Бомар пожал плечами.
— Что бы это изменило?
Он был прав, и я промолчал. Личные обстоятельства и мотивы не должны влиять на принятие решения. Совесть чифа должна быть чиста, но как быть, если ее лилейность оплачена кровью? Впрочем, решение уже принято, и все его дикие выходки из-за помрачения ума.
И насчет Эдды, естественно, вранье. Я потянул нижний ящик стола — вот бумага Матиаса. Диска не было!
Так. Для чего он устраивал здесь театр? Зачем ломал сейф, если диск у него? А может, он пришел не за ним? Странно.
— Мы посадили в ее изголовье саженец, — сказал он. — Она просила тебе ничего не говорить, пока не кончится срок управительства. Тропинка к пруду заросла, но за могилой я присматриваю.
Надев очки, он встал. По его лицу вдруг прошла судорога, взгляд изменился, он странно посмотрел на меня и… захихикал.
— Они хотели, чтобы я заставил тебя уничтожить диск, но я их перехитрил! Они дали мне вот это, — он похлопал по глушилке, — и велели рассказать тебе кое-что. Но я их всех перехитрил! Ведь ты не допустишь, чтобы моя мать умерла!
Он возбужденно потирал руки. Какое-то безумие. Диск, безусловно, у него. Что ж, пусть вводит сам, если так приперло, я не против. Какое имеет значение, он или кто другой… Но как я устал!
— Если бы я отказался, они послали бы другого. Но я их убедил, что лучше меня никто не сможет.
— Уходи, Пухляш, — сказал я. — Ты получил, что хотел, вот и уходи.
— Уйду, сейчас уйду. Уже ушел, — замахал руками Пухляш, затем помрачнел. — Нет, пока ты при мне не введешь код, не уйду!
Он все же болен. Надо с ним поаккуратнее.
— Я тебя когда-либо обманывал, Бомар?
— Нет, но…
— Тогда в чем же дело? Диск у тебя, так что все в порядке, не правда ли?
— Прошу тебя, — тихо сказал он, — введи программу при мне. Или хотя бы покажи ее.
«А если он говорит правду, — мелькнула мысль, и я похолодел. — Кто тогда взял диск? Может, пока он морочит мне голову, некто уже крадется к терминалам? И вот еще вопрос…»
— Постой, ты говорил, что тебя послали. Кто тебя послал? Кого ты перехитрил?
Он снова захихикал, но я успел заметить настороженный и немного растерянный взгляд. Он наморщил лоб и собрался что-то сказать, но в тот момент раскрылась дверь и в проеме показалась фигура Апояна.
— Не помешаю?
С грохотом упало кресло. Бомар вскочил, судорожно дернулся корпусом и, откинувшись спиной на стол, сунул руку за пазуху. Я же подался вперед, схватил его за волосы и дернул к себе. Пухляш болезненно вскрикнул и выронил глушилку.
Апоян среагировал мгновенно. Он подскочил к Бомару и, отпихнув ногой парализатор, вывернул ему руки.
Бомар снова дернулся, я выпустил его волосы. Он ударился головой об стол, сказал «больно» и потерял сознание. Апоян с сомнением посмотрел на обмякшее тело, перетащил его в кресло и сказал:
— Кажется, у Матиаса прибавилось работы.
— Поищи, у него должен быть диск Чермеца.
— Нет.
— Не понял, — удивился я.
— У него нет диска. Диск — вот он.
И с этими словами он достал его из кармана.
— Полчаса назад я ввел ее в «Медглоуб».
6
Заседание Совета дважды переносили.
В представительский ярус набились операторы региональных сводок, журналисты, делегаты общественных конгломератов и просто любопытствующие, которым удалось проникнуть в здание.
Мы с Апояном прошли сквозь толчею и поднялись на галерею. Здесь никого не было. Я сел на диван и привалился к мягкой спинке. Саркис сел рядом.
— Экспертная комиссия к единому мнению не пришла, — сказал он. — Теперь подведение итогов вынесут на Совет. Чиф Соколов ругался и предлагал ставить вопрос о компетенции комиссии.
Я вздохнул, но ничего не сказал. Заместители знают все, у них отработанная система личных контактов.
— Матиас хотел встретиться с вами, но я просил не трогать до Совета.
— Что у него?
— Бомар.
— Хорошо, после Совета поговорю с ним. Хотя нет, сначала повидаюсь… Не выяснили, в какой больнице лежит мать Бомара?
— Она скончалась в прошлом году. Инсульт.
Секунду-две я ничего не понимал. Потом дошло.
— И в этом солгал!
— Нет, здесь сложнее. Матиас полагает, что в его деле замешаны фундаменталисты. Кое-кого задержали.
