Бруно почувствовал вновь, что колени перестали его слушаться и начали дрожать. Он вспомнил о предсмертных криках.
— Господин профессор, — сказал он, запинаясь, — у меня два ранения, и я был награжден Железным крестом… Я всегда выполнял свой долг… Я был на всех фронтах…
— Погромче, — прервал сто фон Пулекс, — я не понимаю ни одного слова из вашего бормотания. Плат, приятель, возьмите же себя в руки! Мужчина-немец, голубые глаза, белокурый — и такой жалкий вид! Итак, что за крест?
Бруно повторил свою мольбу.
— Постараюсь это учесть, — сказал профессор. — А почему вы не пошли выше ефрейтора?
Бруно повел виновато плечами:
— Я держался до самого конца, честное слово. Но, когда прорвались американцы и Иван уже прошел через Берлин…
Он замолк. Карамаллум подошел к нему, широко расставив ноги.
— Кто прошел через Берлин и что ты сказал про американцев? — осведомился он угрожающим тоном.
Бедный парикмахер собрал все свое мужество, подумав о Хинтергейсберге и своих надеждах.
— Разве вы не знаете, что война закончилась уже три недели тому назад? Мы проиграли, Гитлер, я хотел сказать фюрер, покончил с собой, велев сжечь себя в одеяле или ковре. Хромой… Я имею в виду Геббельса, также принял яд. И Гиммлер пропал, а Геринга они посадили…
Дальше ему говорить не пришлось, хотя его перечисление обещало настоящий драматизм. Карамаллум нанес удар. Бруно вскрикнул, из носа потекла кровь.
— Чтобы это было в последний раз, — пожурил профессор. — Я не переношу жестокость. А теперь у него течет кровь — жаль каждой капли.
Со скрещенными руками стоял фон Пулекс перед Бруно Платом, который больше ничего не понимал. Для безнадежно запуганного мечтателя в эти последние минуты война вспыхнула вновь. У него было такое ощущение, как будто он вошел в ворота ада. Ассистент профессора попросил извинения за свой поступок.
— Я не мог сдержаться, когда эта вошь так бесстыдно заговорила о фюрере.
— Понимаю, Карамаллум, тем не менее нужно быть осторожным, чтобы не было крови. Экономия — высшая заповедь. Итак, Плат, как все было? Избранный провидением фюрер мертв, сказали вы? В одеяле или в ковре?… Так, так, так… Удивительное высказывание. Мне нравятся подобные интеллектуальные шутки. Неужели я вас недооценил? Временами граница между слабодушием и интеллигентностью чрезвычайно толка. НУ и шутник вы! Может быть, и я совсем не обергруппенфюрер, а только ефрейтор, как и вы? Ха-ха-ха! Значит, американцы, по вашему мнению, прорвались. Странно только, что мы до сих пор еще не видели этих потребителей жевательной резинки! А может быть, они спрятались здесь? Посмотри-ка под письменным столом, Карамаллум,
Карамаллум быстро наклонился и доложил с идиотской ухмылкой:
— Противник не обнаружен!
Бруно стер кровь со своих губ. Ему вдруг с ужасающей очевидностью стало ясно, что он находится во власти двух сумасшедших. «Мне не надо их дразнить, надо со всем соглашаться», — попытался он трезво рассуждать. Щупая языком во рту, он обнаружил качающийся зуб. В ударе Карамаллума чувствовалась сила слона.
Мучительный допрос прекратился, когда в конце зала хлопнула дверь. Шаги приближались. Бруно уже знал этот однотонный топот сапог, подбитых гвоздями.
— В чем дело, обершарфюрер? — спросил фон Пулекс. — Надеюсь, новости приятные?
Мужчина в странном наряде, чеканя парадный шаг, приблизился к профессору. На нем были, как Бруно и предполагал, военные сапоги, но вместе с тем — синяя пижама, а поверх нее какой-то странный китель. Лица его Бруно не разобрал. Вошедший не обратил внимания на истерзанного заключенного. Он отдал честь и сказал ясным четким голосом:
— Известие из главной квартиры, обергруппенфюрер. Приказ: волк должен немедленно приготовиться к прыжку.
Фон Пулекс принял бумажную ленту и, подойдя к письменному столу, стал перебирать ее пальцами. При этом он громким голосом расшифровывал послание:
— Тру… Трааа… уничтожены. Переходим в наступление… Ожидаем до часа «икс» острые кинжалы. Срочно. Получение подтвердить устно. Послание уничтожить…
При ярком свете лампы Бруно мог отчетливо видеть послание. Это было оторванное поле газеты.
Фон Пулекс обратился к посыльному.
— Обершарфюрер, передайте: петух закричит на рассвете.
— Петух закричит на рассвете, — повторил посыльный и повернулся кругом. Он покинул зал, печатая шаг. Профессор потирал ладони.
— Слыхал, Карамаллум? Петух закричит на рассвете, — крикнул он в отличном настроении. — На рассвете мы спустим нашу свору. Это конечная победа, триумф сверхчеловека! Вот будет вой и щелканье зубов. Теперь за дело. Пусти Рохуса в передвижную клетку и приготовь аппаратуру. Я хочу все снять скоростной камерой для детального показа. Это надо сделать ради науки. Интересно, как это воспримет фюрер.
Карамаллум направился, немешкая, к книжным полкам и снял там несколько книг.
— Ефрейтор Плат, — сказал профессор торжественно. — Бывают такие ситуации в жизни, когда даже своей смертью приносят пользу. Дезертиров ставят к стенке или вешают. Но скажите сами: какая будет польза для дела, если я велю вас повесить? Уже не говоря о том, что меня тошнит при одной мысли о виселице.
Охрипшим от волнения голосом Бруно сказал:
— Честное слово, профессор, я не дезертировал. Я был на пути в Хинтергейсберг. Там у меня спрятаны трофеи: приличное количество кофе, сигарет и самого лучшего французского коньяка. Еще там португальские сардины в масле и носки, зажигалки, обувь и ткань высшего качества. Все это вы можете взять себе…
— Не волноваться, Плат, — успокоил его профессор. — Волнение разжижает кровь. Кроме того, я даю вам слово, что вас не повесят. Наоборот, вам будет оказана честь принять участие в полезном эксперименте. С Вампусом вы уже познакомились несколько дней тому назад. А сегодня вам придется познакомиться с Рохусом, вершиной моих исследований. Но не бойтесь… На этот раз вы будете не безоружным, Плат. Я надеюсь, что вы будете защищаться. В этом суть эксперимента. Договорились?
Совершенно сбитый с толку, парикмахер беспомощно замотал головой. При мысли об отвратительной бестии у него гулко застучало сердце. Наконец он понял все: его решили использовать в качестве подопытного кролика. В отчаянии он стал доказывать свою невиновность и безобидность.
— Поверьте мне, господин профессор. Я парикмахер и могу вам это доказать. Если вы пожелаете, я буду вас брить ежедневно два раза. Я могу также стричь, и, как я уже сказал, товары в Хинтергейсберге ваши. Там много также разных пряностей…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
