***
Он не только приготовил ужин, но и принес бутылку белого вина.
– Обычно я пью красное, – сказал я, пока он разливал вино по бокалам.
Он склонил голову, набросив на глаза челку. Дома было больше света, чем в ресторане, и я заметил в цвете его волос красноватый коричный оттенок. И поймал себя на желании узнать, может он и пахнет тоже корицей.
– Лапа, ты же не из тех заблудших душ, которые считают, что мерло подходит ко всему на свете? – спросил он сварливо.
– Ну, – запнулся я, покраснев, – обычно я покупаю кьянти.
Он понимающе мне улыбнулся.
– Поверь. Вионье – это намного лучше.
Не знаю, как насчет вина, но его заявление о том, что он великолепный повар, оказалось не пустым хвастовством. Ужин был потрясающим.
– Где ты научился так хорошо готовить? – спросил я, когда мы закончили.
Во время разговора у него была привычка порой опускать голову и прятать направленный на меня взгляд за своими длинными ресницами и каскадом волос.
– У меня масса свободного времени.
– Правда? – Я поколебался немного, не желая раскачивать лодку, но любопытство взяло верх, и я спросил: – Чем ты занимаешься?
Он закатил глаза.
– Прелесть, ты опять? Еще не надоело спрашивать?
– Надоест, как только ты мне ответишь.
Он неловко поерзал, перекладывая столовые приборы.
– По правде говоря, я, по сути, не занимаюсь ничем.
– Ты же должен где-то работать.
– С чего ты взял?
– У тебя явно имеются деньги…
– Да.
– …значит, каким-то образом ты их зарабатываешь.
– Нет.
Я подождал продолжения, однако через несколько секунд стало ясно, что вдаваться в подробности он не намерен.
– Уж не хочешь ли ты сказать, – произнес я медленно и с нарочитым скептицизмом, – что просто богат?
Он склонил голову набок, отбросив челку, и посмотрел на меня в упор с каким-то застенчивым и одновременно серьезным выражением на лице.
– Вообще-то хочу.
Я сам не знал, какого ответа ждал от него, но совершенно точно не такого.
– О, – глупо вымолвил я, потому что не представлял, что еще можно сказать.
– Лапа, я предпочитаю не сообщать об этом сходу. Мне довольно рано довелось выяснить, что многие хотят быть со мной только ради того, чтобы я оплачивал их счета.
Да уж. Можно себе представить.
– Ты что, выиграл в лотерею?
– Нет, – сказал он. – Унаследовал. Боюсь, все до ужаса банально. Мой отец располагал неприлично большой суммой денег, частично семейных, частично заработанных самостоятельно. За его плечами было несколько бездетных браков, и когда ему стукнуло пятьдесят пять, он, очевидно, задумался над тем, что не бессмертен, и решил обзавестись наследником. И выбрал себе жену. Ей было двадцать два, она была молодой и красивой, но не настолько яркой, чтобы его затмевать.
– Статусная жена? – спросил я, и он улыбнулся.
– Совершенно верно. Он, разумеется, заставил ее подписать брачный контракт и, как только наследник появился на свет, ушел от нее, назначив щедрое содержание. Она сейчас живет на Манхэттене.
– Этим наследником был ты?
– Именно так, прелесть. – Коул встал, и я, решив, что он уходит из-за стола, отодвинул стул и тоже поднялся. Но он, глядя на меня, остался стоять, где стоял, и я сел обратно. – Когда мне было пятнадцать, мой отец умер. Все его деньги легли на трастовый фонд. Чтобы получить их, мне пришлось выполнить ряд условий.
– Например?
Он начал идти вдоль стола мне навстречу.
– Например закончить престижный университет не меньше, чем на четверки. И согласиться продолжать поддерживать свою любящую мать. – По его тону я понял, что она какая угодно, только не любящая.
– Сколько же всего у тебя денег? – спросил я, когда он остановился у моего стула. Я знал, что невежливо задавать такие вопросы, но у меня было ощущение, что возражать он не станет.
– Точно не знаю. Ими занимается Честер. Но он все грозится выйти на пенсию, и я понятия не имею, что тогда буду делать.
