«Вот, – думает, – сволочь, какие заигрывания при живом-то муже и стольких свидетелях. А какие безобразия здесь творятся в моё отсутствие»?
Расстроился ужасно. Настучал, конечно, Петру Николаевичу по голове и другим слабо защищённым местам сгоряча не разобравшись. Но так, без аппетита настучал. Скорее для порядка. После воспитательных мер у Петра Николаевича глаз не то, что моргать, вовсе открываться перестал. Со временем, правда, попустило. Нет, не любил Пётр Николаевич лечиться да делать нечего – поплёлся утром в поликлинику. Народу на приём собралось не так, чтобы уж очень много, и доктор пребывал по этому поводу в прекрасном радужном настроении. Постучал пальчиками по впалой грудке, послушал, правильно ли бьётся сердце, что-то там у себя пометил на листке и велел одеваться.
– Предположительно, больной, – говорит, – у Вас – миозит. Воспаление мышц. Ничего страшного. Где-то Вас протянуло сквознячком, вероятно.
«Где протянуло, – с досадой подумал Пётр Николаевич. – Известно где. Дом свой, удобства во дворе, март за окном и статья в газете интересная – не оторвёшься. Вот и результат. Не зря умные люди прессу в библиотеке читать предпочитают или у батареи центрального отопления».
– Рекомендую, – советует доктор, – сухое тепло и желательно не переохлаждаться. Но, – говорит, – смотрю я Вы уже лет этак пять медосмотр не проходили. Так и быть, по всем кабинетам гонять не стану, но флюорографию пройти надо незамедлительно.
«Какая чепуха, – повеселел Пётр Николаевич, – всего-то-навсего – флюорография! Секунда дел! Разделся до пояса, встал куда скажут. Дыши – не дыши по команде и всё, свободен»!
Под кабинетом никого. День сплошных удач. Зашел, протянул медсестре направление и быстро прошёл процедуру. За ответом медсестра велела придти завтра после двенадцати и отправила оформлять больничный лист.
С тем Пётр Николаевич и ушёл. Назавтра после обеда ответ ему не отдали.
– Вам, – говорит медсестра, – к доктору подойти надо на консультацию.
– Да был я вчера, – попытался Пётр Николаевич втолковать неразумному среднему медработнику простую истину. – Завтра велено прийти.
А та упёрлась и ни в какую.
– Идите, – долдонит своё и всё тут.
Поплёлся Пётр Николаевич к знакомому кабинету, занял очередь. Злой, как чёрт. Надо же, какой конфуз вышел. Так всё хорошо начиналось и на тебе. Ждать, правда, пришлось не долго. Доктор его без очереди принял. Заботливо так принял, как близкого родственника, и давай допрашивать: давно ли болит и не замечал ли чего подобного раньше. По родословной прошёлся. Кто чем болел. Папу, маму вспомнил. Здоровьем их поинтересовался. Как, мол, себя чувствуют родители?
– Нормально, – отвечает Пётр Николаевич. – Лет десять, как ничего не чувствуют, поскольку именно столько времени прошло после их благополучной кончины.
Доктор повторно постучал по грудке, послушал эхо через стетоскоп и велел назавтра жене подойти в двадцать первый кабинет. Ничего не понял Пётр Николаевич. А что можно уразуметь в таких мутных медицинских делах? Болеет он, а к врачу жене идти зачем-то.
– Зачем Вам жена-то? – удивился Пётр Николаевич изгибам медицинской мысли. – Что она во внутренних болезнях понимать может? Она и по жизни у меня – дуб – дерево хвойное. Всё, что требуется, можете смело мне говорить. Я ей потом переведу.
Но доктор ни в какую. Давай, говорит, жену и всё тут. Побрёл Пётр Николаевич домой.
«Что за чудеса, – думает, – зачем ему моя супружница понадобилась? Не иначе, как для анализов.
Пришёл домой. Помялся немного. Как сказать не знает.
– Ты это, – говорит жене, – в больницу сходила бы.
– Чего я там не видела? – отмахнулась та. – Слава Богу, жива – здорова.
– Врач мой лечащий с тобой по поводу состояния моего здоровья переговорить желает, – принялся втолковывать неразумной половине Пётр Николаевич прописные истины.
– Надо же, – удивилась жена. – С чего бы это вдруг?
Но пошла. Явилась домой часа через три.
– Что врач-то сказал, – бросился допрашивать Пётр Николаевич благоверную. – Зачем вызывал?
– А затем и вызывал, – разрыдалась та с порога. – Онкология, – сказал, – у тебя. Рак лёгких. Так что, – говорит, – готовьтесь. – Через месяц – полтора, – говорит, – предстанет Ваш супруг перед Всевышним с кратким конспективным отчётом о грешной жизни своей земной. Так и сказал.
