Сгущаются сумерки. Корабль резко меняет курс. Теперь ветер в корму. 0.н приносит на мостик запах дыма от дизелей. Максимов поглядывает на командира дивизиона. По еле уловимым признакам определяет— тоже неспокойно на душе у комдива. То глубину запросит у штурмана, то спустится в рубку, посидит у радиопеленгатора. Вот провел комдив на карте тонкую линию, «прошагал» по ней циркулем-измерителем. , Где-то совсем уже недалеко должен быть берег.. Все моряки безошибочно, каким-то «нюхом» чувствуют его приближение...
На потертой, сложенной па 'маленьком столике вчетверо карте, линия курса проложена Ижболдиным несколько левее песчаной отмели. Лейтенант ставит над, этой линией,дробное число: вверху-—момент по часам, а, внизу — отсчет лага.
— До по-ворота осталось пять минут!,— докладывает он и тут же предупреждает сигнальщика:—Смот-
рите внимательно — справа по курсу должен открыться огонь поворотного буя...
— Ничего в этом киселе не разберешь, — проворчал вполголоса старшина 2 статьи. Он хотел было еще что-то добавить, но вдруг умолк. Лицо моряка вытянулось.
— Сигнал «веди»! — громко доложил сигнальщик.—Передан по линии с концевого корабля!
— Стоп машины! Удержаться на месте! — приказал командир дивизиона.
«Веди», «курс ведет к опасности» — так переводится этот сигнал на обычный язык.
— Уточните место корабля! Проверьте прокладку! — приказал комдив Максимову.
Корабль встал. Шевелилась на мачте антенна локатора. Шумели в штурманской рубке приборы. Измерял глубину эхолот, ловил какие-то ориентиры радиопеленгатор...
— Товарищ капитан 3 ранга, — обратился лейтенант к командиру дивизиона. — Ручаюсь за точность прокладки. Я двое суток не покидал мостика!
Голос молодого офицера сорвался. «Еще расплачется»,— мелькнуло у комдива. Но нет, взгляд воспаленных от бессонницы глаз был тверд.
— То, что вы не покидали мостик,—еще не доказательство точности прокладки, — сухо ответил комдив.— Запросите места у кораблей дивизиона.
Через несколько минут сигнальщик начал прини-. мать координаты: «Широта... Долгота...» Командир дивизиона сам наносил точки на карту. И все они, как назло, были несколько правее курса, проложенного Ижболдиным. Продолженные за этими точками линии 42
курсов сразу же упирались в злополучную песчаную отмель.
— Что вы теперь скажете, лейтенант? — спросил комдив, сделав ударение на слове «теперь».
— Я догадываюсь, какую они допустили ошибку, — заторопился, волнуясь, Ижболдин. — Полная вода была... Дул ветер одного направления...
Лейтенант восстанавливал в памяти события двух минувших дней, производил на листе бумаги расчеты по сложным формулам. Он торопился убедить командира дивизиона.
— Признаться, в душе я согласен с ним, —встал вдруг капитан 3 ранга Максимов: — Я пристально следил за прокладкой. Вот мое последнее определение, — офицер ткнул тупым концом измерителя в карту. — Оно почти совпадает с вашим, Ижболдин. И все-таки мы отвернем влево. Раз возникло сомнение у штурманов других кораблей — наш долг принять все меры предосторожности. А в базе, на разборе похода, установим, кто прав.
После возвращения из похода в уютный береговой кабинет явились все штурманы с картами. У комдива нанесена на прозрачную кальку точная прокладка за весь поход. Он поочередно накладывает ее на карты, и сразу же видны все отклонения от нормы. Прокладка Ижболдин а оказалась самой точной, самой безукоризненной.
— Поздравляем! — пожимают лейтенанту руку комдив и капитан 3 ранга Максимов.
Когда Ижболдин заканчивал штурманский факультет высшего военно-морского училища, он сам стал проситься на «малыши» — малые противолодочные корабли. Не на эсминец или сторожевик, где
штурманская рубка—целая лаборатория. Пытливый юноша, увлекавшийся математикой, физикой, теоретической механикой, любивший исследовать, изобретать, хотел начать службу именно на МПК с его небогатым, упрощенным штурманским оборудованием.
— Тем интереснее, тем больше простору для применения профессионального мастерства, — объяснял выпускник свое желание.
Просьбу его удовлетворили.
И вот лейтенант на корабле, который в небольшой шторм бросает, как щепку, так, что и прокладку порой вести невозможно. Плавать чаще всего приходится вблизи берегов, когда нет никакой необходимости браться за секстан и определять свое 'место астрономическим способом. Даже пеленговать радиомаяки незачем.