– Ты не знаешь, сколько в точности у тебя денег?
– Не совсем. Я знаю, что их с избытком хватит на тот образ жизни, к которому я привык, и еще останется для наследника, которым я определенно никогда не обзаведусь.
Он сел верхом ко мне на колени, так что мы оказались лицом к лицу. Потом расстегнул мою рубашку и провел кончиками своих тонких пальцев по волосам на моей груди. Внезапно я напрочь потерял интерес к беседе. У него были красивые, чувственные губы, и я не мог отвести от них взгляд.
– Скажи, прелесть. Ты намерен обсуждать мой трастовый фонд всю ночь? – Он отбросил волосы с глаз и одарил меня порочной, сладострастной улыбкой, отдача от которой отправилась прямиком ко мне в пах. – Или ты готов перейти к десерту?
Я быстро выяснил, что ему не нравится целоваться в губы. Я, впрочем, не возражал. На его теле было достаточно мест, где поцелуи были ему приятны, поэтому на них я и сосредоточился. Оставляя за собой дорожку снятых вещей, мы перешли из гостиной в спальню. Я нашел презерватив и протянул ему.
– Как ты предпочитаешь? – спросил его я. – Я универсал.
Он отодвинул презерватив обратно.
– Я никогда не бываю сверху, прелесть. Жуть какое клише для парня вроде меня, да?
Я улыбнулся ему.
– Я не против.
У него было красивое и стройное тело. Он был всего на пару дюймов ниже меня, но подо мной ощущался маленьким и хрупким. Скоро, впрочем, я убедился, что это иллюзия. Он оказался очень пылким любовником.
На его теле совсем не было растительности, только подмышками. Даже пах у него был гладко выбрит. Его волосы были мягкими и шелковистыми и ничуть не пахли корицей. Они пахли клубникой. А сзади на шее у него было маленькое родимое пятно – прямо по центру, там, где кожа была на оттенок темней остального тела. Своей треугольной формой оно напоминало мне бабочку. Я поймал себя на том, что мои губы тянутся к ней снова и снова.
Когда все закончилось, он не остался лежать в моих объятьях и не пристроился рядом, а перебрался на вторую половину кровати и, не прикасаясь ко мне, расслабленно там раскинулся.
– Прелесть, ты ведь не отправишь меня посреди ночи домой?
– Нет. Оставайся.
– Я знал, что ты мне понравишься. – Если он и сказал что-то еще, то я не расслышал. Я уже засыпал.
***
Он еще спал, когда утром я ушел на свою обычную ежедневную пробежку, однако, вернувшись домой, я обнаружил его на кухне. Полностью одетый, но по-прежнему босиком, он жарил яичницу с беконом.
Не глядя на меня, он указал на горку грязной посуды в раковине.
– Я не убираю за собой, дорогой, но, если хочешь, могу попросить кого-нибудь, чтобы к тебе пришли и навели порядок.
– Ты серьезно?
– Конечно. Я плачу Розе вдвое за уборку того бардака, который устраиваю в домах у других людей.
– И часто это случается?
Он улыбнулся, но так и не посмотрел на меня, удерживая взгляд на беконе и яйцах, шипящих на плите.
– Не настолько часто, как ты, вероятно, думаешь.
– Я успею сходить до завтрака в душ?
– Если быстро.
К тому времени, как я собрался на работу, завтрак был уже на столе.
– Ты всегда готовишь на следующее утро? – спросил я.
– Смотря для кого.
– Для Джареда тоже готовил? – Я, понятно, не знал наверняка, были они с Джаредом когда-либо любовниками или нет, но мне было любопытно.
Он улыбнулся.
– Нашлось бы из чего – готовил бы. Он, по-моему, функционирует на одних крекерах с пивом.
Закончив, я поднял голову и увидел, что он за мной наблюдает.
– Не хочу показаться грубым, – виновато заговорил я, – но мне сегодня правда нужно работать. И скоро пора уходить.
– Я и не думал, что ты надел костюм ради меня, дорогой. Смотри, я могу уйти и оставить бардак на кухне тебе, либо могу подождать Розу и попросить ее закрыть потом дверь. На твой выбор.
