Прогон и генеральная прошли на десятый день работы в театре на Рубинштейна. По ним стало ясно, что все идеи Григура получаются блестяще.
Мои комбинаты встали на «стахановскую вахту» и лудили «Клопа» по 12–14 часов в сутки. Я с шофером и обкомовским доставалой мотался на выделенном газике с восьми утра до ночи между декорационными комбинатами, пошивочными мастерскими, магазинами, базами, фабриками и заводами. Возилку моего, естественно, звали Васею. Этот обкомовский сувенир Вася, почувствовав мою художническую независимость, упорно обзывал обком партии лобкомом хартии.
Парашютный шелк мы красили на шелконабивной фабрике, а для половика дефицитную крепкую башмачку, материал, применяемый в обувной промышленности, окрашивал знаменитый красильщик городского комбината — Боря-энциклопедист. Его так обзывали за коллекцию образцов материалов собственной покраски с комментариями, где он подробно указывал, сколько надобно брать краски и что добавить, чтобы получился тот или иной цвет. Свои «фолианты» собственноручного переплетения Боря выставил на антресолях их красильной каптерки. При каждом посещении красилки он спрашивал меня: «Как вы думаете, Степаныч, даст нам Кремль грамоту за хорошую сверхурочную работу или не даст? Вы ж видите, как мы вкалываем». Его подельницы, Лида и Тамара, успокаивали: «Тебе лично, Боря, Кремль не только даст, но и поддаст». — «А хорошо бы кремлевскую грамотку получить, я ее дома на стене в рамке бы вывесил, чтобы жактовская шелупонь перестала придираться к нам с Дорой».
Декорации и костюмы накануне отправки свезли из всех мастерских в городской комбинат. Паковали и грузили их вечером в специальный крытый КамАЗ с хорошими запорами. Декорации «Клопа» должны прибыть в Кремль к шести утра.
За день до нашего личного отъезда в Москву мы с Григуром получили билеты на поезд и пропуска в Кремль. В пропусках нас обозвали консультантами: его — по режиссуре, меня — по оформлению спектакля «Клоп» Выборгского народного театра. Григур, получив такую ксиву, печально пошутил: «Вот так, дорогой Эдуард, мы с вами из деятелей вдруг превратились в консультантов своего же дела».
В Москву я выехал ночным поездом, пришедшим туда очень рано. В 7:00 мне велели пересечь КП Кремля рядом со Спасской башней. Неожиданно на платформе Ленинградского вокзала меня встретил человек с сержантским лицом ведомства и доставил в Кремлевский театр на черной «волге» без каких-либо осложнений. Мой сопровождающий сдал меня на сцене приличному дяденьке в очках — техническому директору фестиваля, обозвав художником «Клопа». Директор, сняв очки, оглядел меня внимательно, и я почувствовал в его глазах некоторое сомнение. «Вы что, действительно будете художником „Клопа“?» — «Да, а в чем дело?» — «Как-то не верится, больно уж молодой для такой драматургии». Узнав, что у меня с собой и эскизов-то никаких нет, совсем испугался: «Как же с вами работать, ведь нам ничего не известно о вашем замысле, что куда вешать, ставить, как монтировать и проводить спектакль?» Я постарался его успокоить: «Эскиз перед вами — я. На эскизы декораций не было времени, все оформление, включая замысел, изготовили за десять дней. Я работал прямо на мастерские, успев сделать планировки, боковые разрезы, чертежи, рабочие рисунки, шаблоны и выкраски. Сам вместе с вами впервые увижу, что получилось на самом деле». — «Двум смертям не бывать, а одной не миновать, давайте работать». — «Ящики, тюки, мешки — все пронумеровано и надписано. Начнем с половика и одежды сцены. Все исполнено по правилам лучшими мастерами моего города. Необходим небольшой стол для планировок».
Рабочие быстро расстелили половик, принесли стол из буфета — другого не нашлось, и собрались вокруг него, рассматривая планировки. По ним я рассказал, что где должно висеть. Номера штанкетов, обозначенные на планировках, оттрафаречены на мешках с кулисами и падугами. Мешки с ними расставили под соответствующими штанкетами, достали из них кулисы-падуги, развернули и подвесили к штанкетам. Когда разворачивали первый план кулис, раздался голос одного из монтировщиков: «Ребята, смотрите, это же парашютный шелк — во дают!»
В этот момент на сцену прямо с поезда привели тетеньку с тревожным лицом. Она оказалась начальницей Ленинградского областного управления культуры. Я смекнул, в чем дело, — начальники не видели ни одного эскиза и были вынуждены нам довериться, а сейчас, в Кремле, естественно, струхнули. Обалдевшая тетенька, узрев ярко окрашенные мятые кулисы, вынутые из мешков, метнулась к очкастому техническому директору с вопросом: «А что эти жеваные тряпки так и останутся мятыми?» На протяжении монтировки она несколько раз бросалась с дурацкими вопросами к нему, абсолютно игнорируя меня, хотя сидела на стуле, где висел мой пиджак.
По мере того как на сцене появлялось все больше и больше моего оформления, подозрительное отношение ко мне менялось. Первыми сообразили, что я человек серьезный и профессионал, рабочие сцены. Кстати, о них: более слаженного, толкового отряда монтировщиков я в ту пору не имел. Благодаря этим суперпрофессионалам сложную монтировку спектакля мы закончили вовремя. Они быстро сообразили постановочную идею декораций и приняли ее. Технический прогон сработали с первого захода, схватывая все на лету. После него на сцене появился главный идеологический начальник Питера, которого я видел в обкоме города. Он прошелся по авансцене, разглядывая декорацию, затем подошел ко мне и, не поздоровавшись, властно спросил: «Зачем так ярко раскрасил полотнища?» Я ответил ему, что все оформление сделано в духе «Окон РОСТА» В. Маяковского и цвета соответствуют им. Более он ничего не стал спрашивать и, забрав тревожную тетеньку, ушел с ней в открывшийся закулисный буфет угощаться коньяком для успокоения нервишек.
Буфет Кремлевского театра осуществлял коммунистическую мечту совдепа. Там имелось все, что в ту полуголодную хрущевскую эпоху мы могли увидеть только в старых поваренных книгах. Икра всех сортов: черная, красная, белая, золотистая; балыки разного вида, роскошная кремлевская ветчина; рыба разных сортов: белая, красная, угри прибалтийские, селедка в винном соусе; маслины, огурцы, помидоры, сладкий перец, грузди маринованные и т. д. и т. п. И все это в первой половине марта! А еще армянские и грузинские коньяки, шампанское, маленькие кремлевские пирожки с мясом, капустой… Можно было только простонать: «Боже ж ты мой!.. Что ж это такое делается?!»
В 9:30 из гостиницы приехал Гуревич. Спустившись в зал со сцены и осмотрев наше детище, он сказал мне: «Эдуард, у нас с вами все получается!» Где-то за полчаса мы с ним проверили все смены картин, то есть повторили техническую репетицию. С 10:00 до 11:30 удалось управиться с направкой света и грубо записать его процентовку. Тем временем привезли наших выборгских героев, выдали им костюмы и распределили по уборным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
