Шли века, и приближалось время, назначенное Илуватаром для прихода Первородных — а Средиземье лежало в сумерках под звездами, что создала Варда в незапамятные годы ее трудов в Эа. Во тьме жил Мелькор, и часто бродил там в обличьях могучих и ужасных, и владел горами и безднами, и повелевал огнем и морозом, и всем, что было в то время жестокого, неистового и страшного.
Валары же отдали любовь и заботу землям за Пелорами и редко переходили горы и являлись в Средиземье. В сердце Благословенного Края был чертог Ауле, и там он трудился без отдыха, ибо во всем, что создали в той земле, его участия было больше всего, и явно, и тайно сделал он множество вещей прекрасных и удивительных. От него исходят науки о Земле и обо всем, что есть в ней; знания тех, кто сам не творит, а лишь стремится понять сущее; и знания всех умельцев — ткачей, плотников и металлургов; даже земледельцев и садоводов, хотя тем, кто возделывает землю и растит плоды, покровительствует также подруга Ауле, Йаванна Кементари. Ауле прозван другом нолдоров, ибо они многому научились у него и стали искуснейшими из эльфов; и, по–своему пользуясь тем, чем одарил их Илуватар, многое прибавили к тому, чему научились, — любили языки и письмена, вышивки, рисунки и ваяние. Нолдоры первыми научились обделывать драгоценные камни; а самыми дивными из драгоценностей были Сильмарилы — но они сгинули.
Но Манвэ, самый могучий и благой из валаров, не забывал в своих думах Покинутую Землю. Ибо трон его утвержден на вершине Таникветиль, высочайшей горы Мира, что стоит на границе моря. Духи в облике соколов и орлов то и дело влетают в чертоги Манвэ и вылетают из них; взор их видит глубины морей и пронзает толщу гор, проникая в тайные бездны. Так ему приносили вести обо всем, что творилось в Арде; кое–что, однако, было сокрыто от глаз Манвэ и его слуг, ибо там, где восседал объятый черной думой Мелькор, царила непроглядная тьма.
Манвэ не думает о собственной славе и не стремится угнетать, но правит в мире. Больше прочих эльфов любит он ва́ниаров, и от него они научились пению и слаганию стихов, ибо поэзия чарует Манвэ, а песня радует его слух. Одежды у него голубые, и голубым огнем сияют глаза, а скипетр его, сработанный нолдорами, — из сапфиров; он — наместник Илуватара, Король валаров, эльфов и людей и главный защитник от лиха Мелькора. Супруга его — Варда, Прекраснейшая, что на языке синдаров зовется Элберет, Королева валаров, Создательница Звезд; и с ними — великое множество благих духов.
А Ульмо был один и не жил в Валиноре, но приходил туда, и то лишь, когда наступала нужда в Великом Совете; с сотворения Арды обитал он во Внешнем Океане, и по сей день живет там. Он направляет течение всех вод, правит приливами, реками и вешним половодьем, росами и дождями. В глубинах создает он музыку прекрасную и грозную; и отзвук ее в веселии и скорби струится по всем жилам мира; ибо хоть и весело бежит под солнцем родник, но исток его в колодцах скорби у корней Земли. Тэ́лери многому научились от Ульмо, и потому в музыке их звучат и печаль, и радость. С ним в Арду пришел Са́лмар, сделавший Рога Ульмо, музыку которых не может забыть никто из слышавших ее; а также Оссе и Уинен, которым он отдал во владения Внутренние Моря, и много других духов. И так могуществом Ульмо, даже во тьме Мелькора, жизнь продолжала струиться по тайным жилам и Земля не умерла; и для тех, кто терялся во мраке и блуждал вдали от света валаров, слух Ульмо всегда был открыт; он никогда не отворачивался от Средиземья, и, какие бы беды и перемены ни случались после, он не переставал думать о нем и не перестанет до конца дней.
