А тетя в Цюрихе чуть ли не полезла драться – и что бы я с ней делал? – уверяя, что в Путине отразилась многовековая мечта русского человека о подлинном интеллигенте во власти. А потом, уже почти не сдерживая себя, добавила: вы даже ударение в слове «феномен» делаете неправильно, как вам можно верить? Она полагала, что ударение надо делать на последнем слоге.
На самом деле ситуация была грустная. Это были жены, уехавшие в Европу с мужьями-иностранцами и столкнувшиеся с тем, с чем сталкивается любой эмигрант – с нефункционирующими механизмами самоутверждения. То есть каждый, конечно, умеет делать вид, что он умнее и честнее, чем есть на самом деле, но на своем родном языке; на языке чужом эти вещи просто не работают. Человек впадает в депрессию и начинает корить иноязычное окружение, что оно, это окружение, по своей темноте и бескультурью ничего не смыслит в нашей великой русской духовке. Но и эта миссия одинокого культуртрегера великой державы может поддержать на поверхности только какое-то время, пока человек окончательно не смирится с тем, что он – последнее существо на этой земле. И доказать, что это не так, сил у него подчас уже нет.
К чему это я? К тому, что эмиграция и болезнь вообще-то синонимы. То есть понятно, что есть довольно известное число людей, добившихся успехов в эмиграции, хотя их далеко не так много, как это любят представлять эмигранты. Более того, чего я в эмиграции не нашел – так это ностальгии. То есть буквально видел двух или трех чуть-чуть поехавших теток, которые в Бруклине мне говорили, что если бы не отсутствие квартиры (которую продали или потеряли, не суть дела) они бы дня здесь не прожили бы. Но при этом сказанное было замешено на такой истерической ноте, что я думаю, от депрессии их все равно лечили бы в любом случае, куда бы их не забросила судьбина, хоть обратно в Царское село.
А так – никаких трепетных воспоминаний, березок и прочей трухи. Никаких разговоров по душам: а помнишь, товарищ? - никаких прогулок по карте или по Google Earth, с поиском своего дома и работы, той, что на углу Маклина и Декабристов. То есть, может, это все есть или было, но никогда не манифестируется, не проявляется при спорах или оценках, а напротив, звучит только одно: в той безнравственной и жестокой стране жить было нельзя. При этой каждый не забывает, конечно, напомнить, каким начальником он в Рашке был, как его всего со всех сторон уважали и облизывали, как богато жил и так далее. Но признаться себе, что допустил ошибку и уехал с родины, где все было пусть противно, но просто и понятно, туда, где, конечно, комфортнее, но психологически неимоверно труднее, признаться в этом - мало кто решается. Но, конечно, есть, безусловно, ностальгия по трем картам: молодости, силе и здоровью, которые в качестве естественных декораций обретали вид российских индустриальных или провинциальных пейзажей. Но, если спрашивать, что называется официально, что лучше (или даже - чем лучше) Америка или Россия, то 99 из 100 скажет, что сравнивать невозможно: в Америке абсолютно все лучше, а в России все плохо. Ибо иначе из-под сознания вылезет крючок того самого больного вопрос: а может, я был неправ, когда приехал сюда к черту на куличики? А этот вопрос для эмигранта недопустим, как разрушающий душевное здоровье, и на него, хоть ночью разбуди, хоть в душе холодном спроси - один единственный ответ давно готов: в России жить нельзя.
Я, однако, к этому был совершенно готов, и этот эмигрантский синдром не удивил меня ни на секунду. Хотя он противный, конечно, особенно, когда ему отдают должное люди во всех других отношениях умные и вменяемые, но также вынужденные затаптывать симптомы своей болезни (то есть самовнушение) под пол. Удивило другое.
Выяснилось, что практически все русские эмигранты еврейского происхождения (а в этой Америке любой еврей, таджик, грузин называется русским: по языку общения), даже вполне, казалось бы, близкие мне в России культурно, в Америке радикально поправели и превратились в яростных еврейских националистов. Чтобы понять, какой это разворот, рассмотрим по порядку.
