горного отряда из Особой бригады НКВД, прибыли под Сухуми на аэродром флотской авиации. Там уже находились разведчики из штаба Закавказского фронта, и в их числе был лейтенант Серго Берия. Из нас были сформированы две сводные разведывательные группы. Командиром одной из групп и был назначен Серго Берия, а я у него стал заместителем. Там я первый раз увидел Серго и сам сначала удивился, узнав, что он сын Лаврентия Павловича. Позже я узнал, что Серго так же, как и я, окончил десятилетку в июне сорок первого. Поскольку он учился в школе с углубленным изучением иностранных языков, то свободно владел немецким языком. Но не это было главным, почему этого молодого офицера назначили командиром нашей специализированной, совершенно новой по задачам разведгруппы. А то, что он с детства интересовался физикой, точнее, ее разделами – электротехникой и радиотехникой. Говоря языком психологии, Серго Берия был человеком с классическим техническим мышлением. Учась в средней школе, Серго, кроме того, занимался в радиошколе ОСОАВИАХИМ. Поэтому в свои семнадцать лет это уже был радист весьма высокой квалификации. После начала войны Серго, показав свои знания, добился направления в разведшколу Разведуправления Генштаба, где готовили специалистов для нелегальной работы в Германии. Интересно, что его отец, всесильный нарком, узнал об этом, когда Серго уже учился в спецшколе. Ведь дома Лаврентий Павлович первые несколько месяцев войны вообще не бывал. А его супруга Нина Теймуразовна не стала ему звонить и говорить о поступке сына. Когда Серго окончил спецшколу, получив на петлицы два кубаря [11], уже начиналась битва за Кавказ, и лейтенант Берия был направлен в разведотдел штаба Закавказского фронта.
– Это назначение связано с тем, что его отец руководил битвой за Кавказ? – быстро спросил подполковник.
Я недоуменно пожал плечами:
– Никогда об этом не задумывался… Вообще-то, гражданин подполковник, если бы Лаврентий Павлович хотел облегчить сыну жизнь, то точно не отправил бы его в немецкий тыл…
– В чем же состояло ваше задание? – недовольно перебил меня штатский. – И что же такого нового вы могли делать с сыном врага народа?
С трудом сдержавшись, чтобы не ответить резкостью, я сделал глубокий вдох носом и замолчал. Но подполковник, заинтересованно посмотрев на меня, молча кивнул и, обернувшись к штатскому, бросил:
– Помолчи!
«Так, значит, ты здесь главный», – выдыхая воздух через рот, машинально мысленно отметил я.
– Готовясь к нападению на Советский Союз, гитлеровская Германия очень сильно опередила нас в радиосвязи. Например, всю войну немцы применяли станции радиорелейной связи, чего не было еще ни у нас, ни у наших тогдашних союзников. Но самое главное было в том, что вся тактическая радиосвязь в вермахте, в истребительной авиации люфтваффе и между катерами на флоте была в диапазоне ультракоротких волн. В СССР, к сожалению, до войны радиостанций данного диапазона вообще не было. Более того, даже наши радиоразведчики об этом понятия не имели. Существовавшие в Красной армии радиодивизионы ОСНАЗ вели радиоперехват только в режиме коротких волн. То есть наши могли перехватывать немецкие радиограммы уровня штаба группы армий, штабов корпусов и дивизий. Поэтому немцы на фронте в сорок первом и в сорок втором годах вели радиопереговоры в УКВ-диапазоне открытым текстом. Кстати, в частях ОСНАЗ Красной армии аппаратура радиоперехвата УКВ-диапазона появилась уже к концу войны – радиоприемники «Вираж».
– А у вас в НКВД? – с интересом спросил подполковник.
– Ну, всего, как было, точно не знаю, – я посмотрел на подполковника, – но знаю, что осенью сорок первого наши специалисты демонтировали и изучили УКВ-радиостанцию со сбитого немецкого истребителя. Еще знаю то, что Лаврентий Павлович приказал в кратчайшее время создать компактную переносную аппаратуру радиоперехвата для наших групп и отрядов, действующих в немецком тылу. Так вот, у нашей группы была именно такая аппаратура.
– Одну минуточку, Виктор Васильевич, – заглянув в какую-то бумагу на столе, подполковник обезоруживающе улыбнулся. – В школе младшего начальствующего состава особой бригады НКВД основным предметом обучения было минно-подрывное дело и тактика проведения диверсионных операций. То есть вы ни разу не радист, насколько я понимаю. Так почему же вас включили в эту группу? – впился в меня глазами подполковник.
Я незаметно сделал медленный вдох через нос, потом выдохнул, всем своим видом выказывая недоумение.
«А вот про Чкаловскую школу ОСОАВИАХИМ, где я учился радиоделу, ты от меня не услышишь – и не надейся», – мысленно говорю я подполковнику.
Я уже понял, что, назови я кого-нибудь, этот человек сразу может так же, как и я, быть обвиненным в связях с врагом народа. То есть со мной…
– Во-первых, каждый сержант нашей бригады готовился действовать на одну-две ступени выше должности командира отделения. Кроме умения взрывать и минировать, мы изучили штат и тактику действий немецкой армии. Нас учили тактически мыслить, в том числе и за противника. Во-вторых, в нашей бригаде каждый сержант или офицер был обязан уметь применять все вооружение группы – от снайперской винтовки до радиостанции «Север». Только, в отличие от будущих радистов, мы учились принимать и передавать на ключе только цифровой текст. На это ушло лишь несколько учебных часов в неделю. Да и это было в последний месяц нашего обучения, – глядя в глаза подполковнику, бодро оттарабанил я. – Кроме того, уже к концу октября, после четырех месяцев, проведенных в горах, я знал устройство радиостанции и умел разворачивать антенну ничуть не хуже любого штатного радиста. Кроме этого, каждый из отобранных разведчиков прошел альпинистскую и горнолыжную подготовку. Ну и все мы, и из военной разведки, и из НКВД, имели опыт прыжков с парашютом.
Здесь я, мягко говоря, слукавил. До этого в бригаде и в родном Чкалове я прыгал только с парашютной вышки.
Подполковник кивнул, удовлетворенный моим ответом.
– Ну а что было потом? – подал голос штатский.
– Быстро освоив аппаратуру и потренировавшись в разворачивании антенн, мы двое суток ждали, пока установится в горах погода. Взлет нам разрешили рано утром на третьи сутки, – начал вспоминать я. – Наша группа в двенадцать человек загрузилась в транспортный самолет ПС-84. Техники загрузили транспортные мешки с грузовыми парашютами.
Я, замолчав, боковым зрением взглянул на настенные часы. Час семнадцать. Второй час ночи… однако.
– Разрешите, – обратился я к подполковнику, посмотрев на графин с водой.
Тот кивнул, и штатский налил мне полный стакан воды.
…А тогда на взлете наш транспортник начал заваливаться на левое крыло. Но пилот выровнял самолет, и он стал набирать высоту. А земля под нами стала напоминать карту, которую мы с лейтенантом изучали, готовясь к десантированию.
Взглянув в иллюминатор, я увидел, как с одной стороны ослепительно сверкнуло на
