— Да ничего…
— Нет, я хотела сказать, что не надо этого говорить такому, как вы. Уверенному в себе. Вы ведь, наверное, так это называете. Свое бахвальство. Вас, кажется, никакие сомнения не мучают, как Эрика.
— Я заговорил об этом только потому, что вы начали чистить эти башмаки.
— А что тут такого? Вам что, не нравится смотреть, как я это делаю?
— Да нет… я ведь уже сказал, что мне все равно.
Я увидел, что она плачет. И ушел, пока ничего не началось.
* * *
Второй пробный матч показался мне легче первого. Главное, мне незачем было особенно надрываться: один идиот каждый раз вырывался из схватки вслепую, а мяч держал кое-как. Мне нужно было только встать у него на дороге — он никогда не смотрел, куда несется. Подставишь плечо ему под челюсть, и он валится, как кукла. Я даже сосчитал, сколько раз он так хлопался. Четырнадцать. У него на лице живого места не осталось. В пятнадцатый раз его унесли с поля. До чего же можно одуреть! Значит, я могу хорошо играть в защите.
Джонсон меня злил. Сам не знаю, почему я больше не мог видеть, как он торчит на фоне Бэттли. Я не торопился вылезать из бассейна, потом еще дольше одевался, но он все равно меня дождался. Ему показалось, что я себе что-то повредил, и его беспокойство разозлило меня еще больше.
— Мы уже уезжаем. Я не думал, что ты будешь меня ждать, — сказал я.
— Мне только хотелось узнать, как ты себя чувствуешь, Артур. — Он оглядывал меня с ног до головы, проверяя, действительно ли я цел и невредим.
— Куда ты собираешься? — Я старался скрыть раздражение.
Он пожал плечами, но, когда я взялся за поручень, чтобы вскочить в автобус, он схватил меня за руку.
— Автобус еще не уходит, — сказал он. — Пойдем выпьем чаю.
— Они ждут только меня. Ребята хотят вернуться в город. — Я кивнул на озадаченные лица за стеклами автобуса. Все устали, у всех что-нибудь болело, всем хотелось скорее уехать.
— А ты придешь сегодня в «Короля»?
— Не могу.
— Не можешь?
— Я уже договорился.
Джонсон начал догадываться, в чем дело.
Он подсунул под кепку сивую прядь, которая вечно выбивалась наружу.
— Когда же я теперь тебя увижу? — Он хмуро посмотрел на меня из-под кепки, как он думал, с упреком, но взгляд получился просто ошарашенным. — Ты только скажи когда, Артур. Ты меня знаешь. Я буду на месте.
Я вошел в автобус.
— Если не увидимся раньше, — крикнул он, — встретимся в Примстоуне! Это уж наверняка. Я буду обязательно. После тренировки. Вечером, во вторник.
Когда автобус отъехал, я помахал рукой и пригнулся посмотреть, как он это принял. Джонсон стоял один посреди замусоренной площадки. Ветер крутил программки. Поле было похоже на грязную серо-зеленую тряпку. Джонсон изо всех сил махал рукой.
— Старик спрашивал, нельзя ли ему с нами, — сказал из-за моего плеча тренер. — Да ты сам знаешь. Пустишь одного, а за ним все полезут.
— Ну и хорошо, Дикки. От него трудно отвязаться.
Я почувствовал, что Джонсону следовало держать свою старость при себе.
— Тогда все в порядке, Арт. — Он хлопнул меня по спине, и мы сели.
Автобус несся сквозь сгущавшиеся сумерки назад в город. На небе догорал закат, голые известковые холмы стали лиловыми.
Устроившись сзади, мы вшестером играли в карты. Я проиграл три фунта и немного мелочи.
Когда я вернулся, было уже почти двенадцать и в доме не светилось ни одно окно. Я тихонько постучал. Через минуту я услышал на лестнице ее шаги. В коридоре зажегся свет, и она отперла дверь. Когда я вошел, она не сказала ни слова. Заперев дверь, она начала подниматься наверх.
— Простите, что так поздно, — сказал я.
— Ничего.
— Вот и хорошо, что ничего.
Она была в пальто, накинутом на ночную рубашку, и терла руки от холода.
— Вы пьяны, — она говорила спокойно и остановилась там, где ступеньки уходили в темноту.
— Разве вы не хотите спросить меня, как прошел матч в Бэттли?
— Вы до сих пор играли?
— Как сказать? Мы поздно вернулись назад. Я ходил на танцы вместе с другими ребятами.
— Я не знала, что вы так любите танцевать.
— А я не люблю. Не очень люблю. Просто иногда мы заходим в «Мекку».
— И вам там нравится?
— Ничего.
Я старался говорить равнодушно. И так уже мне пришлось прислониться к стене, чтобы легче было смотреть на нее снизу вверх.
— Вы пьяны! — сказала она. — Вы явились сюда пьяным!
