— В школе? — Она рассмеялась от неожиданности — слишком велик был контраст: загородный особняк с «тройками» (интересно, предусмотрено ли для желающих какое-нибудь ноу-хау вроде охоты на медведей со специально оснащенных БТРов?) — и новогодняя елка в актовом зале в обществе рано созревших десятиклассниц.
— Десятиклассницы будут дрыгаться на дискотеке, — успокоил ее Роман. — Нам с тобой там находиться совершенно не обязательно.
— А где же мы будем находиться? — светски поинтересовалась Майя. — В учительской? Там такие жесткие столы! Они наверняка оставляют ужасные синяки на бедрах…
— Там есть еще диван, — невозмутимо ответил он — Немного продавленный, и пружины кое-где вылезли наружу, но в общем и целом… А самое глав ное — я угощу тебя праздничным ужином и покажу свой музей. Ну, как?
Она вздохнула.
— Нахал ты, братец.
— Отлично. — Он повеселел. — Я заеду за тобой, так что будь готова.
Он будто точно знал, каков будет ответ.
Ощущение дежа-вю продолжалось, словно они и не расставались все эти годы: школа была расположена так, что Майя, выходя из института, по дороге к автобусной остановке волей-неволей проходила мимо, искоса поглядывая на красно-белый кирпичный рисунок на стене (стилизованная Спасская башня, мавзолей и надпись поверху: «За детство счастливое наше — спасибо, ро…я с…рана!»). А также на вечно гомонящую малышню у парадного подъезда, приземистые елочки и тонкорукие березки, особенно красивые в сентябрьском жарком золоте.
Сейчас, впрочем, елочки по самые макушки были укрыты сугробами, а на березовых ветках серебрился пушистый иней. Роман подрулил к воротам, заглушил мотор и вышел наружу.
— Значит, здесь ты и обосновался? — спросила Майя.
— Угу.
— Учительницы, поди, хорошенькие?
— Целый табун, прохода не дают. Всю дверь исписали любовными посланиями.
— Кошмар, — притворно ужаснулась она. — Как же ты в одиночку…
— Почему в одиночку? — возразил он, ступая на укатанную дорожку и слегка опираясь на палку. — Нас целых трое: я, директор и завхоз (семьдесят четыре года, но старикан боевой). Остальные, правда, женского пола, даже военрук и физкультурница. Есть еще четвертый — охранник у входа, но он не в счет.
— Почему не в счет? — заинтересовалась она.
— Сама увидишь.
В ярко освещенном вестибюле толкался празднично разодетый народ. Кто-то штурмом брал гардероб, где предсмертным воем исходила вахтерша, кто-то переодевался тут же, на длинных скамейках вдоль стен, горделиво демонстрируя друзьям карнавальный наряд. В толпе Майя увидела Анжелику в вожделенном костюме Домино: водолазка и узкие лосины в яркую черно-бело-красную клетку, пышное кружевное жабо вокруг шеи и белые перчатки на изящных кистях. Костюм был великолепен: если Лика в шитье была «ни бум-бум» (как и Ритка, избалованная богатеньким супругом), то Валя Савичева действительно заслуживала звание мастера. Вскоре Майя заметила и ее: девочка стояла у стены, дожидаясь, пока схлынет столпотворение у входа.
У нее было худенькое лицо со вздернутым носиком, бесцветные глаза и немного скошенные вперед передние зубы, по которым лет десять назад плакали металлические скобки (мама, трудившаяся на износ в своей «Пушинке», вовремя недоглядела). Одета она была демократично: в светло-голубой джемпер с широким воротом и джинсы, заправленные в меховые сапожки. За спиной висел тугой, как мячик, молодежный рюкзачок. Странно, но этот простенький наряд ей удивительно шел.
— А что же ты без костюма? — спросила Майя. Валя подняла голову и пожала плечами:
— У нас вечно так: сапожник без сапог. А вообще, шить на себя ужасно скучно. Вроде как самой себе писать открытки ко дню рождения.
Майя улыбнулась в ответ и, не удержавшись, взъерошила собеседнице волосы. Да, черные волосы — вот что, пожалуй, доминировало в Валином облике. Не просто черные, а черные, как воронье крыло, с синим отливом, густые и струящиеся вдоль спины, словно водопад, до самой поясницы. Мечта всех режиссеров и операторов, снимающих рекламу шампуней и бальзамов-ополаскивателей.
Меж тем Анжелика, стоя в отдалении, увидела их и приветственно помахала рукой. Валя ответила тем же и проговорила:
— Пусть уж лучше Келли… Она красивая, и костюм ей идет, правда?
— Правда, — с чувством ответила Майя. — Костюм просто сказочный.
— Вот видите. К тому же все и так знают, кто его шил. Так что мое честолюбие вполне удовлетворено. — Она помолчала. — В прошлом году я одной подружке помогала делать наряд Пиковой дамы. Так она выиграла на конкурсе главный приз — плейер с наушниками. И при всех отдала его мне, представляете?
