чуть не отправил Джеймисона на тот свет. Упал с твоего корабля и раздавил бы насмерть, если бы не Триста. Она пустила в ход свою магию. Буквально.
Он указал на часы в форме бриллианта, украшавшие пиджак Дьюи. У того вытянулось лицо.
– Прошу прощения, Джеймисон.
– Ничего страшного, – заверил я. – На мне ни царапинки, спасибо вашей сестре.
– Но пиджак безнадежно испорчен. – Он скинул свой, оставшись в темном жилете и жемчужно-белой рубашке. – Вот. Возьмите мой.
Я отступил на шаг:
– В этом нет необходимости.
– Возьмите. Я настаиваю. Это самое малое, что я могу сделать.
Не успел я еще раз отказаться, как вспыхнул свет и зал внизу взорвался аплодисментами. Дьюи накинул пиджак мне на руки:
– Заберу завтра.
– Право же, я не хочу…
Не слушая меня, он шагнул к портьерам.
– Сейчас будет выступать Лакс Ревелль. Я хочу посмотреть из партера, глазами обычных зрителей. Триста, встретимся после спектакля?
Сестра помахала ему, и Дьюи ушел.
– Лакс – это та самая девушка с афиши? – спросил я у Роджера, доставая из нагрудного кармана погубленного пиджака мамину брошку.
– Единственная и неповторимая. – Он помог мне надеть пиджак Дьюи. – Черный цвет тебе очень идет.
– Мой пиджак тоже был черным.
– Ну хорошо. Значит, тебе очень идут дорогие вещи.
Да, такой роскоши мне носить не доводилось.
– Вот только у меня такое ощущение, будто из этого пиджака я уже вырос.
Середину сцены озарил луч прожектора. Роджер соскочил с перил и уселся в кресло.
– А вот и мой папочка. Джеймо, пожалуйста, не снимай пиджак. Если старик увидит, что его самый почетный гость отчалил, то свалит всю вину на меня.
По сцене вразвалочку прошелся человек огромного роста. Костюм в тонкую полоску туго натянулся на бочкообразном торсе, рукава заканчивались парой голодных волчьих морд, грозивших сожрать его толстые ручищи. Лицо было скрыто под слоем белой пудры, щеки ярко нарумянены, рот пылал алой краской. То ли клоун, то ли монстр.
– Добро пожаловать, несносные вы мои! – густым басом прогудел дядюшка Вольф.
– А я бы сказал, – в унисон с отцом прошептал Роджер, – с возвращением.
Глава 3
Лакс
Сверкая переливающимся маникюром, я поднималась под купол по грубой веревочной лестнице. Дядя Вольф уже начал разогревать публику. Через несколько минут мой выход.
– А вот и наша прима! – провозгласила тетя Кэролин. Остальные артисты собрались внизу, у веревочной лестницы.
– Ну что, Лакс, пришло время и тебе поработать? Настал твой час?
– Да она за час заработает нам больше, чем ты за целую ночь!
Знали бы они о наших трудностях с шампанским, не веселились бы так. Может быть, Нана в кои-то веки умудрилась сохранить секрет? Было бы славно.
– Вы только посмотрите на этот зад! – не унималась тетя Кэролин. – Да на нем одном состояние сделать можно!
– А это что еще такое? Седой волосок?
– Где? У нее на голове или где пониже?
Черт бы их всех побрал. Моя семейка не способна сохранять серьезность.
– Стыд и позор, что не ходишь с нами в Дом веселья, – продолжала тетя Кэролин. – За одну ночь с ледяной принцессой мы бы заработали целый мешок драгоценных камней.
Они твердили мне это уже много лет, считая, что я слишком задираю нос, раз не желаю зарабатывать себе на жизнь в Доме веселья, как делали все остальные. Дядя Вольф не раз говорил им, что это его решение: он хочет сберечь «ценнейший бриллиант» для самых почетных гостей. Однако родичи продолжали дразнить меня за то, что я шла спать, когда для них работа только начиналась.
Но сегодня им меня не пронять.
– Рано веселитесь, – крикнула я с высоты. – У меня нынче будет клиент.
Тетушкины губы растянулись в дьявольской ухмылке:
– Да не может быть!
Я пожала плечами:
– Ну не могу же я уступить тебе всю славу.
