Той же цели служили и планы подготовки покушения на комиссара иностранных, дел СССР Г.В. Чичерина, о которых 5 октября 1925 года сообщил Дьяконов.
О том, что наиболее воинственные организации белоэмигрантов готовились к осуществлению террористических акций, ОГПУ знало доподлинно. Еще на первой встрече с представителем советской разведки в Лондоне в мае 1924 года Дьяконов передал ему план работы Российского общевоинского союза (РОВС). В части, касающейся средств борьбы с Советами, этот документ предусматривал «террор, исключительно за границей, против советских чиновников, а также тех, кто ведет работу по развалу эмиграции». Для этой цели рекомендовалось создавать террористические группы — «тройки» и «пятерки», а также готовить боевиков-одиночек для убийства советских дипломатов за рубежом.
Информация о готовящемся покушении на Чичерина, поступившая осенью 1925 года, переводила слова в плоскость конкретных действий. Дьяконов получил эти сведения от генерала Нечволодова. От него же стало известно, что указания о проведении террористического акта против Чичерина поступили в местный (парижский) Союз галлиполийцев из Сербии, от Объединения офицерских организаций.
Весь проект держался в большом секрете. К Нечволодову обратились только потому, что знали его непримиримость и готовность на любые действия, а также в надежде заполучить деньги, которые предоставил ему на эти цели племянник, женатый на владелице модного парижского магазина Мадлен Вионнэ. Нечволодов обратился к Дьяконову с просьбой помочь в подыскании исполнителей и организации самого покушения. 4 октября он сообщил Дьяконову конкретные детали плана:
«1. Покушение осуществить только в том случае, если Чичерин приедет для лечения в Висбаден (в 1925 году Чичерин тяжедо заболел, — О.Ц.).
2. Выбор Висбадена определяется тем, что он во французской зоне оккупации и для поездки туда не надо получать визу, что для русских эмигрантов сейчас весьма затруднено.
3. В Висбадене действуют германские законы, по которым смертная казнь исключается.
4. Предполагается направить 3 самостоятельных исполнителей, которые совместно организуют покушение. Один — бывший капитан Щегловитов, племянник бывшего министра, уже участвовавший в боевых действиях против советской власти со стороны Польши. Два других пока не намечены.
5. Будут выбирать одиноких, чтобы в случае ареста не надо было обеспечивать семью. Главный из галлиполийцев в этом деле — генерал Репьев».
Естественно, обладая такой информацией о террористических намерениях белой эмиграции, советская разведка принимала меры к тому, чтобы они не могли быть реализованы. Были активизированы операции по проникновению в среду белоэмигрантов и разложению их боевых и политических организаций как в Европе, так и на Дальнем Востоке.
Наряду со сведениями о стратегических замыслах и конкретных действиях белоэмигрантов советская разведка получала значительное количество документальной информации о внешней политике Англии и оценках Форин Офисом положения в Европе, Персии и Китае во второй половине 20-х годов. Определить, хотя бы приблизительно, источники получения этих документов пока не удается. Примерно с 1924 года ИНО ОГПУ имело источник документальной информации в одном из британских посольств, но спектр проблем и география, перекрываемые имеющимися в делах документами, выходят за рамки возможностей такового. Например:
— телеграмма № 24 от 21.08.26 английского посла в Прибалтике Чемберлену об использовании затруднений Литвы в Мемеле для сближения ее с Польшей; № 315 от 6.09.26 — Чемберлен — Вогану по тому же вопросу;
— меморандум английского представителя при Лиге Наций Роберта Сесиля от 24.09.26 Чемберлену о беседе, с американским посланником в Швейцарии Гибсоном по вопросам морского разоружения;
— докладная записка Роберта Сесиля в Форин Офис от 27.09.26 о работе подкомиссии по разоружению на сессии Лиги Наций;
— меморандум Роберта Сесиля № 71 от 3.03.27 Чемберлену о беседе с Брианом и Полем Бонкуром о разоружении;
— меморандум-инструкция Чемберлена послу в Берлине сэру Р. Линдсею по поводу тактики Германии в отношении Локарно (без даты, докладывался советскому руководству 23.02.27);
— подборка переписки посла и верховного комиссара в Тегеране с Форин Офисом за 1926 год;
— меморандум британского посла в СССР Р. Ходжсона № 925 от 7.12.26 Чемберлену о визите руководителя профсоюза горняков А. Дж. Кука;
— доклады британского посла в Москве Р. Ходжсона № 919 от 16.12.26 и № 18 от 6.01.27 о 7-й пленарной сессии ИККИ;
