государства, как он их понимал. Такие натуры встречаются вообще не часто, рыцарство, присущее Столыпину, почти исчезло в жизни, и если ему приходилось выдерживать столько нападок со стороны противников, то только потому, что он являлся представителем враждебного им строя, а давно известно, что, чем сильнее и талантливее противник, тем сильнее на него нападки.
Столыпин был в полном смысле слова лучшим представителем отжившего дворянского сословного строя, против которого так энергично боролись все остальные политические партии. Он отчетливо сознавал, что этот строй пережил себя, что необходимо его коренное изменение, но в самый ход этой реформы он вносил известную постепенность, которой не допускала оппозиция, а главное — он сам происходил из этой столь ненавистной среды, и допустить, чтобы такое упразднение самое себя исходило из этой среды, она не могла. При этом под влиянием современного учения о классовой борьбе, совершенно ошибочно допускающего со стороны какого-либо сословия лишь защиту своих материальных интересов и совершенно не понимающего возможности принесения их в жертву общей пользе, оппозиция считала, что направление внутренней политики, известное в последнее время под названием дворянского, далеко не пользовалось симпатиями всего дворянства, а лишь известной, далеко не лучшей части его.
Забывали при этом, что все реформы демократического свойства проводились в свое время дворянством всегда в ущерб интересам личным и сословным, если под последними понимать материальные выгоды. Дворянство сваливали в одну кучу с буржуазией в смысле тождественности их интересов и психологии, что было совершенно неправильно. Я считаю сословность утратившей ныне всякое значение, но с точки зрения исторической справедливости должен протестовать против отождествления дворянства с буржуазией. Буржуазия руководствуется материальными интересами, являющимися для нее главными, дворянство же руководствовалось принципами, стоящими выше, и не останавливалось перед имущественными требованиями, когда они требовались. Вот существенная разница между этими двумя сословиями, и если она перестанет существовать, то либо дворянство обращается в буржуазию, либо буржуазия — в дворянство.
Правительство за последние 40 лет усиленно подчеркивало значение дворянства, все время при этом напоминая, кстати и некстати, о значении его в государственном деле, забывая при этом, что значение это оно имело до тех пор, пока не обращалось в буржуазию, и соответствовало определению, данному выше.
Дворянство не удержалось на той позиции, которую занимали лучшие его представители в прежние времена, и начало обуржуазиваться, но из этого совершенно не следует, что каждый дворянин по самому происхождению своему — буржуй и что Столыпин является сторонником той дворянской политики, которая велась в конце XIX столетия.
Разумеется, у Столыпина были и недостатки, без которых не обходится ни один человек. Самый главный его недостаток, особенно губительный для человека, признанного стоять во главе всякого крупного дела, было его неумение разбираться в людях и судить об их свойствах, недостатках и качествах…
Вообще к концу деятельности Третьей Думы Столыпин стал далеко не тот, чем он был в начале своей деятельности в качестве премьера. Петербургская бюрократическая атмосфера, от влияния которой редко кто уходил, сказалась и на нем. Он, по выражению покойного артиста Горбунова, принял «генералина». Стал величественнее, менее доступным и весьма заметно поправел.
Последнее объясняется тем, что он по месту своей прежней деятельности — Ковенская губерния — был связан с окраинами, в которых, помимо всего другого, довольно остро стоял национальный вопрос, причем русское национальное направление по различным, весьма разнообразным причинам должно было совпадать с правым политическим направлением. С общественным же направлением внутренних губерний, в которых национального вопроса никогда не существовало, Столыпин практически знаком не был, так как, кроме весьма непродолжительного губернаторства в Саратове, ему не приходилось с ним сталкиваться.
На этой подкладке под влиянием излишней уступчивости думского большинства в Третьей Думе и при значительном участии того горбуновского «генералина», о котором сказано выше, Столыпин сильно изменился к концу своей жизни.
Правда, занят он был страшно, не имел ни минуты отдыха, что отразилось и на его здоровье, все время был окружен интригами и не имел откровенной и искренней поддержки ни со стороны своих товарищей по кабинету, ни со стороны государя, весьма ревниво относившегося даже к той популярности, которой пользовался Столыпин…
Самым интересным эпизодом из деятельности Столыпина в эту эпоху было проведение через законодательные палаты закона о введении земства в юго-западных и белорусских губерниях. Сначала было предложено ввести своеобразное земство во всем Западном крае с приданием особых преимуществ представителям русской национальности, но как ни вертели и каких только комбинаций ни придумывали, оказалось, что достичь этой цели в Северо-Западном крае (губерниях Виленской, Ко-венской и Гродненской) совершенно невозможно за отсутствием в них русского элемента, и поэтому самая мысль о введении земства в нем была оставлена.
Внесенный правительством законопроект был Государственной думой рассмотрен, в известной степени изменен, и затем он автоматически перешел для рассмотрения в Государственный совет. Государственный совет, по-видимому, в общем не сочувствовал этому новому проекту, применил чрезвычайно странный способ его отклонения; он сразу отклонил переход к постатейному обсуждению, то есть признал его не стоящим рассмотрения. На основании каких соображений Государственный совет решил применить такой грубый и оскорбительный для лиц и учреждений, работающих над законом, способ его провала, мне в точности неизвестно. Если бы Государственный совет не сочувствовал положенным в Основные законы принципам, то он мог при рассмотрении его изменить их коренным образом, и если бы и этим он остался неудовлетворен, то никто не мешал ему при окончательном голосовании закона в целом отвергнуть его. Результат был бы тот же самый, но, по крайней мере, все произошло бы без скандала.
Нельзя допустить, чтобы этого там не сообразили: в составе Государственного совета было немало таких знатоков в области техники проведения всяких делопроизводственных фокусов, которые не могли этого не знать, но, очевидно, в расчеты его входило совершенно сознательно сделать именно то, что он сделал… Государственная дума, осведомившись об отклонении Государственным советом ее проекта целиком, без рассмотрения, моментально внесла тот же проект за своими подписями в порядке собственной законодательной инициативы. Подписей было под этим якобы новым законодательным предположением собрано множество, составлявшее значительное большинство Думы, так что все требуемые наказом формальности могли быть выполнены в кратчайший срок и через какой-нибудь месяц отвергнутый Государственным советом проект мог бы снова быть внесен на его рассмотрение.
Столыпин усмотрел в поступке Государственного совета ярко выраженное недоверие к себе и подал в отставку. Отставка не была принята, и началась длинная канитель переговоров государя со Столыпиным. Последний не соглашался взять свою отставку обратно, настаивал на ней упорнее, чем когда бы то ни было.
