку и к ножнам
Вертеть на пальце бы наган
А не давиться бы пирожным
Попавши девушки в капкан.
«Вчера львы едят зебру…»
Вчера львы едят зебру
Трое. Зебра лежит на спине
Ноги торчат как в модных чулках у зебры
и подрагивают. А брюхо съели. И доедают.
Своего рода изнасилование в крайнем виде.
Жрут от брюха. Видимо, потому что самое мягкое
Потом прилетают стервятники, доедают зебру
Последними прибывают муравьи.
«При рождении душа-точка разворачивается в человека…»
При рождении душа-точка разворачивается в человека
Расширяется в него (как Вселенная после Большого взрыва)
А при смерти душа сжимается в точку.
Чувствования от точки отключены, сознание
она тоже теряет, вместе с воспоминаниями.
У точки нет глаз, но она не слепа,
Что ей положено «видеть» – видит.
Тело остаётся как куколка гусеницы,
Временная оболочка, и собственно что с ним
будет да и чёрт с ним. Мирозданию не до тела.
«Исчезли блюдца снега у стволов…»
Исчезли блюдца снега у стволов.
Чернеет споро у двора пространство,
Весна вступает, словно Суворов,
Порой впадая в буйство или в пьянство
И голубых мундиров злой налёт
На Альпы и на молодую Вену
«Орлы!, кричит Суворов, Все вперёд!»
И шпагой указует им на стену…
«Они получают свои приговоры…»
Они получают свои приговоры,
Убийцы, мошенники, воры
И наркоманы, их шприцы в горсти
В вену вонзают, прости!
Они возвращаются в камеры к ночи
Один был механик, другой был рабочий,
Тот кто пожизненное заслужил
Как бы, считай, свою смерть получил…
Только оттянуто хмурую. В чаще
Словно бы льва в Беловежской пуще
Словно бы волка найдёт двухметрового
Страшного, чёрного, твёрдого, нового
Они получают свои приговоры
Судьи корявы, у судей проборы
Перхоть, потёртые рукава
Наша юстиция вечно права…
Были чернила, а стали – компьютеры
В мрачной судейской засохли их бутеры
С сыром. И с брынзой, или с колбасой.
Жёсткой – салями, и мягкой – простой
Rollton(а) жгучий искусственный суп
Падает в Rollton свалявшийся губ
Жутко воняет согбенный судья
Многих лишивший уже бытия…
«Я похож на обезьяну…»
Я похож на обезьяну
Руки-ноги из рубашки,
Нету Анны и Наташки,
Я похож на обезьяну…
Старый-старый и худой
Безобразный и костлявый
С обожжённой головой
Хорошо, что не двуглавый…
С головою обожжённой
Даже радиационной
Хиросимы словно внук
Измождённый как паук.
В саммит зимнего сезона
Где ж оно, то время оно,
На котором я пожух
Рот мой сух и стал я глух
И израильский Нидал
Меня дважды облучал
Я едва произношу
Хорошо ещё дышу
Я похож на обезьяну
Руки-ноги из рубашки,
Нету Анны и Наташки
И чешу я мою рану…
МЫ
Фифи едет на поезде из Хельсинки в Питер
Фифи читает, Фифи пьёт вино…
У неё на голове причёска – еврейская плетёная хала
Фифи – умная.
Только она поверхностная, любит романы о любви.
И она женщина.
Когда мы только познакомились (десять лет тому)
Она была страстной и стремительной девушкой
Сейчас она успокоилась
И не ходит, а величественно шествует
С халой на голове…
Это Фифи
А я командир и учёный…
Я человек жестокий и жёсткий.
Я болен смертельной болезнью
Я проектирую вдаль только на два месяца
Сижу, словно на мне мундир с эполетами.
Хожу, словно у меня маузер и сабля
Висят с меня
И мне больно жевать, я подрагиваю лицом
Был-был молодым, и вот сплыл. Вот нате…
Такова наша пара, можно сказать это мы…
У нас нет никаких планов
Никаких планов
Никаких планов…
«Нога на ногу сижу…»
Нога на ногу сижу
И на рощицу гляжу
Сколько мне осталось лет?
Как в загашнике конфет.
Сколько мне осталось дней?
Как в загашнике камней…
Посижу, да и уйду
Стул останется плетёный
Будет он стоять в саду
Как Ассанж приговорённый