— телеграмма Р. Ходжсона № 67 от 22.01.27 в ответ на телеграмму Форин Офиса № 6 от 19.01.27 о тревоге в СССР по поводу военной интервенции;
— серия документов о положении в Китае, основывающихся на Личных впечатлениях английских генконсулов в Шанхае, Мукдене и Ханькоу, направленных послом Лэмпсоном за № 935 от 31.12.26 Чемберлену;
— подборка документов по вопросу об отношении Франции и Бельгии к Германии: телеграммы посла во Франции Крю № 1497 от 8.07.27 и № 1639 от 27.07.27; телеграммы посла в Брюсселе Грэхэма № 552 от 9.07.27 и № 735 от 22.09.27; телеграммы Нетчбул-Хоченсена из Брюсселя № 559 от 12.07.27 и № 569 от 14.07.27 — Чемберлену;
Интерес к английской политике в Китае, который, как следует из отчета Красной, проявляла советская разведка, был весьма злободневным. Борьба различных силовых группировок, вылившаяся в гражданскую войну в этой крупнейшей азиатской стране, поставила к началу 1927 года «китайский вопрос» в центр англо-советских отношений. Судьба Китая была небезразлична Советскому Союзу, который хотел иметь самую протяженную в Азии границу безопасной и делал ставку на антизападное национальнореволюционное движение, но она была так же небезразлична и Великобритании, и Франции, и другим странам, имевшим в Китае значительные финансовопромышленные интересы, угрозу которым представляли как раз те силы, которые поддерживал СССР. На фоне начавшейся стабилизации обстановки в Европе, некоторого оживления англо-советской торговли Китай превратился в то самое яблоко раздора, которое, после аферы с «письмом Зиновьева» в 1924 году, грозило, наряду с обвинениями СССР в Ведении анти-британской пропаганды, породить новый кризис в англо-советских отношениях.
Ретроспективный обзор положения в Китае глазами британских дипломатов содержится в меморандуме Форин Офиса «Внешняя политика Правительства Его Величества», датированном 5 апреля 1928 года и предназначенном для рассмотрения кабинетом. Этот 44-страничный (в русском переводе) меморандум был получен ИНО ОГПУ и доложен советскому руководству 7 августа 1928 года.
Давая общую оценку «советской угрозе», Форин Офис в параграфе 42 заявлял:
«По всей вероятности, Россия в течение ряда лет будет не в состоянии вести крупномасштабную войну за пределами Советского Союза. Опасность, исходящая из России (помимо ее упорной антибританской пропаганды), состоит в постепенном усилении ее влияния в сферах, которые способны затрагивать британские интересы».
Касаясь «сфер, способных затрагивать британские интересы», Форин Офис давал следующую оценку развития ситуации в Китае:
«Начиная с 1911 года в Китае наступил период гражданской войны — борьбы между Севером и Югом, между либеральными (гоминьдан) и консервативными группировками, межу соперничающими друг с другом военными начальниками и гражданскими лицами, интриги которых, по-видимому, не базировались на каких-либо принципах или патриотизме».
Изменения в отношениях между Китаем и иностранными державами, по мнению Форин Офиса, произошли в результате вмешательства России, которая в 1925 году начала активную поддержку Народной китайской армии на Севере и гоминьдана — на Юге. Гоминьдан характеризовался Форин Офисом как «левое крыло», близкое к коммунистам и русским. В то же время существовали силы, именуемые «правым крылом», антикоммунистическим и антирусским по своей направленности, которое «не противилось установлению дружественных отношений с Великобританией». Ярким проявлением антибританских чувств явились нападения на концессию в Ханькоу и генконсульство Великобритании в Нанкине. Для защиты концессии в Шанхай были направлены английские войска. Однако Британия была не готова к крупномасштабной операции, и в меморандуме это объясняется следующим образом:
«Русское вмешательство и помощь изменили соотношение сил борющихся сторон. В борьбу, происходящую в Китае, оно внесло элемент ожесточения и экстремизма, которых до сего времени в ней не наблюдалось. Вместе с тем оно способствовало усилению враждебности по отношению к Великобритании до такой степени, что в другой стране, не столь своеобразной, как Китай, это неминуемо привело бы к войне. Положение, сложившееся в результате бойкота Кантоном Гонконга, может быть охарактеризовано как нечто, напоминающее одностороннюю войну, в которой Великобритания отказалась принять брошенный ей вызов. Такой образ действий Англии определялся тем, что при современном аморфном состоянии Китая было бы невозможно избрать пункт для нанесения решительного удара. Втянувшись в эту ни с чем не сравнимую войну, Англия лишь сыграла бы на руку России, как на Дальнем Востоке, так и у себя дома».
