слоган был отражением ее фирменного стиля и присутствовал на всех обложках.
Ева не была так уверена в своем мастерстве, но она знала, что каждый раз работает над книгой, как самый настоящий маньяк. Она всегда и во всем сомневалась, искала лучшее решение, переписывала и переделывала каждую книгу по много раз. Она была дотошна и требовательна к себе – вот в этом у нее не было сомнений.
Перебрав в уме всю эту информацию, Ева поняла, что она в тупике. Никто не хотел проиграть. Это очевидно. И это никак не помогает понять, кто все это затеял.
Пошагав по комнате туда-сюда, Ева снова метнулась к доске и дописала возле Лалы Ли: «Азиат/слежка?»
Она нахмурилась. Способ убийства во всех трех случаях разный и выглядит как случайный выбор. Это не месть, не какой-то странный ритуал. Их просто ликвидировали первым попавшимся способом.
– Я, конечно, могу ошибаться, – Ева заговорила вслух, – но что-то мне подсказывает, что, если бы убивал кто-то из авторов, мы бы делали это более изобретательно. У нас, писателей, не бывает случайных элементов в тексте. Каждая мелочь имеет свой смысл.
Эта же мысль, пожалуй, также отметает страшную версию, что убийцей мог оказаться какой-то читатель. Уж если у человека настолько поехала крыша, что он дошел до реальных убийств, он бы заморочился чем-то более ритуальным. Слава богу, читатели невиновны! Для нее это было очевидно, хотя она руководствовалась в своих умозаключениях лишь законами жанра. Ева прикрыла глаза, почувствовав облегчение. Она сделала еще пару глотков кофе и впервые за долгие годы почувствовала, что ей хочется закурить.
– Выходит, что версия Ильи более реалистична. Так безыскусно убивать авторов могли только владельцы премии или издатели. Но чего они хотят? Шумихи вокруг премии? Не слишком ли дорогая цена? Чтобы победил кто-то конкретный? А где гарантия, что церемонию вообще не отменят в связи с такими трагическими событиями?
Ева включила мак и села в компьютерное кресло. Она открыла вкладку новостей и похолодела. Всюду пестрели заголовки, большинство из них были еще хуже и безвкуснее, чем те, что вчера придумывал Илья.
Похоже, платье можно не покупать. Вряд ли церемония состоится при таком раскладе.
Глава 4.
И все же, что-то не давало ей поверить в такую версию. Слишком дорого для пиара, если за убийствами стоят организаторы премии, да и кому нужен такой пиар? Сегодня, когда любое лишнее движение приводит к тому, что тебя просто «отменяют». Причем речь может идти не просто об отмене церемонии, а о полной отмене, которая лишает людей всего: статуса, денег и вообще каких-либо перспектив. К тому же не слишком ли много возни для победы, если за всем стоит издатель одного из авторов? Проще договориться, заплатить. Провести собственную премию, в конце концов!
– Кир, надо поговорить, – было ровно девять, когда Ева смогла позвонить ей.
Несмотря на дружеские отношения, Ева никогда не нарушала границ и не беспокоила своего редактора в неурочное время.
Ей было просто необходимо с кем-то все обсудить. Освободить голову от дурацких мыслей. Коллега приехала быстро – уже спустя сорок минут она стряхивала в прихожей дождь со своего плаща.
– Рассказывай, – Кира прошла на кухню и уже выбирала, какую кнопочку нажать на чудо-машине.
– Он там был?
– Твой корейский друг? Ага. Стоит чилит, как ни в чем не бывало.
Выбор сделан, машина затрещала.
Пока Кира ждала свой латте, Ева метнулась в кабинет за забытой там кружкой. Кофе в ней оставалось чуть больше половины, и она сделала то, что от чего у подруги глаза на лоб полезли: просто долила в нее горячей воды.
– Ты серьезно? – аккуратно прорисованная Кирина бровь взметнулась вверх.
– Пей свой латте, – буркнула Ева.
Кира продолжала осуждающе пялиться на нее.
– Ладно, я объясню! – не выдержала Ева. – Когда я работаю над книгой, то все время забываю про кружку, и кофе вечно остывает. Время от времени я даже грею его в микроволновке. Никто меня не понимает. А ведь в этом есть смысл! Мне так легче контролировать количество кофе, что я употребила в течение дня. Ведь, если каждый раз наливать свежий кофе, а потом, не допив его по рассеянности, делать другой, то легко сбиться со счета. А доливая горячую воду я пью ту же самую кружку! Понимаешь?
– Я, конечно, не психиатр, – хихинула Кира, – но попахивает ОКР1.
– Ясно, – сдалась Ева. – Никто меня не понимает. Но поговорить я хочу о другом. И вот тут я действительно сомневаюсь в своей адекватности.
– Говори.
– Судя по почерку, это не личный мотив. Убийце, или убийцам, все равно, как убивать своих жертв, им важен только результат.
– Похоже на то, – покачала головой Кира.
– А значит, это вряд ли кто-то из авторов или… – ей стало стыдно за то, что у нее была такая версия, – или читателей.
– Читатель-фанатик! Хорошая версия была, как я сама об этом не подумала?
– Да, эта мысль меня терзала какое-то время, но сейчас я понимаю, что это очень маловероятно.
– И-и-и…?
– И-и-и… насчет организаторов премии и издателей я тоже сильно сомневаюсь.
– Это тупик?
– Это тупик.
Ева покусала заусенец.
– Если только…
– Не томи!
– Если только мотив не является чем-то средним между личным и бизнесовым.
– Не понял, – Кира часто в шутку говорила о себе в мужском роде. Это осталось с тех времен, когда много лет назад она вела в ЖЖ страницу вымышленного мужского персонажа.
– Это может быть человек, для которого очень важно, чтобы премию получил кто-то конкретный. Но при этом человеку наплевать на репутацию самой премии, он не вхож в издательский бизнес вообще. И к писательству вряд ли имеет какое-то отношение.
Кира поморщилась.
– Что-то я не очень догоняю, куда ты клонишь, дорогая. Это очень размытое описание.
Ева беспомощно вздохнула.
– А-что-если-это-Илья?! – протараторила она на одном дыхании и тут же рефлекторно закрыла рот ладошкой.
Кира сглотнула и осторожно сказала:
– Продолжай.
– Иногда мне кажется, что он любит меня слишком сильно. Ну то есть нормально было бы любить меня чуточку меньше. Если смотреть на вещи реально. Я далеко не подарок, даже ты это знаешь. Плюс он постоянно твердит, что мир еще поймет, как ему со мной повезло. Что я единственная, кто вообще достоин этой и любой другой книжной премии. Как будто он немножечко…
– Одержим?
– Типа того.
Подруги отвели взгляд друг от друга. Будто эта мысль была какой-то постыдной.
– Мне больше некому было это сказать. Я даже самой себе боялась признаться. И уже тем более я
