— Да, мы проходили про Американскую Революцию, и про Первую Глобальную Войну, и про Вторую Глобальную Войну, потом про Первую Ядерную… и ещё про Войну между колониями Марса и Юпитера.
— Мы распространяем уроки Янси в школах в рамках программы государственных субсидий, — пояснил Зиплинг. — Янси рассказывает школьникам об истории, раскрывает смысл исторических событий. Янси объясняет им естественные науки. Янси рассказывает об основах этикета, и об астрономии, и о миллионах прочих вещей. Но я никогда не думал, что мой собственный сын…
Голос его предательски задрожал.
— Итак, ты знаешь, что такое война. Расскажи мне теперь, что ты думаешь о войне.
— Война — это плохо, — бодро ответил Майк. — Война — это самая ужасная вещь на свете. Войны чуть не уничтожили человечество.
Пристально глядя на сына, Зиплинг спросил:
— Кто-нибудь сказал тебе, чтобы ты так отвечал? Заставлял тебя это сказать?
Мальчик неуверенно проговорил:
— Нет, папа.
— Ты действительно в это веришь?
— Да, папа. Ведь это правда? Война — это очень плохо?
— Война — это плохо, — Зиплинг кивнул. — А что ты можешь сказать о справедливой войне?
Майк не медлил с ответом ни секунды.
— Конечно же, мы должны вести справедливые войны.
— Почему?
— Ну, мы же должны защищать свой образ жизни!
— Почему?
— Потому что мы не можем позволить им просто раздавить себя. Это только раздразнило бы агрессора, и власть захватили бы те, кто обладает грубой силой. Мы не можем этого допустить. Нам нужен мир, управляемый законом.
Зиплинг устало прокомментировал:
— Я написал эти бессмысленные, противоречивые слова восемь лет назад…
Он внутренне собрался, и продолжил:
— Итак, война — это плохо, но мы должны вести справедливые войны. Представь себе, что наша планета, Каллисто, вступает в войну… с кем бы… ну, скажем, с Ганимедом.
Зиплинг не мог скрыть иронии в голосе.
— Просто наугад, пальцем в небо. Итак, мы воюем с Ганимедом — это справедливая война? Или просто война? Хорошо это или плохо?
На этот раз мальчик задумался, насупившись, размышляя о чём-то.
— Каков же твой ответ? — холодно спросил Зиплинг.
— Ну, это… Я не знаю… Но ведь когда война начнётся, кто-нибудь нам это скажет? То есть, справедливая она или нет.
— Конечно, — Зиплинг чуть не подавился. — Кто-нибудь непременно скажет. Возможно даже, сам мистер Янси.
— Правда, пап, мистер Янси нам всё объяснит, — с облегчением выдал Майк. — Я могу ещё поиграть?
Наблюдая за отошедшим в угол Майком, Зиплинг повернулся к Тавернеру.
— Знаете, во что они играют? Это Гиппо-Гоппо, любимая игра внука сами—знаете-кого. Угадайте с трёх раз, кто её придумал.
Тавернер помолчал.
— И что вы предлагаете? Вы сказали, что с этим что-то можно сделать.
— Я знаю проект в деталях, — на лице Зиплинга промелькнуло хитрое выражение, потом оно снова похолодело. — Я знаю, как в его работу можно вмешаться. Но для этого кто-нибудь должен держать власти под прицелом. За девять лет я нашёл ключ к личности Янси, ключ к новому типу людей, которых мы здесь выращиваем. Он очень прост. Именно он делает личность достаточно податливой для манипуляции.
— И в чём же он? — спросил Тавернер терпеливо. Он надеялся, что в Вашингтоне всё слышат ясно и отчётливо.
— Всё, во что Янси верит — пресно, вяло, безжизненно. Его идеология на девяносто процентов состоит из воды. Мы приблизились, насколько это возможно, к полному отсутствию убеждений… вы обратили на это внимание. Там, где это было возможно, мы уравновесили или устранили личное отношение, сделав его максимально аполитичным. У него нет своей точки зрения.
— Конечно, — согласился Тавернер, — зато кажется, что она у него есть.
— Разумеется, мы должны контролировать все личностные аспекты; мы хотим получить полноценную личность. Поэтому по каждому конкретному вопросу Янси должен иметь своё конкретное мнение. Основным правилом было то, что Янси всегда выбирает самую простую для восприятия альтернативу, избегая сложностей; взгляд на вещи, который лишь скользит по поверхности, избегая глубоких размышлений.
— Старый добрый убаюкивающий взгляд на жизнь, — подхватил Тавернер, начиная понимать. — Но если вдруг у него появится настоящая точка зрения, которая потребует серьёзных усилий, для того, чтобы её понять…
— Янси играет в крокет, поэтому все вокруг носятся с крокетными молотками, — глаза Зиплинга, казалось, вспыхнули, — Однако предположим на секундочку, что Янси предпочитает играть в кригшпиль…
— Во что?
— Шахматы на двух досках. У каждого игрока — своя доска с полным набором своих фигур. Ни один из них не видит доску другого. Судья видит обе доски, и объявляет игроку, когда тот берёт фигуру, теряет фигуру, пытается ходить на занятое поле или сделать запрещённый правилами ход, а также даёт или получает шах.
— Понятно, — сказал Тавернер, — каждый из игроков пытается восстановить для себя положение фигур на доске противника, фактически играя вслепую. Боже, это должно быть требует напряжения всех умственных сил!
— В Пруссии таким образом обучали офицеров военной стратегии. Это больше чем игра — это всепоглощающая борьба умов. Представьте себе, как Янси вечерком сидит дома с женой и внуком, и играет интересную, живую шестичасовую партию в кригшпиль. Представьте, что его любимые книги — не вестерны, а греческие трагедии, что он слушает баховские фуги, а не «Кентукки — дом родной»!..
— Кажется, я начинаю понимать, — сказал Тавернер, пытаясь не выдать своё возбуждение. — Я думаю, мы можем вам помочь.
* * *
— Но это… незаконно! — воскликнул Бэбсон.
— Абсолютно незаконно, — подтвердил Тавернер. — Именно поэтому мы и здесь.
Он разослал бойцов секретной службы Девятиплана по офисам Дома Янси, не обращая внимания на ошеломлённых сотрудников, неподвижно сидевших за столами, и осведомился через ларингофон:
— Как там у нас всё прошло с шишками?
— Неплохо, — голос Келлмана звучал тихо, как будто бы приглушённый расстоянием от Земли до Каллисто. — Кое-кто успел сбежать и спрятаться в своих усадьбах, но основная часть даже предположить не могла, что мы будем действовать.
— Вы не можете этого сделать! — лицо Бэбсона казалось куском непропечённого теста. — Что мы такого сделали? Закон…
— Мы можем прекратить вашу деятельность, — прервал его Тавернер, — на чисто коммерческих основаниях. Вы использовали имя Янси для рекламы различных товаров. Такого человека не существует. Я расцениваю это, как нарушение установлений об этике рекламной деятельности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
