А там и отец за ней убрался. Любили они друг друга.
Дети же…
Один сын пошел в армию и сложил там голову. Сколько ж он прослужил… лет десять? Даже меньше, не женился, детей не завел… Второй начал пить, гулять, быстро опустился и помер. Такая вот история. И род пресекся…
Я остановилась перед участком, некогда ухоженным, а сейчас грустным и заброшенным. Как же тоскливо выглядят могилы, которые никому не нужны!
Бурьян, сорняки, и сквозь этот мусор проглядывают глаза с обелисков.
Пять человек…
Пять людей, которые могли бы жить долго и счастливо, если бы одна глупая девчонка не влюбилась в такого же глупого мальчишку… Как часто мы ломаем не только свои судьбы, но и тех, кто нас любит!
Как легко мы причиняем боль самым родным и близким…
Я поблагодарила сторожа, а потом подумала пару минут…
– А перчаток у вас нет? И… грабли какие-нибудь, что ли? Прибраться здесь…
Дедушка Прокоп хмыкнул.
– Да что тебе ручки-то ломать, барышня? Ты только скажи, а я все и сделаю…
Вообще, меня тянуло самой привести все в порядок. Но здесь так не принято. Просто нельзя. А потому…
– Возьмите. И приглядывайте, что ли, за могилой…
Я протянула старику пять рублей. Дед схватил купюру и расплылся в улыбке.
– Вы бы, барышня, погуляли покамест, а я сейчас все и управлю?
Логично. Кто платит, тот хочет видеть, за что он платит.
– Пожалуй, я и правда прогуляюсь… благодарю.
Хотя, как думается, прогулка по кладбищу может быть в радость только некрофилам.
* * *
Больше часа я бродила по кладбищу. И за мной тенью следовал телохранитель.
Разглядывала могилы, надгробия, читала эпитафии и чувствовала себя героем повести Джерома. Ага, той самой, «Трое в лодке, не считая собаки».
Проникалась духом столетий, благостью пространства и прочей трансцендентальной чепухой. Солнышко греет, малыш сопит, деревья шумят, травка зеленеет… благолепие и красота! Кладбище, правда, вокруг, но разве это мешает сливаться душой с окружающим тебя миром?
Мне – не мешает. Магия земли, она ведь еще и к некромантии склонна. Вот и потянуло меня на кладбищенскую лирику.
Когда я вернулась, на участке Кальжетовых было чистенько. Даже ограду дедок умудрился подкрасить! И это за какой-то час… опыт не пропьешь.
Я наградила его еще одним рублем и попросила оставить меня одну. Ненадолго. Можно даже далеко не уходить.
Все закивали, и я осталась одна. Подошла к обелиску Алины, коснулась рукой…
– Здравствуй, Алина. Привет тебе от Андрея…
Показалось мне, или тревожно зашумели кипарисы? Как будто меня кто-то слушал… может ли быть такое?
Не знаю и знать не хочу. Но если слышит – пусть слушает.
– Я узнала его случайно и хочу сейчас сказать одно. Он – пожалел. Ты победила. Он искренне горевал о самом лучшем и светлом, что было в его жизни. О тебе. Если бы можно было вернуться назад и все переиграть, он бы остался. Он клялся мне в этом перед смертью, а в такие минуты не врут. Он любил тебя. Может, только тебя и любил за всю свою жизнь. И просил положить это в твою могилу.
Я вытянула руку с медальоном и разжала пальцы.
Металлический кругляш упал на землю, и та зашевелилась, повинуясь моей воле, он канул в комья земли, как в воду. Это даже сил особых не потребовало.
– Он сказал, что твой локон уйдет с ним в вечность. И память. И его любовь. Помни это и прости его. Прости, но он себя никогда не простит. Он ушел непрощенным.
Ветерок скользнул по моему лицу, и я вдруг… ощутила. Это было как укол боли. Острой, подсердечной… Алина тоже была здесь. Она мучилась и из-за своих родных, и из-за Андрея, и… она не могла уйти.
А вот сейчас…
Прохладное прикосновение, словно тонкие пальцы провели по лицу.
– Спи, Алина. Ты отомщена.
И легкий вздох, словно вдаль уносится нечто невесомое.