Их шутки и смешки потонули в гулком голосе дяди Вольфа. Будь моя мама жива, она сейчас была бы здесь, среди сестер, и сияла от гордости. А может, поджидала бы меня на мостике, чтобы повторить совет, который я слышала от нее всю свою жизнь: «Вытягивай из камня ровно столько магической силы, сколько нужно, чтобы иллюзия казалась правдоподобной. Медленно и постепенно. И не прикасайся к клиенту даже пальцем – каким бы он ни был красавчиком, работай не телом, а магией».
Поднявшись под самый купол, я обернулась. Вот они все передо мной – танцоры и клоуны, жонглеры факелами и канатоходцы, укротители и гибкие, как змея, акробаты. Ни одна семья на планете не сравнится с нашей. Нет на свете ничего – ровным счетом ничего – лучше, чем носить фамилию Ревелль.
Нана прижала руки к сердцу, а потом протянула их ко мне.
– Девочка моя милая, собери побольше камушков.
– Сделаю, как ты меня учила. – Я послала ей воздушный поцелуй. Ради нее я бы соблазнила хоть сотню Хроносов.
Когда я ступила на отправной мостик трапеции, сердце уже с трудом помещалось в груди.
Главными звездами заключительного номера были мы – Колетт, Милли и я. «Трио на трапеции». Мы придумали себе это звучное название еще в детстве, когда, лежа в кроватях, мечтали о будущем. Тогда нас ничто не разделяло. У нас не было секретов друг от друга.
Но четыре года назад дядя Вольф назначил примой меня. Первой звездой Большого шатра была тетя Аделин, наш Черный Опал, и всегда считалось, что Колетт пойдет по маминым стопам. Она готовилась к этому всю свою жизнь, всегда была на шаг впереди и меня, и Милли. А когда наши матери погибли, взяла на себя наше обучение. Колетт заслуживала этот титул. И если бы я не обнаружила в себе иные таинственные магические способности, если бы дядя Вольф не помог мне превратить их в секретное оружие, примой стала бы она. А не я.
Естественно, после такого решения отца Колетт пришла в отчаяние. Однако наша дружба распалась не из-за этого. Виновата была я, потому что годами пряталась в кабинете у дяди Вольфа, пока мои кузины весело разгуливали по Ночной стороне. Я не хотела рисковать – ведь любой встречный эдвардианец мог узнать о моих способностях, поэтому я вежливо отклоняла их приглашения и постепенно превращалась в ленивую избалованную звездочку. Ледяную принцессу.
В конце концов они перестали звать меня с собой.
Когда я появилась на верхней ступеньке лестницы, Милли смеялась над какими-то словами Колетт, и я невольно восхитилась ее пышной фигурой в ладно сидящем трико – в то время как моя плоская грудь могла сойти за гладильную доску. Милли унаследовала от Наны не только роскошные формы, но и неугасаемую сияющую улыбку. Мама, обучая меня танцам, советовала брать пример с Милли: «Публика любит счастливых девушек».
Заметив меня, Милли приподняла идеально изогнутую бровь:
– Ты и правда собираешься сегодня поработать в Доме веселья?
– Да.
Я окунула ладони в мешок с мелом и стряхнула излишки.
– Вот уж новость так новость! Правда, Колетт?
– Потрясающе. – Колетт, не отрывая взгляда от зеркальца, подправляла помаду на губах. – Три минуты до первого прыжка.
Нас снова окутало привычное гнетущее молчание. В былые времена мы не умолкали ни на минуту – нам всегда было что рассказать друг другу. А сейчас мы научились мастерски вести вежливые беседы.
– Какие у нас красивые новые трико, – предложила я тему для обсуждения. При нашем скудном бюджете семья могла позволить только новый костюм для меня, но Колетт сумела перешить старую униформу гимнастов для себя и Милли.
Милли разгладила серебристую сверкающую парчу:
– В светлых тонах я выгляжу довольно блекло, но, сама знаешь, для Колетт главное – представить себя в самом выгодном свете.
Светлая ткань ничуть не портила блондинку Милли, однако на Колетт действительно смотрелась гораздо эффектнее: рядом с ее теплой коричневой кожей серебряные искры переливались, будто звездные лучи. Высокая прическа с множеством косичек подчеркивала острые скулы, а искусственные самоцветы, мерцавшие в уголках широко распахнутых глаз, делали взгляд еще выразительнее.
Милли поправила трико, приподняв пышную грудь.
– Дядя Вольф уже назначил тебе первого клиента? Или им станет тот, кто больше заплатит?
– Назначил. – Я села, вытянула ноги перед
