Наверху, этажом выше, хлопали двери - видимо, Сесси в поисках отца ходила из комнаты в комнату; раздавались возгласы удивления. Потом Сесси вбежала в комнату, кинулась к продавленному чемодану, обитому облезлым мехом, подняла крышку и, найдя его пустым, горестно всплеснула руками.
- Он, должно быть, пошел в цирк, сэр, - сказала она, испуганно озираясь. - Не знаю, зачем, но он, наверно, там. Я сию минуту приведу его. - Она убежала, как была, без шляпы, длинные, темные кудри, еще по-детски распущенные, падали ей на плечи.
- Что она говорит? - сказал мистер Грэдграйнд. - Сию минуту? Да ведь до балагана не меньше мили.
Прежде чем мистер Баундерби успел ответить, в дверях появился молодой человек и со словами: "Разрешите, господа!", не вынимая рук из карманов, вошел в комнату. Его бритое худое лицо отливало желтизной, тусклые черные волосы, разделенные прямым пробором," валиком лежали вокруг головы. Крепкие мускулистые ноги были несколько короче, нежели полагается при хорошем сложении, зато грудь и спина слишком раздались в ширину. На нем был камзол наездника, штаны в обтяжку, вокруг шеи шарф; от него пахло ламповым маслом, соломой, апельсинными корками, фуражом и опилками; больше всего он походил на диковинного кентавра *, составленного из конюшни и театра. Где начиналось одно и кончалось другое - определить с точностью не удалось бы никому. Молодой человек значился на сегодняшней афише как мистер И. У. Б. Чилдерс, несравненный мастер вольтижировки, Дикий Охотник Северо-американских прерий; в этом излюбленном публикой номере участвовал Мальчик с лицом старичка - он и сейчас сопровождал мистера Чилдерса, изображавший малютку сына, которого отец нянчил, перекинув через плечо вверх тормашками и придерживая за пятку или поставив макушкой на ладонь, что, видимо, соответствовало общепринятому мнению о том, каким способом Дикий Охотник должен выражать свое неистовое чадолюбие. При помощи накладных кудряшек, веночков, крылышек, белил и румян этот талантливый юноша превращался в столь прелестного купидона, что все женские - и особенно материнские - сердца в публике таяли от восторга; но вне арены, облаченный в куцую куртку, он скорее походил на жокея, тем более что голос у него был весьма густой и грубый.
- Разрешите, господа, - сказал мистер Чилдерс, оглядывая комнату. Если не ошибаюсь, вы желали видеть Джупа?
- Совершенно верно, - подтвердил мистер Грэдграйнд. - Его дочь пошла за ним, но мне некогда дожидаться. Поэтому я попрошу вас кое-что передать ему.
- Дело в том, любезный, - вмешался мистер Баундерби, - что такие люди, как мы, - не вам чета: мы знаем цену времени, а вы не знаете.
- Не имею чести знать вас, - отвечал мистер Чилдерс, смерив собеседника взглядом, - но если вы хотите сказать, что ваше время приносит вам больше денег, чем мое время - мне, то, по всей видимости, вы правы.
- И расставаться с ними вы небось тоже не любите, - проворчал Купидон.
- Ты молчи, Киддерминстер! - сказал мистер Чилдерс. (Киддермиистер было земное имя Купидона.)
- А зачем он явился сюда? Смеяться, глядя на нас? - сердито вскричал Киддерминстер, видимо не отличавшийся кротким нравом. - Если вы желаете посмеяться - купите билет и ступайте в цирк.
- Киддерминстер, - сказал мистер Чилдерс, повышая голос, - замолчи! Послушайте меня, сэр, - обратился он к мистеру Грэдграйнду. - Не знаю, известно вам или нет (быть может, вы редко посещаете наши представления), что в последнее время Джуп очень много мазал.
- Что он делал? - спросил мистер Грэдграйнд, взглядом взывая к могущественному Баундерби о помощи.
- Мазал.
- Четыре раза вчера принимался и ни одного флик-флака не вытянул, сказал юный Киддерминстер. - И на крутке подкачал, и в колесе.
- Словом, не сумел сделать, что нужно. Плохо прыгал и еще хуже кувыркался, - пояснил мистер Чилдерс.
- Вот что! - сказал мистер Грэдграйнд. - Это и значит "мазать"?
- Да, в общем и целом, это называется мазать, - отвечал мистер Чилдерс.
- Девять масел, Весельчак, мазать, флик-флак и крутка! Что вы скажете? - воскликнул Баундерби, хохоча во все горло. - Да, подходящая компания для человека, который своими силами залетел так высоко.
- А вы спуститесь пониже, - сказал Купидон. - О господи! Если вы сумели залететь так высоко, почему бы вам не спуститься немножко.
- Какой назойливый малый! - проговорил мистер Грэдграйнд, бросая на Купидона взгляд из-под насупленных бровей.