Но лейтенант Ижболднн, несмотря на шторм, при первой же возможности измеряет высоты светил, не упускает возможности уточнить место корабля с помощью радиопеленгов. Часто делает он это просто для практики. Особенно тщательно изучал лейтенант театр — зарисовывал приметные ориентиры, фотографировал их, пеленговал. Все это накапливалось в объемистом, любовно сделанном штурманском альбоме.
Многие штурманы, в особенности молодые, не задумываются подчас над своими ошибками. Получат счислимое или обсервованное место — продолжают курс. И вдруг через некоторое время оказывается, что прежнее место было ошибочным. Получается большая невязка. «Ну и что же? — рассуждают такие штурманы. — Опасностей поблизости не было, неточность не превышала нормативной, установленной прави-44 ла-ми штурманской службы. Зачем же ломать над ними голову?». А Ижболдин взял себе за правило: тщательно анализировать каждую ошибку. Он кропотливо исследует причины, порождающие неточности.
Вернулся как-то корабль из похода. Устал штурман, глаза слипаются. Но отдыхать рано: есть еще много неотложных дел. Лейтенант идет в штурманскую рубку и склоняется над столом. Все, казалось бы, учитывал правильно. Но раз появилась невязка почти в милю — значит, где-то допущен промах. Но где?
Ижболдин решает выяснить, какую ошибку могла дать неточная работа рулевого. Затем вычисляет, как могло повлиять на точность места изменение осадки,— ведь ветер был крепкий и облегченный корабль сносило больше, чем обычно. Проверяет еще раз правильность учета течения. В руках Ижболдина появляются то логарифмическая линейка, то циркуль и транспортир, то навигационные пособия. И, наконец, причина ясна: переоценено течение и недоучтет ветровой дрейф. Полученные выводы офицер записывает в тетрадь наблюдений. Уж если попадет он снова в тот самый район, ошибки не'будет!
Вызывая на соревнование своего друга Сиррима Мазитова, Ижболдин выдвинул одним из условий: во всех походах добиваться повышенной точности кораблевождения. В чем же сущность этого предложения?
Прошел, к примеру, корабль несколько десятков миль. Воздействовали на него встречные и попутные ветры, различные течения. Начинает штурман определять место. И дается ему при этом норматив, из-
вестная мера точности — место корабля он может определить с какой-то допустимой погрешностью. Но может ли штурман избежать этой ошибки или хотя бы уменьшить ее? «Да, может!» — доказывает Ижбол-ди'Н. Для этого нужно вести неутомимую работу: внимательно наблюдать, запоминать, анализировать.
Офицер-коммунист первым взял обязательство: водить корабль только с высокой точностью, перекрывать нормативы!
— Есть резерв в этом деле, — утверждал Ижбол-дин.—Добиваться отличной выучки моряков, от которых зависит точность кораблевождения: рулевых, ведущих корабль по заданному курсу, мотористов, выдерживающих нужное число оборотов машин. Штурманский электрик обязан обеспечить безотказную работу всех электронавигационных приборов, своевременно и без ошибок определять их поправки.
Штурману-противолодочнику часто приходится вести прокладку не только за себя. Трудится он и за «противника», прокладывает на карте его курсы, следит за его маневрами. Сложная это задача! Когда «красные» и «синие» возвращаются в базу, штурман подразделения старший лейтенант Панферин собирает у подводников, изображавших в море «противника», кальки их маневрирования. Начинается сравнение с прокладками, выполненными штурманами противолодочных кораблей за «противника».
Впервые, когда калька подводников легла на карту Йжболдина и все линии двух прокладок совпали, присутствовавшие при этом развели руками. «Вот это угадал!» — раздались возгласы. Но так повторилось и во второй раз, и в третий. Стало яоно, что не угадывает лейтенант курс лодки, ее скорость и 46 повороты, а определяет его с помощью очень точно произведенных наблюдений.
Первый год служит на корабле Том Константинович Ижболдин, но сейчас он уже один из лучших штурманов дивизиона.
— До сих пор,'—говорит командир корабля капитан 3 ранга Максимов, — я как-то считал, что первый год службы — это год неизбежных ошибок, промахов, на которых человек учится, набирается опыта. А вот служба Ижболдина убедила, что и на первом году офицер может зарекомендовать себя как вполне сложившийся специалист, заслуживающий не меньшего доверия, чем его маститые коллеги.