А я почти увидела, как медальон преодолевает землю, доски гроба и укладывается на грудь девушки в истлевшем уже платье. М-да, некрасивое это зрелище – мертвец тридцатилетней давности.
Почему-то мне грустно. И слезы капают на землю.
Проснулся и завозился у груди Нил, серьезные не по годам глазенки вглядывались в мое лицо. Я погладила его по голове.
– Все в порядке, маленький. Просто мне больно за них за всех. Очень больно.
Они могли быть счастливы. А вместо этого разрушили и сломали свою жизнь.
Вот так.
Покойтесь с миром. А я постараюсь не повторять ваших ошибок.
В дом Храмова я возвращалась задумчивая и грустная. Что же с собой делают люди… за что?
Ни за что.
Просто так.
* * *
Слово с делом у Храмова долго не расходилось. На следующий же день мы принялись собираться. Хотя что мне там собирать?
Пара платьев, остальные пришлось оставить, Сергей Никодимович пообещал заказать новые по последней столичной моде. Так что положить смену белья, одежду для Нила, и я была готова. Ване, Аришке и Пете тоже долго собираться не потребовалось.
И вот мы уже стоим на перроне.
Счастливая маман провожала нас в столицу.
Ох, вот где была сценка…
Кому рассказать… сидит маман за завтраком, входит в комнату Храмов, весь такой из себя, аристократ, сразу видно, не в первом поколении, кланяется и заявляет:
– Анна Николаевна, я прошу руки вашей дочери Марии.
Ответом мужчине послужило мягкое «бумц». Маман стекла со стула от избытка чуйств-с. И нет, она даже не притворялась. Синяк на щеке, которой она душевно приложилась об ножку стола, до сих пор переливался всеми оттенками весенней зелени.
Ничего, подняли, отряхнули, привели в чувство, повторили вопрос. Головой маменька так кивала, что китайские болванчики плакали фарфоровыми слезами.
Согласна?
Да, да, ДА!!!
Главное, чтобы Маша не отказалась.
Маша не отказывалась. Я стояла рядом с Храмовым и скромненько улыбалась.
Сергей Никодимович обрисовал мамаше дальнейшие перспективы. Как его теща, она получит содержание. Дом у нее и так есть – дальше на ее усмотрение.
Дети?
Дети пусть сами решают, с кем оставаться, с сестрой или с матерью. Дети твердо выбрали сестру, мамаша погоревала, но смирилась. Ежемесячное содержание в сто рублей скрасило ей горе разлуки.
Насчет детей мы с Храмовым тоже поговорили.
Деньги были, не составило бы труда устроить Петю в элитную гимназию, Арину в пансион для девочек, а Ваню отправить в институт. Увы, проблему составляли сами Синютины.
Они не виноваты в своей необразованности, но… но и полноценное образование на имеющемся фундаменте они просто не потянут. Поэтому решено было просто.
Ваня не собирался получать дальше образование, его устраивало наше фермерское хозяйство. Так что он будет заниматься Туманной лощинкой. Пока я рядом – я помогу, потом посмотрим… уж как обычное хозяйство она тоже процветать будет, хотя и не так, как с магом земли. Подтянуть его по самым основным предметам, ну и деньги он получит. Треть из тех, что от тетки остались. Женится, детей нарожает, дом поставить поможем…
Ваня был согласен целиком и полностью.
Арина сейчас могла рассчитывать на более выгодную партию. Например, купеческого сына. Дворянского – вряд ли, все же папа Синютин не выслужил потомственного дворянства. Да и смерть его…
Дуэль, ага…
Набухался, поперся в бордель, там по пьяни и подрался. С летальным исходом. Это уж чтобы честь мундира не порочить, его красиво оформили. Ну и детей жалко, так им хоть какие копейки шли, пенсион… хоть с голоду не померли.
Для хорошей партии Арине нужно было образование, воспитание и приданое. Приданое будет, образование и воспитание я обеспечу. За пару лет обтешем, наймем гувернантку, а там и замуж выдадим. Девчонка была не против.
Петя… с ним все было намного сложнее. Мальчика требовалось срочно подтянуть до уровня гимназии, а там пусть получает образование и решает, кем стать. Хотя мечта у мальчика была, ему хотелось стать поваром в самом-самом элитном столичном ресторане. Я не возражала, по крайней мере на прокорм ребенок себе заработает. Но – образование.
