Робин приказал принести печенья и вина, поскольку мистер Овербери проголодался, и мистер Овербери отметил про себя и богатые голубые с серебром ливреи лакеев, и драгоценную золотую тарелку, и тончайшей работы золотой кубок, и кувшин, в котором был подан великолепный фронтиньян[20]. Да, эта трапеза очень отличалась от их прежних северных пиршеств, когда они довольствовались пивом из оловянных кружек да овсяными лепешками на деревянных тарелках.
Они проговорили до самого вечера, и когда растаял свет мартовского дня, огромная, богато обставленная комната осветилась пламенем из огромного камина. Сначала они вспоминали Шотландию и свои первые встречи, потом мистер Овербери в присущей ему краткой, но согретой живыми деталями манере описал свои странствия. Наконец они подошли к невероятному повороту в судьбе Робина Карра, и мистер Овербери узнал все стадии возвышения, через которые прошел юный друг.
Как ни странно, повествование, милое и веселое в начале, к концу приобрело довольно грустный оттенок. Мистер Овербери понял, что эта романтическая повесть была чем-то омрачена. Мистер Овербери нелицеприятно высказал молодому человеку свое суждение и захотел узнать подробности.
Сэр Роберт тяжело вздохнул. Усталым жестом он потер лоб и, глядя в огонь, произнес:
— Мое положение завидно только на первый взгляд, да и то для людей недалеких. Себе же самому я кажусь лишь забавной игрушкой в руках могущественного господина, а такое положение недостойно мужчины. Я хорош, чтобы прогуливаться с королем, охотиться с ним, участвовать в его попойках. Он обнимает меня за плечи, ерошит мне волосы, словно я комнатная собачка, щиплет за щеки, словно я женщина. Он заваливает меня подарками — да ты и сам это видишь. У меня нет недостатка в деньгах. И королевский сын не мог бы жить приятнее. Именно потому глупцы завидуют мне, люди добрые, возможно, жалеют, но достойные презирают меня. В глазах Пемброка и Солсбери я вижу откровенное, ничем не прикрытое презрение; в глазах Саффолка и Нортгемптона я читаю то же самое, правда, эти господа ценят земные блага превыше всего и не выражают свои чувства столь явно. Они понимают, что могут извлечь из меня свою выгоду, и потому не выходят за рамки вежливости. Королева не удостаивает меня взглядом, более того, открыто насмехается, а принц Генри, который совершенно справедливо считается самым благородным молодым человеком Англии, следует примеру матери. Потому и все друзья принца, а у него много достойных друзей, настроены ко мне враждебно. Временами мне хочется бросить все и сбежать. Мне надоело такое отношение, но у моей усталости есть и другие причины. Король измучил меня вниманием. Ему постоянно требуется мое присутствие, он поглощает мое время целиком. Я не могу выбирать друзей, а сейчас он, например, дуется на меня, словно ревнивая жена, потому что я слишком открыто выказал свою радость при виде тебя. Господи, Том, порой эта ноша кажется невыносимой.
Глубоко расстроенный, Робин встал и, подойдя к камину, закрыл руками лицо.
Мистер Овербери молчал, потрясенный этим признанием.
— То, что я сказал тебе, Том, я не говорил никому, по правде, я и себе боялся признаться в этих чувствах. Считай, что я исповедовался перед тобой, как ревностный католик исповедуется своему духовнику. Мне необходимо было высказаться, чтобы сохранить душевное здоровье, те капли здравого смысла, что еще во мне остались. Это Господь направил тебя ко мне. Как хорошо, что ты приехал!
— Хорошо, но для чего? — удивился мистер Овербери.
— Ты можешь дать мне дельный совет.
Мистер Овербери вздохнул:
— Из того, что ты рассказал, я могу сделать вывод, что сердце уже подсказало тебе, как поступать.
Сэр Роберт со стоном повернулся к другу — тот сидел, глубоко задумавшись, оперев голову о сложенные под подбородком руки. Разговор принял оборот, отличный от того, какой ожидал мистер Овербери и на какой он, правду сказать, надеялся.
— Если бы я был нужен королю ради каких-либо важных дел, тогда все было бы по-другому!
— Ради важных дел? — переспросил мистер Овербери. Чувствительное ухо уловило бы в его голосе сомнение: разве подобный образ жизни предполагал какие-либо дела?
— Ну да, — пояснил сэр Роберт. — Если б я только мог приносить пользу, выполнять работу, по-настоящему служить стране! Если б я мог исполнять какой-то долг!
— А кто тебе мешает? Мне говорили, что ты многим оказываешь покровительство, что ты для многих испросил хорошие должности. Так почему бы не попросить для себя самого?