– Не может быть, – выдохнул полумёртвый Пётр Николаевич, падая на диван. Брешешь ты всё!
– Я брешу?! Говорила тебе, давай жить как люди. А ты всё копил, деньги собирал. Копеечка к копеечке. Лишней тряпки мне не купил. На курорт ни разу не съездили, как все нормальные люди. Вот и докопился.
– Замолчи, дура, – чужим голосом прохрипел Пётр Николаевич, хватаясь за горло.
– Я-то замолчу. Недолго уже мне молчать. Отмолчалась. Поживу в конце жизни в своё удовольствие, не трясясь над каждой копейкой. Слава Богу, денег ты, скупердяй, накопил предостаточно.
Жизнь остановилась. Пётр Николаевич уже не слышал воплей ополоумевшей от открывшейся перспективы жены и не реагировал ни на что вокруг.
«Как же так, – думал он. – Это всё, что ли? Нет, не так он представлял свои последние дни. И отец его, и дед, и дядьки – все умирали в преклонном возрасте после восьмидесяти. А он…. Надо же такому горю случиться. Ещё бы жить да жить – так вот на тебе…. Зря, выходит, стягивался, экономил, откладывал копейку на глубокую старость. Не пригодилось, значит. Не будет, выходит, глубокой старости. А может, напутала она, дура эта, или от злости своей бабской отомстить решила»?
На следующий день рано утром Пётр Николаевич уже маячил под знакомым кабинетом. Врач появился часа через два.
– Что Вы, больной, – спрашивает, – ни свет, ни заря явились? Я Вашей супруге всё объяснил, лечение назначил и лекарства выписал. Идите, лечитесь до полного выздоровления.
– Какого выздоровления? – упавшим голосом просипел Пётр Николаевич. – Какое при таком кладбищенском диагнозе может быть выздоровление? Господь с тобой, доктор.
– Значит Вы в курсе, – смутился врач. – Я же просил супругу Вашу не вводить Вас в курс, так сказать, дела.… То есть, не ставить в известность…
– Не ставить, – ярился Пётр Николаевич. – Да она сама не своя от радости. Это ей лотерея в расцвете лет выпала, маленькое счастье посреди жизни.
Он смутно помнил, как пришёл домой, как сел за стол, обхватив голову руками, и просидел в таком положении до позднего вечера.
«Всё. Конец. Всему конец. Время пошло на часы и минуты. Что же делать-то? Как доживать с таким грузом? А жена-то рада. Вон, какая морда счастливая. Теперь дура эта спустит все нажитое за полгода…. Ну-ну, радуйся, резвись. Пока. Недолго тебе веселиться. Поживёшь ты у меня в своё удовольствие, – злорадствовал он, доставая из кладовой две бутылки водки. – Я т-тебе покажу скупердяй».
После первого стакана полегчало так, что он стал ощущать вкус и запах водки. Вкус понравился, запах умиротворял. После второго в голове мелькнула шальная мысль – а гори оно всё синим пламенем! Сколько осталось, столько и осталось, и прожить эти дни надо так, чтобы покидая этот мир, не было мучительно больно оставлять нажитое трудовым горбом добро чужим людям. Всё-таки замечательный этот напиток – водка. Как психологию мышления выворачивает.
Вторая бутылка ушла под разработку комплекса стратегических мероприятий на конец жизни. Требовалось уложить в укороченные болезнью сроки то, что планировалось растянуть на тридцать – тридцать пять лет. Задача трудная, но при грамотном подходе вполне разрешимая. Первым делом в самом навороченном магазине ритуальных услуг был приобретен шикарный дубовый гроб и со всеми почестями водворён в свободной комнате, как напоминание о недолговечности и тленности всего живущего на грешной земле. Супруга узнав, что стоимость последнего пристанища мужа не намного дешевле соседского гаража вместе с находящимся там запорожцем, проявила первые признаки беспокойства. Наследство поползло…
Следующий шаг был продуман Петром Николаевичем не менее тщательно и взвешенно, поскольку человек он был обстоятельный и во всём любил порядок. Он приобрёл себе место на кладбище в престижном районе, почти в самом центре погоста. Судя по надписям на памятниках, здесь собралась чудная компания – несколько бизнесменов средней руки, павших от рук злых конкурентов, директор мясокомбината, заведующий «коммунхозом», другие ответственные, но, увы, уже покойные лица. Будущие соседи по погосту устраивали изысканный компанейский вкус Петра Николаевича. Затем, он дал куму денег на поминки, сопроводив их письменными указаниями в отношении проведения самой процедуры захоронения и предшествующей ей небольшой траурной вечеринки.
– Будет всё, как у людей, – заверил кум, оценив уровень обязательных приготовлений и выделенную для этих целей сумму.
