В бою под Вернерсдорфом, на речке Токмачке, автор настоящей статьи был ранен и ушел из строя раз навсегда, потому что вскоре был назначен в распоряжение генерал–квартирмейстера при главнокомандующем в помощь Г. С. Мальцу.
Дальнейшая судьба Карпаторусской роты в точности мне неизвестна. Знаю только, что она продолжала сражаться и принимала участие при разгроме огромных сил Жлобы корпусом ген. Кутепова. Затем она перешла было на Днепр на Каховскую переправу, оказавшуюся ловушкой и гибелью врангелевского наступления. Когда войска ген. Врангеля уже взяли город Александровск и станцию Сине льниково, то Каховская переправа, почти у самого Перекопа, была в большевистских руках. Следовательно, тыл армии был постоянно загорожен. И наконец, когда большевики, заключив перемирие с поляками, стянули все свои силы, тогда отрезали ген. Кутепова от Крыма именно от Каховки. Можно себе представить напряжение большевиков, с одной стороны, чтобы уничтожить противника, и стремление ген. Кутепова — с другой, чтобы пробиться в Крым.
Войска ген. Кутепова, быть может, погибли бы, если бы не пришли им на выручку крестьяне. Они помогли также ген. Врангелю вывести с честью полки из Крыма на далекую чужбину.
В боях при ген. Врангеле Карпаторусская рота оставила в степях Малороссии несколько офицеров и солдат. Под Кизиаркою у Мелитополя был убит подпоручик Галиковский, под Каховкой погибли поручики Сойка, Процык, Кмицикевич, Бокало. Почти каждый офицер был ранен: Гнатик, Бачинский, Бродский, Яблонский, Долгий, Пел ex, Стефчак, Ющак, Брояковский, Богонос. Поручик Сьокало был взят в плен во время налета большевиков на село Чаплинку и спасся таким образом, что прятался у одного крестьянина в сене, пока опять не явились войска Кутепова. Штабс–капитан Моцко, оставшийся в Крыму, был зарублен большевиками в Симферополе. Неизвестно, что случилось с оставшимися у большевиков Гаевишиным и Гнездуром.
Вот таков краткий очерк военных действий карпатороссов в составе Добровольческой армии, сражавшейся за лучшее будущее русского народа, а тем самым и за нашу теснейшую Родину — Карпатскую Русь.
Несколько слов в заключение
Работа галицко–русских студентов и гимназистов не ограничивалась одними военными действиями. После прекратившейся — вследствие революции — деятельности Совета Прикарпатской Руси в Ростове–на–Дону галицко–русский отряд защищал дела Карпатской Руси посредством своего представителя, каким был Г. С. Малец.
Очень жаль, что у меня нет протоколов Комитета по организации Карпаторусского отряда; из них можно бы убедиться, как неусыпно и с каким самопожертвованием работал Григорий Семенович Малец. Не имея абсолютно никаких средств, он три года бился с трудностями в штабе и в разных ведомствах, чтобы проводить успешно организацию. Целыми днями ему приходилось выстаивать по разным ведомствам и канцеляриям. Записки, меморандумы, карты, широкое устное ознакомление делались им с большой аккуратностью и прилежностью. Кроме всего этого, он все время, когда был в отряде, брал оружие и шел вместе с другими в бой.
Добровольцы Карпаторусского отряда шли к генералу Корнилову, Деникину, Врангелю и отдавали свою жизнь не по личным соображениям, а во имя той идеи, которая столько проповедовалась и лелеялась среди галицко–русского народа и за которую столько лучших сынов нашей теснейшей Родины томилось и страдало по тюрьмам и Талергофам. Ведь лучше было бы сидеть им в городе, чем погибать от ран, делать походы, переправы, дозоры, строить ночами мосты и дороги, выносить холод, дождь, грязь, воду, мороз, снег, бессонные ночи, насекомых и все тяжести войны.
На знамени отряда было написано: «Освобождение Родины и единство русского народа». Он боролся за величие русского народа, за тысячелетнюю его историю, веру и культуру. Каждый доброволец–галичанин старался не запятнать грязью своего имени, каждый был предан чести, долгу, был в самом деле рыцарем в боях, а в тылу защитником русского имени, достоинства и порядка. Каждый нес от Кавказа по Днепр рассказы о своей несчастной Родине. Поэтому нравственною обязанностью каждого русского галичанина должна быть память о погибших на полях сражений.