Кто такие евреи в России, если говорить об их политических убеждениях? Даже самый лихой скинхед, которому еврей давно уже не интересен по сравнению с лакомым кавказцем или на худой случай азиатом, скажет – дерьмократы, интернационалисты и либералы. То есть основа легитимности – мнение большинства, выборы, интересы слабых и обделенных (а как иначе, когда мы в России - меньшинство), неприязнь к армии, спецслужбам и манипуляциям с общественным мнением с помощью ящика для внедрения патриотизма, как способа удержания власти наиболее консервативными и отвратительными элитами. Культурно продвинутые евреи очень часто становились на моих глазах поклонниками наиболее новаторских течений в искусстве, я их видел на квартирных чтениях и выставках в совке, потом на перформансах в перестройку и после, где пахло новым. Голосовали они за СПС и Яблоко, любили Пригова, хотя больше Бродского, Сашу Соколова и Веничку Ерофеева. Короче, по европейской или американской классификации, были отчетливо левыми, хотя по неправильной российской – правыми. Но чтобы не путаться здесь, о право-левом пока забудем, и станем говорить либералы. А полюс противоположный обозначим - консерваторы. И здесь все понятно. Российские консерваторы – это те, кто хотел бы путинскую авторитарную эпоху, воплотившую мечту советской номенклатуры, сделать вечной, а любые попытки по ее трансформации называют экстремизмом. Короче, ясно.
Теперь поглядим на еврейских эмигрантов в Америке, называемых русскими, и скажем, что левых, либералов, демократов, в том числе сторонников более либеральной Демократической партии среди русских евреев здесь практически нет. Они все голосуют за яро консервативную Республиканскую партию, которая характерна не только тем, что выступает против, там, абортов или экспериментов со стволовыми клетками, против теории Дарвина и за креативное (Божественное) творение рода человеческого (без какой-либо борьбы видов), против нелегальных (да и слишком большого числа легальных) эмигрантов, считая, что их всех нужно интернировать, а на границах поставить стену до неба, но и полагают, что налоги для богатых нужно максимально снизить, а налоги на бедных максимально увеличить.
И чего – казалось бы – бедным русским эмигрантам делать среди партии богатых мракобесов, толстосумов, бывших работорговцев с хлыстом в руке, боровшихся против равных прав бедных, черных, женщин и прочих меньшинств? Однако даже те, кто живет в Америке на пенсии и пособия, которые Республиканская партия постоянно призывает сократить до минимума, все равно голосуют за них, а Демократическую партию, как раз отстаивающую интересы малообеспеченных, на дух не переносит. Парадокс? Не такой простой, как кажется.
Как они, наши с вами советские эмигранты, объясняют перемену своих политических симпатий после переезда в Америку? Во-первых, они-то, конечно, утверждают, что ничему не изменили, а остались верными своим убеждениям: как в России голосовали за правых – СПС и Яблоко – так и в Америке голосуют за правых, за настоящих республиканцев. И хотя, как мы помним, между правыми в России и правыми в Америке правомочен математический знак инверсии, но в данном случае это понятно. Писай в глаза – божья роса. Человек признает факт справедливым, только если этот факт позволяет подтвердить его собственную правоту.
Следующий довод – они социализмом наелись в СССР, и теперь все эти марксистские левацкие штучки, это социальное государство, плановая экономика – все такое они ненавидят просто нутром и голосуют за свободу, за независимость человека от государства, которое не имеет права вмешиваться в его жизнь. И в частности не имеет права повышать налоги, ссылаясь на то, что, мол, надо помогать бедным и больным. Человек сам должен думать о своих болезнях, он должен работать, зарабатывать и получить удовольствие от того, что тратит деньги на то, что считает правильным. Это при том, что именно «русскими» забиты все субсидальные дома в Америчке, и они, конечно, чемпионы по выкачиванию пособий из сердобольного дядюшки Сэма.
Еще один из кажущихся парадоксов: эти наши эмигранты плохо относятся к эмигрантам следующей за ними волны. Да и вообще к эмигрантам, как таковым. Мол, нечего тратить деньги на их пособия и медицинскую страховку, нечего им помогать, как нам помогали. Нонсенс? Ничего подобного, если вспомнить психологический закон эмигранта – пока я жил на родине, жить еще можно было, когда я уехал, остались одни моральные уроды и недоноски. И чего тратить на них государственную копейку?
Но самое главное: эти наши интернационалисты каким-то чудесным образом становятся здесь такими затхлыми наци, что хоть святых выноси. Черных не любят, латинос еле терпят, всех мусульман, особенно арабов – ненавидят до мурашек и за республиканцев – вопреки своим социальным интересам – голосуют, прежде всего, потому, что республиканцы поддерживают борющийся с варварами голубиный Израиль при любой погоде и с закрытыми глазами. А игра в яростных болельщиков гордого Израиля становится самым главным делом их символического самоутверждения, в каком-то смысле оправданием всей эмигрантской эпопеи. Что-то вроде эрзаца марксизма-ленинизма, свободолюбия, тираноборчества, любви к Сталину, Горбачеву и Ельцину в одном стакане.