- К сожалению, мы вас не ждали, не то мы пригласили бы для вас вылощенного джентльмена, - ничуть не смущаясь, отпарировал Купидон. - Уж если вы так привередливы, надо было заказать его заранее. Для вас это пустяк. Все равно что по тугому пройтись.
- Что такое? Опять какая-нибудь дерзость? - спросил мистер Грэдграйнд, почти с отчаянием глядя на Купидона. - Что это значит пройтись по тугому?
- Довольно! Ступай отсюда, ступай! - крикнул мистер Чилдерс, выпроваживая своего юного друга с решительностью и проворством обитателя прерий. - Ничего особенного это не значит. Просто бывает туго или слабо натянутый канат. Вы что-то хотели передать Джупу?
- Да, да.
- По-моему, - сказал мистер Чилдерс, - вам это не удастся. Вы вообще-то его знаете?
- Ни разу в жизни не видел.
- Сомневаюсь, чтобы вы и впредь его увидели. Думаю, что он исчез.
- Вы хотите сказать, что он бросил свою дочь?
- Я хочу сказать, что он смылся, - кивнув головой, подтвердил мистер Чилдерс. - Вчера он обремизился и позавчера, и нынче опять обремизился. В последнее время он только и делал, что ремизился, вот и не выдержал.
- А зачем он... так много... ремизился? - запинаясь, спросил мистер Грэдграйнд.
- Гибкость теряет, поизносился, - сказал Чилдерс. - У ковра он еще годится, но этим не прокормишься.
- У ковра! - повторил Баундерби. - Опять начинается! Это еще что такое?
- Ну, в роли комика, если вам так больше нравится, - презрительно, через плечо, бросил мистер Чилдерс, отчего его длинные волосы взметнулись все разом. - И заметьте, сэр, Джупа мучил не самый провал, а то, что об этом знает его дочь.
- Прелестно! - вмешался мистер Баундерби. - Слышите, Грэдграйнд? Это прелестно. Он так любит свою дочь, что убежал от нее! Это просто перл! Ха-ха! Вот что я вам скажу, молодой человек: я не всегда был таким, каким вы меня видите. В этих делах я знаю толк. Представьте себе, моя мать бросила меня. Да, да, не удивляйтесь!
И. У. Б. Чилдерс не без колкости заметил, что ничего удивительного в этом не находит.
- Так вот, - сказал Баундерби. - Я родился в канаве, и моя мать бросила меня. Хвалю я ее за это? Нет. Может, я когда-нибудь хвалил ее за это? Отнюдь. Что мне сказать о ней? Скажу, что хуже нее не сыщешь женщины на всем свете, кроме разве моей пьянчуги бабушки. Я не из тех, кто гордится своим рождением, блюдет честь семьи - такими дурацкими фокусами я не занимаюсь. Я всегда говорю все, как есть, и про мать Джосайи Баундерби из Кокстауна говорю без утайки, как сказал бы про мать любого бездельника. И про этого негодяя так скажу. Бродяга он и мошенник, ежели хотите знать.
- А с чего вы взяли, что я хочу знать? - поворачиваясь к Баундерби, спросил мистер Чилдерс. - Я объясняю вашему другу, что произошло. Если вам не угодно слушать, можете подышать свежим воздухом. Я вижу, вы любите язык распускать. Советую вам распускать его в своем доме, - саркастически заметил Чилдерс, - а здесь лучше попридержите язык, пока вас не спрашивают. Уж какой-нибудь домишко у вас, вероятно, найдется?
- Пожалуй, найдется, - отвечал мистер Баундерби, громко смеясь и звеня монетами в кармане.
- Так вот, будьте любезны распускать язык у себя дома. А то этот наш дом не больно крепкий, боюсь, он вас не выдержит!
Еще раз смерив мистера Баундерби взглядом, Чилдерс решительно отвернулся от него, давая понять, что разговор с ним окончен, и сказал, опять обращаясь к мистеру Грэдграйнду:
- Час тому назад Джуп послал свою дочь в аптеку. Потом видели, как он вышел крадучись, надвинув шляпу на лоб, с узелком под мышкой. Она, конечно, никогда этому не поверит, но он ушел совсем, а ее бросил.
- Почему вы думаете, что она не поверит? - спросил мистер Грэдграйнд.
- Потому, что они души друг в друге не чаяли. Потому, что они были неразлучны. Потому, что до нынешнего дня он, казалось, только ею и жил. Чилдерс подошел к пустому чемодану и заглянул в него.
У мистера Чилдерса и мистера Киддерминстера была очень своеобразная походка: ноги они расставляли шире, чем простые смертные, и усиленно подчеркивали, что колени их утратили способность сгибаться. Такая походка отличала всю мужскую половину цирковой труппы и служила признаком постоянного пребывания в седле.
- Бедняжка Сесси! - сказал Чилдерс, поднимая голову от пустого чемодана и встряхивая пышной шевелюрой. - - Напрасно он не отдал ее в ученье. Теперь она осталась ни при чем.
- Такое мнение делает вам честь, - одобрительно сказал мистер Грэдграйнд. - Тем более, что сами вы ничему не учились.