Для некоторого изображения того, чем были и что представляли из себя карпаторусские добровольцы, пусть послужит нижеследующее письмо начальника Арбатского отряда от 8 мая 1920 года, за № 682, урочище Счастливцево, ген. — майора Гравинского, данное на имя командира Карпаторусского батальона ВТ. Гнатика:
«Вверенный Вам батальон, будучи влит в Сводно — Стрелковый полк, разделил с ним всю тяжесть обороны Генической позиции, являя собою пример доблести, мужества и стойкости. Внутренняя спайка между офицерами и стрелками, дисциплина, безукоризненно–добросовестное отношение к делу, подтянутость — вот что сразу обратило мое внимание и заставило меня сохранить батальон отдельным, не нарушая сложившегося в нем внутреннего порядка.
Правильное понимание батальоном национального единства и общности с нашей Родиной, не раз с гордостью высказываемые Вашими чинами слова, что «мы такие же русские, как и вы», что «у нас одна Родина — Россия», доставляли глубокое нравственное удовлетворение и вселяли веру, что в борьбе за справедливость и Славянскую культуру шовинизм родных сынов одной матери исчезнет, и Россия найдет своих потерянных когда–то, но дорогих ей детей.
Мое горячее «спасибо» за доблестную, безукоризненную службу Карпаторусскому батальону».
Впоследствии с Карпаторусским отрядом и его идеологией познакомились более широкие круги; в него, кроме галичан, угророссов и буковинцев, охотно поступали уроженцы России — как юга и севера, так и Белороссии. Между ними студенты Московского университета Яковлев, Б. Иванов, Зворыкин, С. Альтштадт, приват–доцент А. Муселиус, поручик И. Бродский, крестьяне Извощиков, Калмыков и др.
Осенью 1919 года прибыло в отряд около десятка галичан из военнопленных в Италии, которым удалось исключительным образом освободиться из плена. Предпринимавшиеся отрядом усилия, чтобы среди многочисленных пленных карпатороссов в Италии произвести широкую вербовку добровольцев, не имели успеха вследствие разных посторонних причин и соображений.
В конце 1919 года прибыл из Чехословакии в Одессу а затем в Крым Русский добровольческий отряд, в составе которого находилось около двадцати офицеров и семьдесят рядовых добровольцев галичан и угророссов. Отряд этот действовал отдельно и самостоятельно от Карпаторусского отряда. Карпатороссы поступали добровольцами также и в другие части вооруженных сил Югороссии, даже в казачьи части.
Обстоятельнее и обширнее о действиях Корнилова написал Борис Суворин: «Ледяной поход». Очень ценным историческим материалом является книга генерала «Очерки Русской Смуты». Об организации Карпаторусских отрядов в Сибири написал очерк В. А. Саврук: «Карпаторусы в Сибири», появившийся в 1922 году, в Календаре американской газеты «Правда». Там же поместил несколько статей о Карпаторусском отряде в Италии С. С. Пыж. Отсутствуют целиком данные о Карпаторусской роте в Чехии и сведения о тех, кто принимал участие в боях в украинской армии.
Д-р Юлиан Михайлович Еднакий
Судьба играет человеком,
Она изменчива всегда…
А. С. Пушкин.
В львовских газетах появилось известие о том, что 9 мая 1923 года скончался в селе Нагуевичах отличающийся большими умственными дарованиями и энергией, выдающийся молодой общественный деятель, д-р Юлиан Михайлович Еднакий. В посмертном известии подчеркнуто, что продолжительная болезнь и смерть явились результатом пережитых тяжелых военных испытаний.
Достаточно! Уже две недели спустя могила где–то в Нагуевичах заросла майскою травою: осенью она высохла, могила развалилась — и словно человека вовсе не было. Люди поговорили, покивали головами и разошлись по своим домам, по своим путям.
В истории борьбы Прикарпатья за его свободу, быть может, и не будет отмечено то, что у Кичкасского моста над Днепром были разбиты части галичан. Она пройдет молча мимо этого события, и имена павших в бою не будут переданы памяти потомства. О том, что Юлиан Еднакий был взят махновцами в плен и с большим трудом бежал из него, не будет вовсе упомянуто. Между тем один Юлиан Еднакий может заполнить целую страницу весьма ценным историческим материалом.
В дни великой войны он отличался не ремеслом–промыслом, а жаждою жертвенного дела. Выговаривая заветное слово «Родина», он загорался почти девичьим, восторженным взглядом очей. Порывистое, неудержимое влечение в борьбу за нее рвалось из каждого высказанного им положения. Все это в настоящее время грубого материализма не имеет значения. Ныне какой–нибудь Махно или крикливый, заносчивый, хвастливый, прибегающий к хитростям и уловкам демагог обращает на себя внимание; тихий труженик пропадает бесследно в шуме кривотолков и цинизма.
