Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В семье Буниных, где началось образование Жуковского, да и в семье Юшковых, где оно продолжилось, подобные иноземные проходимцы не приживались. Конечно, попытки приставить всякого рода «немцев» к маленькому Василию делались, но он умел бороться с ними по-своему и в конце концов избавлялся.
В.В. Огарков так рассказал о попытке пригласить бестолкового и жестокого иноземца на роль учителя и об освобождении от него:
«К шестилетнему Васеньке Афанасий Иванович выписал из Москвы “немца”, которого вместе с воспитанником поместили во флигеле. Но этот первый опыт учения окончился неудачно. Немец оказался из породы вральманов и считал главными педагогическими пособиями розги, практикуя, кроме того, над воспитанником порою и тяжёлую пытку, весьма, впрочем, употребительную в учебном обиходе прошлого: ставил питомца голыми коленями на горох. Но любимец всего дома поднимал страшный крик при применениях этого воспитательного артикула, и “вральмана” быстро убрали. Опыты крёстного отца, Андрея Григорьевича, по части привития мальчику учёности тоже были не особенно удачны: Васенька вместо букв рисовал грифелем на доске, а также и мелом на полу и стенах разные фигуры и “рожи”. Мы упоминаем об этом обстоятельстве с целью указать, что ещё в раннем детстве Жуковский обнаружил талант к живописи и впоследствии, как известно, недурно рисовал; его акварели, а также и картины, писанные масляными красками, хранятся у его родственников и друзей».
Воспитание ребёнка должно быть национальным. Только тогда из него выйдет толк. Об этом не уставали писать многие выдающиеся русские педагоги, этому вопросу посвятил немало страниц в своих философских трудах выдающийся русский мыслитель Иван Александрович Ильин.
У Юшковых, в Туле, обстановка была спокойной, благоприятной для доброго воспитания детей. Там часто устраивались литературные вечера, на которых читали свои стихи известные в ту пору поэты, ну и, конечно, декламировали стихи дети. Бывал в гостях и знаменитый энциклопедист и мемуарист Андрей Тимофеевич Болотов.
Ставили в домашнем театре у Юшковых и спектакли. Вот тут-то и проявилась у юного Жуковского творческая жилка. Он написал трагедию «Камилл, или Освобожденный Рим» и драму «Павел и Виргиния». Сыграло роль то, что не вмешивались в воспитание иноземные «мудрецы», ведь один этакий «мудрец» из плеяды, описанной Лопиталем, лишил нас самых первых произведений Пушкина. Кстати, Лопиталь в бытность Императрицы Екатерины II великой княгиней доносил, что «великая княгиня любит чтение».
Пушкину с гувернёром не повезло – прочитав стихи, гувернёр, страдающий, мягко говоря, дефицитом серого мозгового вещества, как и большинство подобных «учителей», со знанием дела заявил юному гению, что они плохие. Пушкин тут же сжёг тетрадь со своими сочинениями.
Сочинения Жуковского никто не сжёг. Напротив, и трагедию, и драму поставили на домашней сцене.
Участвовали по мере сил в постановках все, в том числе и дети – и сам Жуковский и его племянницы Авдотья и Анна – дочери его крёстной Варвары Афанасьевны. Андрей Тимофеевич Болотов нередко был зрителем, а то и участником этих представлений. А о знакомстве с театральной жизнью семьи он отозвался так:
«…поехал я к г. Юшкову и застал у него концерт, какого никогда ещё не случалось мне слышать. Тут провёл я весь вечер и ужинал, и могу сказать, что весь сей день был один из приятнейших в моей жизни».
Итак, рос, учился и воспитывался Василий Андреевич в женской и девичьей среде. Это несло в себе определённые опасности. Огарков отмечал добрые моменты такого воспитания – мягкость, благородное отношение к прекрасному полу, ну и так далее. Но опасность была иной. Теперь учёные доказали эту опасность в научном плане, путём исследования хромосом. Не вдаваясь в подробности, скажем просто. Если девочки, играя постоянно с мальчишками, в мальчишек по объективным причинам превратиться не могут, то есть мужские начала не могут возобладать в них, то с мальчишками дело опаснее – девчонки способны верховодить в играх, наделяя мальчишек женскими началами. Недаром считается, что школы с раздельным обучением приоритетны.
Но я отвлёкся от темы повествования. Действительно, Жуковский рос в женском коллективе. И лишь когда ему исполнилось 14 лет, Мария Григорьевна Бунина отвезла его в Университетский благородный пансион.
Помогал в устройстве давний её знакомый директор Московского университета с 1796 по 1803 год Иван Петрович Тургенев (1752–1807). Он был действительным тайным советником, состоял в масонской ложе вместе с Новиковым.
Наконец-то мужской коллектив. Появились друзья из довольно известных семей России. В их числе сыновья директора Московского университета Александр и Андрей Тургеневы. Дружба с Александром Ивановичем Тургеневым (1784–1846) продолжалась до кончины Тургенева.