— Хороший плейер?
Валя хмыкнула:
— Не знаю, она потом забрала его назад… А вы пришли с Романом Сергеевичем? Вы ведь друзья детства?
Майя кивнула, вполуха слушая шушуканье за спиной: перезрелые девицы обсуждали подружку своего учителя («А она ничего — и фигурка, и прикид».— «Ну, прикид-то, положим, я видала и покруче… Интересно, сколько ей лет?» — «Поди все тридцать, а то и тридцать три…» — «Пожилая, но еще на ногах». — «Ой, девки, а Галка-то из девятого „Б" — она же в Ромушку влюблена по уши!» — «Галка? Это страшилище?!»).
— А это тоже твое творение? — спросила Майя, выделив в толпе Снежинок, Снегурочек, фей, принцесс и павлинов, забавную Бабу Ягу в кроссовках, пестрой юбке и маске с крючковатым носом, спускающимся ниже подбородка, точно шланг противогаза.
Валя фыркнула:
— Ни ума, ни фантазии. В настоящем костюме должно что-то выделяться, какая-то яркая деталь. Все остальное служит фоном. А тут… Я непонятно объясняю, да?
— Наоборот, очень понятно. Похоже, ты и впрямь классный мастер.
— Наверное, — безразлично отозвалась она, по-прежнему наблюдая за лесной ведьмой. — Где-то я ее уже видела. Только не могу вспомнить, где именно… Здравствуйте, Роман Сергеевич!
— Здравствуй, Савичева. Ты видела Леру Кузнецову? Этот сорванец Гришка, похоже, все-таки увязался за ней.
— Гриша? — вспомнила Валя. — В костюме гнома, да?
— Я ему покажу гнома. Сказано было: дискотека для старших классов. А он в каком? Еще опять школу подожжет…
— Да он тихий, — заступилась она. — И потом, куда же Лерка без него? Все-таки младший брат.
— Тихий, — проворчал Роман больше для порядка. — Как неизвлекаемая мина…
Отвечая на многочисленные «Здрассьте», они вырвались из толпы, и дышать стало легче. Майя подошла к зеркалу, над которым висел весьма недурно выполненный плакат: сексапильная Снегурочка панибратски треплет за холку жутковатое страшилище с чешуйчатым телом — ну да, год Дракона по восточному календарю… Поправила прическу и очки, мимоходом подумав: а я еще ничего. Не первой свежести, конечно, и слепа, как летучая мышь, однако кожа упругая, грудь не обвисла, и талия где положено… И — одна («В тридцать три мужа нет — и не будет» — народная мудрость). То есть, конечно, не монашка: случались нечаянные связи разной продолжительности, но все заканчивались ничем. Бросала она, бросали ее (кольнуло одно из давних воспоминаний: ласковый шепот в темноте, ощущение прохладных простыней и чужих чутких пальцев, которые осторожно снимают с нее очки, потом касаются ее волос, потом расстегивают пуговицы на блузке, опускаясь все ниже, потом в дело вступают губы, немного влажные, насмешливые и причудливо изогнутые. У их обладателя было реликтовое имя Артур, и он тоже носил очки в тонкой черной оправе. Ложась в постель, он укладывал их на тумбочку вместе с Майиными, нарочно переплетая их дужками — так, что создавалось впечатление, будто и очки занимаются любовью…). Чего-то в тебе не хватает, подруга. Ощущения внутреннего огня, тайны, как, например, в этой чертовке Келли. Прекрасная дама в серебристой шали, хрустальным видением мелькнувшая в створке трельяжа, но не Роковая женщина. Не Дама Пик.
Между тем на нее кто-то смотрел. Взгляд был пристальный и отнюдь не дружеский и принадлежал не Роману: тот строго отчитывал какого-то взъерошенного юнца, по виду отпетого школьного хулигана. Более внимательно посмотрев вокруг, она быстро установила его источник. И изумилась про себя: надо же, как тесен мир…
Охранник в традиционном камуфляже, с выставленной напоказ рацией и кобурой, за долю секунды успел отвести глаза, но Майя уже засекла его белесую челку и направилась прямо к нему, призывно улыбаясь и чуть покачивая бедрами.
— Мы с вами, кажется, встречались раньше? — певуче произнесла она.
Охранник, стиснув зубы, проговорил в пространство:
— Вы ошиблись, дамочка. Я вас в первый раз вижу. И, надеюсь, в последний.
Она притворно удивилась:
— Ну как же. Вас ведь зовут Эдик? Чудесное имя. Помнится, вы так блестяще владели рукопашным боем — у меня до сих пор фантомные боли в нижней челюсти. За что же вас разжаловали? Не смогли справиться с инвалидом?
— Я этому инвалиду… — Злые, как у хорька, глаза Эдика метнулись к Роману и обратно. — Между прочим, я при исполнении. Будете приставать — вызову милицию.