И Йаванна в годы тьмы не забыла о Покинутых Землях; все, что растет, дорого ей, и она скорбела о делах, начатых в Средиземье и испорченных Мелькором. Покинув дом Ауле и цветущие луга Валинора, она иногда приходила и исцеляла нанесенные Мелькором раны и, вернувшись, всегда убеждала валаров начать войну против его лиходейской власти, войну, которую следует завершить до прихода Первородных И укротитель зверей Оромэ порой наезжал в темные леса; он являлся туда могучим охотником с копьем и луком, уничтожал чудовищных и жутких тварей, подвластных Мелькору, и его белый конь Нахар серебром сиял в сумерках. Тогда дремлющая земля дрожала под ударами золотых копыт, и во тьме Мира Оромэ трубил над равнинами Арды в свой рог Валарому; эхом отзывались горы, а призраки зла бежали, и сам Мелькор содрогался в Утумно, боясь грядущей расплаты. Но едва Оромэ уезжал — прислужники Мелькора собирались вновь, и земля полнилась мраком и коварством.
***
Теперь все сказано об устройстве Земли и ее правителях в Начале Дней, когда Мир еще не стал таким, каким узнали его Дети Илуватара. Ибо Дети Илуватара — это эльфы и люди, и поскольку никто из айнуров не понял до конца той темы Илуватара, с которой Дети пришли в Песнь, — никто из духов не дерзнул добавить что–либо к их облику. Потому валары стали скорее старейшинами и наставниками этих народов, чем их господами. И если айнурам и приходилось иной раз прибегать к принуждению — когда эльфы и люди не прислушивались к советам, — это редко оборачивалось добром, какими бы добрыми ни были цели. Больше всего айнуры общались с эльфами, ибо Илуватар создал их по нраву весьма близкими айнурам, хотя и не столь могучими и прекрасными; дары же его людям странны.
Ибо говорят, что после ухода валаров наступило молчание и целый век Илуватар сидел один, погруженный в думы. Потом он заговорил и молвил так:
— Зрите, как люблю я Землю, что станет домом для квенди и атани! Квенди будут прекраснейшими из живых существ, они получат, познают и создадут более красоты, чем все мои Дети, и будут жить в великом блаженстве. Атанам же дам я иной дар.
И повелел он, дабы людские сердца не довольствовались Миром и не находили в нем покоя. Зато получат люди власть самим прокладывать свой путь среди красот и опасностей Мира — тогда как судьбы других существ предопределила Песнь айнуров; и становление Мира завершится человеческими деяниями, будет мир принадлежать последним и младшим.
Но Илуватар знал, что в бурях и треволнениях Мира люди будут часто сбиваться с пути и не смогут полностью использовать дарованного им; и сказал он:
— Окажется в свое время, что все, что бы ни совершали они, послужит в конце концов к славе моих трудов.
Эльфы, однако, знают, что люди часто печалят Манвэ, которому открыты многие думы Илуватара; и кажется эльфам, что из всех айнуров люди больше всего напоминают Мелькора, хотя он всегда боялся и ненавидел их — даже тех, кто служил ему.
Еще один из Даров Свободы — то, что люди лишь малое время живут живой жизнью и не привязаны к Миру, а после смерти уходят — куда, эльфам неведомо. Эльфы же остаются до конца дней, и потому их любовь к Земле и всему Миру более сильна и горька — и с годами все горше. Ибо эльфы не умирают, пока жив Мир, если не убиты или не истомлены скорбью (а они подвержены этим мнимым смертям); и годы не уносят их сил, просто некоторые устают от десятков тысячелетий жизни. А умерев, они собираются в чертогах Мандоса в Валиноре, откуда могут в свое время возвратиться. Но сыновья людей умирают по–настоящему и покидают Мир; потому они зовутся Гостями или Скитальцами. Смерть — их судьба, дар Илуватара, которому с течением времени позавидуют даже Стихии. Но Мелькор извратил его и смешал с мраком, и обратил добро во зло, а надежду в страх. Однако давным–давно в Валиноре валары открыли эльфам, что люди вступят во Второй Хор айнуров; тогда как мыслей своих об эльфах Илуватар не являл никому, и Мелькор их не знает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
