Теперь у меня никого нет.
У меня даже нет моей подруги Саши. У меня был шанс уйти с ней и драконами, и я осталась, хотя и ненавижу это.
Однако это был не выбор. Не совсем. Иногда вам приходится делать то, что вы считаете правильным, а не то, что безопаснее.
Но я не могу думать об этом прямо сейчас. Я могу подробнее остановиться на этом позже. Пришло время расплачиваться. Я знаю, как благодарят в банде кочевников, даже когда Бойда нет, поэтому достаю из сумки пару батончиков гранолы и предлагаю их старине Джерри в качестве платы за швы. Его обветренное лицо озаряется, и он лучезарно улыбается мне, его улыбка полна пробелов. Джерри — самый милый в этой банде кочевников. Он по-прежнему кровожадный убийца, но иногда в нем чувствуется намек на отеческое отношение. Иногда.
Он хватает батончики и указывает на мою голову.
— Разорвешь эти швы, придешь ко мне снова.
— Я так и сделаю. Но сейчас, я думаю, мне лучше вернуться к работе. — Я поглаживаю бинты на голове, чувствуя себя немного Франкенштейном. По крайней мере, это поможет мне избежать нежелательного внимания. Я перекидываю рюкзак через плечо, затем направляюсь обратно к двери маленького здания, которое Джерри оборудовал под свой лазарет.
В тот момент, когда я выхожу на улицу, волна дыма бьет мне в лицо. Я кашляю, но это вызывает ударную волну боли в моей раскалывающейся голове, поэтому я морщусь и стараюсь не вдыхать затхлый воздух. Несмотря на то, что прошло много часов с тех пор, как драконы покинули наш лагерь, это место все еще находится в руинах. Повсюду царит хаос. Здания дымятся, другие поблизости полностью разрушены. Когда Дах и его приятель пришли спасать Сашу, они не дурачились. Эта часть старого города разгромлена. Все покрыто пеплом, и я вижу неподалеку мертвое тело, лежащее лицом вниз. На самом деле, повсюду мертвецы, и я слышала от старого Джерри, что Азар потерял около половины своих людей во время вчерашнего рейда. Это плохо для меня, потому что в ближайшее время он будет по-настоящему взбешен, а поскольку я его личный шеф-повар, я не смогу спрятаться.
Но я рада, что Саша и Дах ушли целыми и невредимыми.
Я не буду думать ни о Бойде, ни о том факте, что он мертв. Я просто снова начну плакать, а этот кусок дерьма не стоит слез. Я даже не скучаю по нему. Не совсем. Я думаю, мне просто… грустно из-за прошлого. Он был моей последней ниточкой, связывающей меня с этим. Бойд был единственным членом моей семьи, который пережил Разлом. Он был единственным человеком до того, как все превратилось в дерьмо.
Теперь я по-настоящему одинока.
Но я не могу думать об этом. Если я это сделаю, я расстроюсь, а эмоциональная Эмма — это мертвая Эмма.
Вместо этого я изучаю окрестности. Старый отель в основном цел, но одна сторона здания обуглилась. Несколько окон разбито, и еще больше из них покрыто сажей, но в целом могло быть и хуже. Несколько других зданий все еще горят, и несколько кочевников мечутся вокруг, пытаясь спасти то, что могут, или убирая свои мотоциклы с пути пламени. Азар стоит рядом с ними, похожий на недовольное привидение. Я вздрагиваю при виде него и крадусь ко входу в отель.
Последнее, чего я сейчас хочу, — это внимания Азара. Он наверняка в крайне раздражительном настроении, и он достаточно пугает меня, когда он нормальный. Я не хочу думать о нем, когда он в ярости. Я никогда не видела, чтобы он на кого-то поднимал руку, но все равно он пугает меня до чертиков. В нем есть что-то совершенно неестественное, как бы он ни старался это скрыть.
Это его драконья сторона. И если он хоть в чем-то похож на Зора или Даха, я не хочу знакомиться с его плохой стороной.
Я толкаю двойные двери отеля и вместо того, чтобы направиться на кухню, сворачиваю в боковой коридор, ведущий к месту, где когда-то был крытый бассейн. Я думаю о драконах. И я думаю о Зоре. Я думаю о том, в какой ловушке мы оказались. Слова предупреждения Саши звенят у меня в ушах.
Эмма, есть только один способ сделать дракона не сумасшедшим. Ты знаешь как.