— Даже так!
— Не знаю. В общем, если подтвердится, им на сей раз не отвертеться. Манипулирование сознанием и так далее. Хотели уничтожить диск любой ценой. Фанатики.
— Понятно… Нет, непонятно! Бомар сказал, что пере-|мтрил их, требовал ввести диск при нем.
— Матиас утверждает, что они использовали многоуровневый гипноз. Ему внушили, что программа представляет смертельную опасность для человечества. Второй уровень — его мать больна, и только новое лекарство поможет. Третий — он всех перехитрит. Четвертый — как только диск оказывается в пределах досягаемости, уничтожить любой ценой.
— Сложно, слишком сложно.
— Да, это смущает. Если это фундаменталисты, то что им стоило организовать налет на резиденцию? Несколько человек с глушилками, и все! Матиас не хотел мне говорить, но я догадываюсь, чего он боится. Возможно, кто-то в Совете ведет тонкую игру, возможно, опять корпорациям захотелось больших денег…
— О Господи! Только этого нам не хватало!
— Чего нам всегда хватало, так это честолюбцев, — вздохнул Апоян.
Да, круги по воде идут, а волны мутны. Мог быть и пятый уровень — Пухляш как бы уничтожает диск, а на самом деле вручает его… кому? Вот и подозрительность в гости к нам пожаловала! Но сейчас мне все это было несколько безразлично.
— А как насчет Эдды? — спросил я. — Что-нибудь выяснилось?
Он покачал головой.
— Нет. Никаких следов. Очень странно. Мы задействовали все линии сети, впустую.
— Ладно, Саркис, оставим это. Кстати, спасибо, что зашел ко мне вчера ночью.
— Не за что, чиф. Собственно говоря, меня просила заглянуть к вам Корнелия. Предчувствия… Вас не было. Я взял диск. Потом она связалась снова и опять попросила зайти.
Апоян встал, глянул вниз, в Круглый зал, и качнул головой — пора идти. Члены Совета и представители регионов постепенно заполняли ряды.
Мы спустились вниз. У входа меня перехватил чиф Соколов.
— Ну, ребята, навязали вы узлов, — сказал он сочувственно, а Саркиса даже легонько хлопнул по плечу. — Когда развяжете, приезжайте ко мне на недельку. В баньке попаримся, на охоту сходим, собак у нас двухголовых развелось, ужас.
Соколов говорил весело, но в глазах я видел тревогу. Я хотел ответить ему что-то, но он не стал ждать, кивнул еще раз ободряюще и вошел в зал.
Меня провожали взглядами, не скажу, чтобы это было приятно.
— Вы становитесь популярным, чиф, — вполголоса сказал Апоян, садясь в кресло рядом.
— Твоими заботами, — ответил я.
— Можешь подавать на конкурс постоянного члена Совета, — шепнул он.
— Сейчас, только вот шнурки подвяжу и побегу записываться!
Так мы перебрасывались словечками, наконец табло полыхнуло зеленым «кворум», и Рао дал слово председателю экспертной комиссии.
Я уже был в курсе проблемы. После того как «Медглоуб» проглотил код-рецепт, выяснилось, что переварить его непросто. Обычно на синтез новых препаратов уходит до смешного мало времени, фармацевтические комплексы отрабатывают проверочный цикл по ускоренной программе, и препараты идут в сеть. А сейчас, впервые за многие годы, система заблокировала синтез, и не этические соображения были тому причиной, а голый и сухой экономический расчет.
Председатель экспертной комиссии включил демонстрационный экран.
— Для минимального насыщения препаратом всех больниц требуется полный шестилетний энергоресурс. Для выделения одной единицы препарата необходима переработка коры надпочечников более чем тысячи макак-резусов. Применение клон-мультипликаторов и поэтапный синтез при трехпроцентном выходе условно пригодного сырья…
Он говорил, демонстрировал снимки, графики, сыпал терминами, а я ждал, когда он заговорит о главном. Энергобаланс летит к черту — ну и черт с ним! Сто, двести, триста термоядерных блоков задействуем любой ценой, но чем платить за время?
— …таким образом, — продолжал председатель, — при самой агрессивной стратегии монтажа станций насыщение препаратом возможно через семь-восемь лет. Если лимитировать все сервисные программы и законсервировать проект «Атлантида», то без особого ущерба можно синтезировать пятьсот единиц в первый год, затем столько же каждый месяц второго года и до двухсот единиц в день к концу четвертого года. Для полного излечения в зависимости от состояния больного требуется, по предварительным подсчетам, от ста до ста пятидесяти единиц. Здесь мнения членов комиссии разошлись… — Председатель сделал паузу и выключил экран.