— Король самого невысокого мнения о моих способностях. Я неученый, я не очень хорош в латыни. — В голосе Робина звучала горечь.
— Латынь? — со смехом переспросил мистер Овербери. — А как, по-твоему, владеет латынью Том Говард, нынешний почетный ректор Кембриджского университета, помимо того он еще и лорд-камергер, а граф Саффолк? Ты можешь вершить большие дела и без всякой латыни.
— Король считает, что я и в делах не разбираюсь.
— Ну, это наживное. По-моему, Робин, ты себя недооцениваешь. Было бы желание, а путь к его осуществлению всегда можно отыскать.
— Для меня все не так просто, как было бы, например, для тебя. У тебя есть преимущества. Ты учился в Оксфорде и ты знаешь законы.
— Все, что я знаю, я почерпнул в книгах, а доступ к ним открыт для всех.
— Книги! С ними-то я знаком. Сам король был у меня учителем латыни. Но толку мало. И потому я то, что я есть. Я понимаю, — что каждый, кто ищет моего покровительства, чтобы через меня обратиться к его величеству, на голову выше меня. Когда на совещаниях Тайного совета обсуждаются важные вопросы, я сижу молча, как несмышленое дитя или слабая женщина. Вот вчера, например, речь шла об этом голландском деле, и я стыдился своего собственного невежества.
Мистер Овербери снисходительно улыбнулся:
— Да, да, а говорили другие, которые разбираются в вопросе ничуть не лучше тебя. Робин, ты должен постичь искусство, которому в книгах не учат, — искусство скрывать невежество. А невежество встречается куда чаще, чем ты полагаешь.
— Да я до такой степени ничего не понимал, что не смог бы и притвориться понимающим!
— В чем же заключалась проблема?
Сэр Роберт нетерпеливо передернул плечами: после всего того, что он поведал, вопрос показался ему неуместным. Тем не менее он вкратце описал ситуацию.
— Король очень нуждается в деньгах. Его долги составляют более миллиона фунтов, а новый налог, введенный Солсбери, оказался каплей в море.
— Ну, видишь! Ты достаточно разбираешься в делах.
— Я просто передаю то, что слышал вчера. И король, по-моему, обратился к Нидерландам, чтобы те выплатили восемьсот тысяч фунтов за услуги, оказанные им старой королевой во время их войны с Испанией. В качестве залога он удерживает города Флашинг, Брель[21] и… еще какой-то город.
— Раммекенс, — подсказал мистер Овербери.
— Да, да, Раммекенс; вот видишь, как хорошо ты это знаешь!
Мистер Овербери улыбнулся про себя. Сэр Роберт продолжал:
— Голландцы не могут заплатить, а королю нужны деньги, и он хотел бы продать города Филиппу Испанскому.
На этот раз мистер Овербери рассмеялся в открытую:
— И как отреагировали на эту неразумную идею советники его величества?
Сэр Роберт был потрясен легкостью, с которой мистер Овербери понял суть.
— Они проспорили от обеда до ужина — одни были за, другие против, но так и не пришли к решению.
Лицо мистера Овербери приняло странное выражение — хотя, возможно, в том была виновата игра света от пылавших в камине поленьев.
— А какие доводы приводили те, кто против? — спросил он.
— Такую продажу могут счесть предательством идеи протестантства, и это событие вызовет в Англии нежелательный резонанс. — И сэр Роберт вернулся к своим собственным проблемам, которые интересовали его куда больше. — Я сидел там, словно немой, неспособный произнести ни слова.
— А почему ты не можешь высказать собственное мнение?
— Потому что у меня нет необходимых сведений. И нет таких советников, с чьей помощью я мог бы его сформировать.
— Да, советники тоже ничего не знают! Зато они обладают другим ценным искусством — они отнюдь не смущаются своим незнанием. Ха-ха! Ты украшаешь других добродетелями, которых у них нет, но которыми, сам того не понимая, обладаешь ты. Это вполне в человеческой натуре, но так ты ничего не добьешься. Ты сказал, вопрос будет обсуждаться снова? Теперь слушай меня внимательно. Я недавно вернулся из Голландии, и то, что скажу сейчас, имеет под собой глубокие основания, в доказательствах не нуждающиеся. Воспользуйся моими знаниями. Пусть это будет твоим собственным мнением — только не произноси его, как хорошо затверженный урок.
После этого мистер Овербери медленно и подробно объяснил молодому человеку положение, которое занимают испанцы в Нидерландах в данный момент. Тот слушал, раскрыв рот.