О боже. Я либо самая большая идиотка в мире, либо… ну, нет, просто самая большая идиотка. Здесь нет никаких «или». Конечно, я знаю, как сделать дракона не сумасшедшим. Мне не очень нравится эта мысль, но…
Но я должна сделать то, что считаю правильным, а все это не кажется правильным.
Некоторое время назад Саша намекнула мне, что у них с Дахом не было настоящей «связи», пока она не стала его девушкой. Она скрывала всю эту историю с «мысленным» общением так долго, как только могла, потому что не была уверена, можно ли мне доверять. И эта ментальная связь, как она дала мне понять, возникла только после того, как они связались. Я могу сложить два и два вместе. Каким-то образом дракон должен заявить на нее сексуальные права, чтобы установить связь с ее разумом.
Вот как можно сделать дракона не сумасшедшим.
Одна мысль об этом выводит меня из себя, но у меня мало вариантов.
Я протискиваюсь в зону крытого бассейна. Комната здесь огромная, и поскольку кондиционеры ушли в прошлое, в ней также чертовски душно. Окна грязные, но в основном целые, а комната распахнута настежь и просторна. Сам бассейн пуст, как гигантская бетонная ванна. В центре бассейна, прикованный цепью ко дну, лежит мужчина.
Зор.
Просто глядя на него, понимаешь, что он определенно не человек. Сейчас его глаза черны как ночь, а оскаленные зубы, которыми он сверкает, — это острые клыки. Все его неуклюжее тело покрыто тем же чешуйчатым узором, что и у Даха, дракона Саши. Его руки и ноги раскинуты в стороны и удерживаются наручниками. Он едва может пошевелиться, и я знаю, что он, должно быть, в агонии. Конечно, цепи сконструированы таким образом, что он не может менять формы. В тот момент, когда он попытается измениться обратно, он обезглавит себя или оборвет крылья — или и то, и другое. Азар не хочет рисковать. Ужасного вида приспособление вокруг его головы и шеи выглядит чрезмерно болезненным, и мне не нравится думать о колючих предметах, впивающихся в его золотистую спину. Я сомневаюсь, что он сможет устроиться поудобнее, и это заставляет мое сердце болеть.
Я стала причиной этого.
Он почуял меня и пошел искать. Это моя вина, что он здесь. Я несу ответственность.
Словно прочитав мои мысли, Зор пристально смотрит на меня. Я закрываю глаза, когда он начинает бороться со своими оковами, потому что мне от этого больно.
По одной проблеме за раз.
Неподалеку на складном стуле сидит один из кочевников. Он держит в руках свою штурмовую винтовку и бросает на меня странный взгляд, когда я вхожу. Курт охраняет тюрьму человека-дракона.
Я вхожу в бассейн и показываю рукой за спину, как будто в этом нет ничего особенного.
— Привет, Курт. Азару нужно больше добровольцев, чтобы потушить пожар в одной из хозяйственных построек. Он сказал мне прийти сюда и понаблюдать за драконом, так как я сейчас никуда не гожусь. — Я указываю на свою массивную повязку на голове и морщусь. Думаю, этот удар по голове — отличная легенда для прикрытия.
Курт чешет свой толстый живот и стонет, как будто ему больно.
— Черт. Почему я должен выполнять всю ручную работу?
Я выдавливаю кроткое «Извини» и беру пистолет, который он мне протягивает. Он ругается себе под нос и вылетает за дверь, немного быстрее, чем я когда-либо видела, чтобы двигалась его толстая задница. Никому не нравится заставлять Азара ждать.
Я провожаю его взглядом, пока он не уходит, а затем закрываю двойные стеклянные двери, ведущие к бассейну, и запираю их за собой. Каждый засов захлопывается с такой силой, что мое сердце учащенно колотится. Если меня кто-нибудь найдет, мне крышка. Но я должна это сделать. Я должна сделать этот выбор. Покончив с этим, я кладу пистолет, срываю повязку с головы и, насколько могу, распушаю волосы вокруг болезненной раны. Я не хочу выглядеть инвалидом, что, наверное, довольно глупо.
Я не думаю, что Зору будет дело до этого.
Я хватаюсь за металлическую лестницу, ведущую в бассейн, и спускаюсь на дно. За последние несколько дней я делала это несколько раз, чтобы накормить человека-дракона, поскольку он прикован цепью так крепко, что не может сдвинуться больше чем на дюйм или два. Конечно, влить ему в глотку протеиновый коктейль и то, что я собираюсь сделать сегодня, — это два очень, очень разных дела. Мои шаги громко отдаются по потрескавшейся плитке, и он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, его глаза становятся черными, а затем золотыми, когда я приближаюсь.
