Много лет назад Илна осталась сиротой. Чтобы прокормить себя и своего брата Кэшела, приходилось много и усердно работать. Ее трудолюбие заслуживало всяческих похвал. Илну все уважали, но никто не любил. Почти никто. Ей симпатизировала Шарина, а еще она, кажется, нравилась Гаррику.
Каждый день Илна приходила в прядильню, садилась к челноку, зарабатывала себе на кусок хлеба и уходила только к вечеру. И так изо дня в день. С тем же постоянством текла — через водослив древней мельницы, которую построил еще дедушка Илны, — вода. Темы рисунков для ткани девушке подсказывал лес на рассвете. Все оттенки кожи буйвола, черного и коричневого, незаметно перетекали один в другой.
Сегодня Илна ткала в типичной цветовой гамме. Она пользовалась шелком, пенькой или медной проволокой — результат всегда получался таким же, как если бы она использовала настоящую нить. Илна всегда была искусной ткачихой, но с тех пор, как вернулась из преисподней, ее искусство вышло за рамки дара обычной смертной. Пальцы ткали, а мысли укладывались на полотне в диковинные узоры. За возможность управлять другими людьми через созданные ткани девушка заплатила своей душой. И все же ей удалось освободиться от того порождения ада, что поселилось внутри нее. Теперь Илна знала, что стремление к разнообразию способно спровоцировать зло и привести к смерти невинных.
Она этого не допустит.
В саду царили мир и спокойствие, но не тишина. Каждые четверть часа стоявшие у водяных часов глашатаи выкрикивали время так громко, что их было слышно во дворце. Как обычно, смеялись и болтали проходившие по дорожке мимо деревянного домика слуги. А в атриуме учительница давала леди Мероте бос-Рориман уроки пения.
У девочки — Мероте шел десятый год — был высокий чистый голос. Она обладала врожденным музыкальным слухом. Илне доставляло большое удовольствие слушать похожее на трели крапивника пение девочки, даже если та не исполняла ничего особенного, а лишь повторяла гаммы.
Илна плела тонкую, почти прозрачную ткань. Даже эта, еще незавершенная работа действовала умиротворяюще на каждого, кто ее видел. Если бы Илна пожелала, а ее желание однажды исполнилось, то же полотно могло вызвать у всех, кто на него смотрел, и совершенно иные чувства — похоть, страх и злобу. Илна могла бы обладать всем, чего бы только ни пожелала. Всем. Но она до сих пор не знала, чего же хочет на самом деле.
Однажды, не очень давно, она пожелала стать женой Гаррика, сына хозяина постоялого двора. Теперь он сделался принцем, но Илне достало бы сил подчинить его любому своему желанию.
Челнок задвигался в руках Илны быстрее. Губы тронула горькая усмешка. В прошлом она принесла окружающим слишком много горя. За это ей придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь. Несмотря ни на что, она удержалась и не стала принуждать Гаррика жениться на ней, а теперь и вовсе не была уверена, что желает этого.
Илна он-Кенсет, сирота, не умевшая ни читать, ни писать, не принадлежала к королевской семье; Гаррик не имел корней в маленькой деревушке Барка. Он всего лишь вырос там, не предполагая, что сможет когда-нибудь побывать дальше Каркозы, на другом берегу Хафта. Гаррик годился на роль короля, а такая благородная женщина, как Лиэйн бос-Бенлиман годилась ему в жены. Самой же Илне…
Мерота запела «Жила-была служанка». Эту песню Илна уже слышала, но не от девочки, и уж точно не от леди Столлы, учившей Мероту пению. Илна улыбнулась, на этот раз весело.
Повстречался мне моряк как-то вечерком,И с тех пор несчастья бродят по пятам за мной.
У Чалкуса был такой же высокий, чистый голос. Искушенный торговец, мореход, он не находил удовлетворения в том, чем занимался, и как-то заявил Илне, что быть первым среди сборища ничтожеств — не слишком большая честь.
— В море без женщин неделя как год, — пела Мерота.
— Госпожа Мерота! — закричала Столла, пожилая благородная дама, чопорная и правильная. Она уже поняла, о чем песня, и пыталась заставить свою ученицу замолчать.
— Спрашивать не стану… — тянула Мерота. Она была более знатного происхождения, чем Столла, неуклонно придерживавшаяся строгих нравственных принципов воспитания, но девочка вовсе не собиралась позволять кому-то решать за нее, какие песни петь дозволено, а какие нет.
— …что ты там искал…
Илна фыркнула. Теперь она считалась официальной опекуншей Мероты — одна сирота заботилась о другой, — но несмотря на это, Столла продолжала относиться к Илне как к выскочке-гувернантке или, пожалуй, даже служанке. Но если учительница пения и хотела поставить ее в неловкое положение, сама Илна уж точно не собиралась ей в этом потакать.
Нет, она никому не позволит помыкать собой.
Вдруг вместо того, чтобы начать новый куплет, Мерота взвизгнула и закричала:
— Чал кус!
— Как поживают две самые прекрасные леди во всем Вэллисе? — весело, будто нараспев, спросил переступивший порог мужчина.
Илна поднялась из-за станка и вышла навстречу гостю. Чалкус, мускулистый мужчина среднего роста, не производил впечатления атлета, и мускулы его были незаметны, пока он не начинал играть ими. На лице его, как всегда, сияла улыбка. За поясом гостя висел короткий кривой нож, спрятанный в чехол.
Илна улыбалась не так часто, как Чалкус, — разве что когда слышала хорошую шутку, — но сейчас ее губы растянулись в радостной улыбке.
Шарина, принцесса Хафтская, большую часть дня носила пышные платья, как и подобает аристократкам с Орнифола, и принимала во дворце делегации подданных своего брата Гаррика из разных провинций. Благодаря присутствию принцессы на дворцовых приемах не царила та сдержанная и суровая атмосфера, что обычно присуща заседаниям королевского совета, заменявшего теперь правительство.
Главы десяти, а то и более гражданских и войсковых округов являлись аристократами. В деревушке Барка местные жители даже в жаркие дни надевали обычные туники без пояса. Гражданские советники носили судебные мантии из шелка с кушаками, а их военные коллеги широкие ремни с пустыми ножнами для меча. Кровавые Орлы никому не позволяли входить в покои Гаррика с оружием. Их командир, Аттапер бор-Атила, сам установил эти правила, чтобы избежать споров со знатным лордом Валдроном, командующим армией.
Шарина прилагала немало усилий, чтобы избежать трений в отношениях с военачальниками. Валдрон был старше Аттапера лет на тридцать. В душе он был уверен, что сам достоин стать королем. Он неплохо ладил с Аттапером, который не пытался навязывать Валдрону дипломатическое решение вопросов, даже когда бывал с ним не согласен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
