музыкой и смехом дома профессора Пышкина с гостеприимно распахнутыми дверями подъездов. И тут он взглянул на часы. К своему удивлению обнаружил, всё это опасное приключение заняло меньше двух часов. Он думал, его хватились, однокашники, друзья, сам профессор в тревоге бросились на розыски, а на самом деле он только чуть-чуть опоздал к ужину.
– Ну-ка, остановись, – сказал он Николаю и, пройдя мимо него к дверям подъезда, осторожно положил книгу на каменную ступеньку; погасив паяльную лампу, добавил самым любезным тоном: – Я думаю, она мне ещё пригодится, чтобы изжарить твои глупость и холуйство. Спокойной ночи!
– На этом наше знакомство ещё не кончилось, – заметил в свою очередь Николай.
– Боюсь, ты сочтёшь меня грубым, если я скажу, от души хочу, чтобы мы больше не встречались, однако это так.
Матвей быстро взбежал по ступенькам. На углу к этому времени скопилось много черных теней, а ему вдруг вспомнилось – сотрудники спецслужб умеют метко бросать ножи. Юноша даже втянул голову в плечи, ожидая именно такой подлости. И только у самой двери квартиры профессора, громко рассмеялся истерическим смехом. Так на него подействовала шальная мысль о возможностях тайного ведомства.
Когда ужин кончился, Матвей пристально посмотрел на профессора, давая тому понять: им нужно поговорить наедине. В своей комнате Пышкин с тревогой выслушал рассказ юноши.
– Ты говоришь, вся комната заставлена фолиантами и раритетными книгами? Да, это, несомненно, был генерал, с которым мне когда-то представилась возможность познакомиться. Он живёт как изгнанник, потому что его бывшие коллеги предпочли выдворить его на пенсию. Его прозвали «Чернокнижником», и у него на службе состоит гнусный негодяй, по имени Николай. Его-то и надо остерегаться. Это верный собака своего хозяина.
– Не могу его понять, – заметил Матвей. – Какое противоречие! Он так любит книги… И всё же готов похищать, убивать!
– К сожалению, в нашей стране такие люди не редкость, – со вздохом ответил профессор. – Они страстно влюблены в красоту, и особенно в красоту античного искусства и литературы. Они любят её так же искренне, как ты или я. Но кроме того, они – люди нашего века, а для нашей страны – это век предательств и заговоров, отравлений и убийств из-за угла. Они упиваются высокой и ясной философией коммунизма, а потом идут и убивают не моргнув глазом. Даже созерцая какой-нибудь шедевр Маркса или Ленина, они обдумывают очередную резню.
– Но как он узнал про «Жёлтого императора»? – недоумевал Матвей.
– У таких людей есть шпионы.
– Но как же так? В этом доме?
– Даже в этом доме, – с грустью сказал профессор, – возможно, есть недостойные люди, обманывающие моё доверие. И прежде случалось многое… – он виновато улыбнулся. – Как видишь, и у безобидного врача есть свои тревоги, Матвей. Мне пришлось пережить немало невзгод. Мои медсёстры и даже санитарки устраивали против меня заговоры, врачи-соперники заключали союз, чтобы опорочить меня, бесчестные коллеги подолгу пинали меня за неуспешные операции. Таких мошенников прозвали «пиратами», и вполне заслуженно, – Пышкин пожал плечами. – И всё-таки я многого добился с помощью терпения и упорства, и дальше буду трудиться всё так же, без отдыха, и помогать людям чем могу.
– Профессор, у вас золотые руки и светлая голова! – выпалил Матвей и тут же потупил взор: – Наверное, они долго выслеживали меня, – задумчиво проговорил юноша.
– Ведь они заговорили со мной как хорошие знакомые, и я решил, это кто-то из моих новых друзей…
– И они по-прежнему будут за тобой следить. Теперь нам придётся удвоить осторожность. Не то генерал найдёт повод тебя схватить.
– Разве в нашей стране нет закона? – возмущался Матвей.
– Есть-то есть, но наши правители благоволят к Чукарину, иначе ему не разрешили бы поселиться здесь. Однако и он может позволить себе далеко не всё. Например, он не посмеет напасть на мой дом. Но если бы мы принесли жалобу на него за то, что случилось сегодня, толку не было бы никакого. Там отлично знают, чем занимается генерал и его люди, но они предпочитают не вмешиваться.
– Понимаю.
– Ты сегодня отличился. Правда, тебе повезло, это надо не забывать, но ты выказал и немалое мужество. Ответь-ка мне на один вопрос, – и Сергей Александрович, наклонив голову, с лукавой улыбкой взглянул на Матвея. – Если бы они на тебя напали, ты и вправду поднёс бы факел к той книге?
– Мне кажется, вы уже успели узнать меня, – Матвей посмотрел ему прямо в глаза и рассмеялся. – Конечно, нет! Ведь я всё-таки ваш ученик. У меня не поднялась бы рука, чтобы подпалить даже уголок страницы. Это было бы равносильно убийству!
– Я так и думал, – Пашкин одобрительно кивнул. – Странно, Чукарин не догадался об этом. Его прихвостни, конечно, тебя не могли понять.
– Вы правы. У Чукарина, пожалуй, не было другого выхода, но я ещё тогда подумал, он отпускает меня как-то подозрительно легко.
– Неужели ты и сейчас не понял, Матвей, почему он так поступил?
– Нет. А почему?
– Давай порассуждаем. Как задержанный ты ему не нужен. Что они могли тебе предъявить? Попробовали бы заставить тебя говорить? Так ты ничего не знаешь, кроме того, что у меня есть страница «Жёлтого императора». Как мы уже успели выяснить – они это давно знают. Но, на свободе ты можешь послужить гончей и привести его свору к лечебнику, если удастся установить за тобой тайную слежку. А в последнюю минуту он надеется выхватить «Жёлтого императора» из твоих рук, словно гиена, которая выжидает пока лев затравит оленя и потом отгоняет того от добычи.
– Весьма остроумно задумано, – угрюмо буркнул Матвей, – но мы ещё посмотрим, что из этого выйдет.
– Уже поздно, мой друг, – Профессор встал. – Тебе надо отдохнуть после этого неприятного приключения, а меня ждут пациенты. Приходи ко мне завтра утром. Надо обсудить дальнейшие планы.
– Дальнейшие планы чего, профессор?
– Твоей… или чьей-нибудь ещё поездки за «Жёлтым императором».
– Чьей-нибудь ещё? – повторил Матвей, думая, ослышался.
– Но ведь, Матвей, теперь, когда Чукарину всё известно, лучше будет, чтобы ты остался здесь в безопасности, а я постараюсь подыскать надёжного…
– Нет! – измученный волнением и усталостью Матвей почти кричал. – Я начал это дело – я и доведу его до конца! Я не боюсь ни Чукарина, ни его пса Николая. На Тянь-Шань поеду я, и никто другой!
– Тш-ш-ш… Не кричи на весь дом, – усмирил своего молодого союзника, профессор.
– Простите, Сергей Александрович.
– Я понимаю твои чувства. Ты поедешь, и очень скоро, как только мы закончим необходимые приготовления. Мой друг в Алма-Ате сообщил мне все нужные сведения. Дорога открыта перед тобой, дружок!
Глава четвёртая
