дом без денег моей семьи. Послушай, сладкий пирожок. Есть чёртова куча женщин, на которых я мог бы жениться, чтобы удовлетворить совет директоров, — это не совсем так. Большинство женщин с её прошлым бежали бы от меня за милю. А тут ещё этот дом. Он достался ей от брака с каким-то старым аристократом, и его фамилия тоже.
Если я женюсь на ней, и она возьмёт мою фамилию, я получу почётный титул аристократа по браку, и это поместье станет моим. Хотя бы на время. Где-то поблизости есть падчерица, но я возьму отсюда всё, что хочу, прежде чем она доберётся до него.
Этот дом сырой, депрессивный, и дерьмово старый, но у него удивительный потенциал. Он должен стоить целое состояние, и я уже заметил мебель, которая стоит больше, чем дома некоторых людей. Мне нужно только немного попользоваться этим местом, и я смогу пригласить сюда этих старых хмырей из правления, чтобы они постреляли рябчиков, и они будут лебезить у моих ног, пока я буду тихонько тянуть ковёр из-под них.8
Я не допускаю, чтобы это отразилось на моём лице и притворяюсь полностью безразличным.
— Причина, по которой я вообще здесь сижу — это услуга моему отцу. Он хочет, чтобы наши семьи договорились. Услуга за услугу, если хочешь. Вы даёте нам немного старого британского класса, которому вы якобы принадлежите, а мы даём вам немного наших новоиспечённых денег. Дело в том, что, если тебе это не нужно, я могу уйти в другое место. А ты можешь?
Её напряжённые плечи говорят мне, что нет.
Я сцепляю пальцы вместе, будто нахожусь глубоко в своих мыслях.
— Ну же, дорогая. Ты уже в возрасте. У тебя уже двое детей. Вышла замуж и овдовела. Вот если бы ты была редкой красавицей, тогда другое дело. Красота не знает возраста, и есть женщины за пятьдесят, которых я трахал и любил каждую минуту. Красота — это неопределимая и ценная вещь, и мы оба знаем, что ты ею не обладаешь, — может я и зашёл слишком далеко с этой гадостью, но я хочу посмотреть, что нужно, чтобы надавить на её кнопки. Её челюсть сжата, глаза сужены, но она не издаёт ни звука. — Ты явно средненькая и выглядишь хорошо только потому, что тратишь долг маленькой страны на поддержание своего потрёпанного фасада.
Всё ещё ничего. Я разрываюсь между неохотным чувством уважения и растущим нетерпением.
— Значит, так. Мы женимся. Мы разыграем это, а потом расстанемся, и ты получишь деньги. Никакого траха. Я не хочу тебя трахать. Ты оставишь меня в покое.
Она разражается жёстким смехом.
— Эта часть меня вполне устраивает. Ты думаешь, я хочу, чтобы эти пальцы касались любой части меня? Мой отец говорит, что татуировки есть только у моряков и преступников.
Звучит так, будто её отец всё ещё живёт в двадцатых годах, в эпоху Гэтсби.
— Я уверен, что видел несколько рок-звёзд и звёзд спорта с ними, но, опять же, я преступник, так что… — я ухмыляюсь и щёлкаю костяшками пальцев. Вот она, брешь в броне, которую я ищу. Она смотрит на мои руки и тяжело сглатывает. Когда она поднимает на меня свой взгляд, там появляется небольшой нервный трепет, и это поднимает мне настроение. Мне нравится пугать людей. У меня появляется странное чувство спокойствия, когда кто-то в моей власти. Я бы не сказал, что она напугана, не сейчас. Тем не менее, она более осторожна, чем была несколько минут назад. Мы движемся в верном направлении.
— Похоже, мы на одной волне, когда речь идёт о сексе, — она поднимает подбородок. Я вижу, как ложная бравада окрашивает её лицо, прежде чем она говорит дальше. Она покрывает её черты лица, как слой краски. — Ты мне противен, и я вполне довольна тем, что ты держишь свои грязные лапы подальше от меня. Однако на людях ты будешь прикасаться ко мне, как будто ты меня обожаешь. Мои друзья поверят, что это любовная связь. Только так это сработает. Тебе нужна репутация нашей фамилии? Тогда весь мир должен поверить, что это правда, и только если я сошла с ума и влюбилась в тебя по уши, они смогут хоть отдалённо представить, что кто-то моего статуса и положения может быть с таким… ничтожеством, как ты. Так что на людях мы будем выглядеть именно так.
— Вполне правдоподобно, — я ухмыляюсь ей и решаю не подмигивать, так как это будет слишком навязчиво. — Я действительно свожу дам с ума.
— Пожалуйста. Я только недавно поела. Не хочу, чтобы меня вырвало, — Иветта вздрагивает.
— Вести себя так, как будто мы нравимся друг другу. Я смогу это сделать. На людях я буду вести себя так, как будто я в восторге от тебя. Мы делаем это ровно один год, не два. Мне не нужно так много времени, чтобы разобраться с чёртовым правительством. Я не раздумываю так, как мой отец, который стал старше. В течение нескольких месяцев эти ублюдки будут либо на моей стороне, либо уйдут. Один год. Ни больше ни меньше. В тот момент я получу то, что хочу, а ты сможешь инициировать развод. Я сделаю это для тебя лёгким. Я начну спать с кем попало, — чёрт, я буду трахаться с кем попало с первого же дня.
Я ни за что не соглашусь сблизиться с Иветтой. Она мертва внутри. Обычно мне нравятся испорченные люди, но не похожи на неё. Она холодная и жёсткая, но и скучная. Совершенно фальшивая, и, если присмотреться, можно разглядеть её испорченную душу. Она похожа на портрет, который подправили, но под ним остались только потрескавшаяся краска и увядшая бумага.
— Нет, — Иветта поднимает руку, удивляя меня ожесточённостью своей реакции. — Ни в коем случае. Я не хочу, чтобы из меня делали дуру таким образом. Это будет взаимно. Мы разлюбили друг друга. Это была безумная ошибка. Мы были глупы, и наша любовь быстро перегорела.
Господи, как жалко. Её так сильно заботит, что думают люди. Но это работает на меня. Так я смогу контролировать её в течение следующего года. Пока что не стану разыгрывать свою партию. Если я соглашусь на этот безумный план, надену ей на палец кольцо, а потом использую её хрупкое эго, чтобы манипулировать