— Ну и что? Вы же мне не мать и не… и вообще никто. Чего вы на меня рычите? А я вот хочу называть вас солнышком… Валерия.
Она уже начала подниматься по лестнице. Но тут обернулась, как будто не расслышала, что я сказал.
— Солнышко, — повторил я и рыгнул.
Она метнулась вверх, и я услышал, как захлопнулась ее дверь.
Джонсон ждал в туннеле рядом с раздевалкой, так что мне некуда было деться. Весь вечер он простоял у боковой линии: следил за тренировкой и, как всегда, ободряюще махал мне рукой.
— Это что, твой отец или дядя? — спросил один из игроков, с которым мы вместе уходили с поля.
— Нет. Просто он мне устроил здесь пробу.
— Старые соседи? Хорошо, что удалось. — Он подмигнул, хлопнул меня по плечу и ушел, жуя резинку.
— Ты был сегодня в хорошей форме, Артур, — сказал Джонсон. — Как ты себя чувствуешь после той субботы? — Он вглядывался мне в лицо, чтобы угадать, в каком я настроении.
— Ничего, привыкаю, — сказал я и почувствовал, что стараюсь его ободрить.
— Это правильно, сынок, это правильно. — Он всеми силами пытался уловить хоть подобие дружеской ноты в моем голосе. — Главное — заниматься регулярно, в этом все дело. Тренироваться и опять тренироваться. Тут уж, Артур, не переборщишь. Понимаешь? Иначе ничего не добьешься. А так все пойдет как по маслу. — Теперь он обшаривал меня взглядом, боясь пропустить какую-нибудь перемену, которая могла произойти, пока мы не виделись. — Много хороших игроков погубили себя… по-настоящему погубили, потому что им лень было тренироваться. Понимаешь? Раза два подряд сыграют с блеском и уже решают, что тренировки им не нужны. Некоторым это ударяет в голову. Расхаживают с таким видом, будто они бог знает что такое… — Он все уговаривал меня и уговаривал, а его старое усталое тело дергалось и подпрыгивало из-за того, что он силился не отстать, пока мы шли к автобусу. — Я все думал, почему бы нам не зайти к тебе, — сказал он достаточно громко, чтобы его услышал другой игрок, жевавший резинку. — Мы можем захватить рыбы и жареного картофеля. Твоей миссис Хэммонд ни о чем не надо будет беспокоиться. Я буду рад еще раз с ней повидаться.
Я посмотрел на него, не понимая, с чего это ему захотелось еще раз с ней повидаться. Она-то зачем ему понадобилась?
— Сегодня она занята, папаша. И последнее время она обижается, если приносишь что-нибудь, не предупредив. Она любит, чтобы ей говорили заранее.
— Мы же не доставим ей никаких хлопот. Посидим все вместе. Устроим маленькую вечеринку. Захватим пива и немножко портера. Она ведь пьет портер? Пьет?
— Как-нибудь в другой раз. Она сейчас очень нервничает. И всю ту неделю нервничала. Давай как-нибудь в другой раз.
Я сказал это очень решительно, но, когда мы сели на десятый автобус, он, как маленький, начал снова:
— Не понимаю, что тут плохого.
— Что тебе вдруг так приспичило? — спросил я.
— Приспичило? Мы ведь теперь с тобой как-то связаны. А мне показалось, что в тот раз я ей не понравился. — Он посмотрел на меня, надеясь услышать правду.
— Она просто не очень любит, когда в дом приходят люди, вот и все.
— Все-таки я ей не понравился.
— Не в том дело. Это все из-за камина. Угля мы много потратили, черт бы его побрал. А может, еще что-нибудь. Она очень обидчивая.
Перед мостом автобус проехал несколько улиц с приземистыми одноэтажными домишками. Черные хибарки стояли, кое-как приткнутые к земле высокими дымоходными трубами. На берегу лежала баржа — глупое ленивое животное, широко разинувшее пустую пасть трюма, и ребятишки съезжали вниз по палубе, как с горы. У угольной пристани стояли два самосвала, дожидаясь утра. Городские огни один за другим тонули в реке, сливаясь в тонкую дрожащую струйку.
— Тебе нравится там жить? — спросил Джонсон.
— Нравится? Мне все равно. Да и дешево. А что?
— Мне, знаешь, показалось, что она… ну, странная, что ли. На лице такое выражение, словно она не в себе. Что это за башмаки стояли у камина? Не твои? Нет?
— Это башмаки ее мужа. Из-за этого она и не в себе. Его не так давно убило на заводе Уивера.
Но Джонсону все было мало. Он что-то говорил, как ее жалко. Только это еще больше сбило его с толку. Он уже совсем не понимал, почему я живу у миссис Хэммонд. Честно говоря, я тоже. Я просидел с ним час в «Короле Вильгельме».