Тургенев был хорошо знаком с Пушкиным и многими друзьями Пушкина, в том числе и с князем Петром Андреевичем Вяземским. Он был в квартире Пушкина в траурные дни после дуэли, и он сопровождал гроб Пушкина в Михайловское.
Пушкинист Вадим Старк пишет: «И тот человек, который первым встречал Пушкина в Петербурге, Александр Иванович Тургенев, который помогал с определением в Лицей, (…) он же будет провожать траурный кортеж с телом Пушкина по просьбе Натальи Николаевны, а, точнее, даже по указанию Николая Первого, потому что она хотела, чтобы Данзас это сделал, но Николай Первый считал, что тот виновен, должен понести своё наказание и предложил, чтобы (кортеж провожал) Александр Иванович Тургенев. Вот так сомкнулось кольцо: тот, кто первым встречал Пушкина в Петербурге, провожает его в этот самый последний путь».
Были в числе университетских друзей Блудов, Дашков, Уваров и другие, впоследствии известные люди.
Именно в пансионе, где большое значение уделялось творчеству воспитанников, Жуковский в 1797 году написал «Мысли при гробнице». Эти мысли навеяло печальное дня него известие о смерти старшей сестры и крёстной Варвары Афанасьевны Юшковой.
А потом были опубликованы «Майское утро» (1797), «Добродетель» (1798), «Мир» (1800), «К Тибуллу» (1800), «К человеку» (1801) и другие. Тогда же попробовал свои силы и в переводе романа Коцебу «Мальчик у ручья» (Москва, 1801).
Вот, казалось бы, «Майское утро» – гимн Природе, её красотам:
БелорумянаВсходит заряИ разгоняетБлеском своимМрачную тьмуЧерныя нощи.(…)Грезы, мечтанья,Рой как пчелиный,Мчатся за ним.(…)Бабочка пестраВьётся, кружитсяИ лобызаетНежно цветки.(…)
И вдруг… Философские строки. Откуда, ведь идёт 1797 год, и Жуковскому всего 14 лет!
(…)Жизнь, друг мой, безднаСлёз и страданий…Счастлив стократТот, кто, достигнувМирного брега,Вечным спит сном.
Но вот 1795 год. Жуковскому 15 лет. И снова удивительные, не по возрасту серьёзные строки… «Добродетель»…
Под звёздным кровом тихой нощи,При свете бледныя луны,В тени ветвистых кипарисов,Брожу меж множества гробов.Повсюду зрю сооруженныБогаты памятники там,Порфиром, златом обложенны;Там мраморны столпы стоят.Обитель смерти там – покоя;Усопших прахи там лежат;Ничто их сна не прерывает;Ничто не грезится во сне…Но все ль так мирно почивают,И все ли так покойно спят?..Не монументы отличаютИ не блестяща пышность нас!Порфир надгробный не являетДушевных истинных красот.(…)
А далее… В пятнадцать лет Василий Жуковский уже понимал такое, что не под силу понять порой и в зрелом возрасте тем, кто видит смысл жизни в стяжательстве, в богатстве, в ложной славе.
(…)И медны рушатся врата.Падут и троны и начальства,Истлеет посох, как и скиптр;Венцы лавровые поблекнут,Трофеи гордые сгниют.(…)
И твёрдо заявлял в заключительных строфах стихотворения, что
(…) останутся нетленныОдни лишь добрые дела.Ничто не может их разрушить,Ничто не может их затмить.Пред богом нас они прославят,В одежду правды облекут;Тогда мы с радостью яви́мсяПред трон всемощного творца.О сколь священна, Добродетель,Должна ты быть для смертных всех!
1801 год. Жуковскому восемнадцать! И снова удивительные стихи. «К человеку!»
Ничтожный человек! что жизнь твоя? – Мгновенье.Взглянул на дневный луч – и нет тебя, пропал!Из тьмы небытия злой рок тебя призвалНа то лишь, чтоб предать в добычу разрушенья;Как быстра тень, мелькаешь ты!(…)Ты веселишь себя надеждой наслаждений:Их нет! их нет! Сей мир вертеп страданий, слёз;Ты с жизнию в него блаженства не принёс;Терзайся, рвись и будь игрою заблуждений,Влачи до гроба цепи зол!Так – в гробе лишь твоё спокойство и отрада;Могила – тихий сон; а жизнь – с бедами брань;Судьба – невидимый, бесчувственный тиран,Необоримая ко счастию преграда!Ничтожность страшный твой удел!
Жуковский показывает тщетность житейской суеты в сравнении с добрым и вечным, в сравнении с Природой, с Божественным бытием…
- Засекреченные линии метро Москвы в схемах, легендах, фактах - Матвей Гречко - Прочая документальная литература
- Приишимье - Борис Кузьменко - Прочая документальная литература
- Русская Швейцария - Михаил Шишкин - Прочая документальная литература