«Volvo Globetrotter», в котором они сидят, выпущен в 1979 году, то есть это одна из первых машин серии, и пока Допплер проваливается в пустоту, Май Бритт рассказывает, что для дальних перевозок ничего лучше «Globetrotter» компания так и не придумала. Изначально модель создавали для Восточной Европы, потому что у водителей из стран бывшего соцлагеря не было возможности взять с собой, выезжая за границу, достаточно валюты. Так что они в основном проводили время в машинах и питались тем, что захватили с собой из дому. Но идея оказалась так хороша, что понравилась шоферам во всех странах. Все вдруг захотели пересесть на «Globetrotter». Отдохнувшие шоферы в хорошем настроении — вот залог эффективной работы компаний-перевозчиков, снижения их затрат, ну и так далее. Короче, все кругом были довольны. Кроме Биргера. И Май Бритт, соответственно. Заслуги Биргера, участвовавшего в создании этой гениальной модели, так никто и не оценил по достоинству. Слава досталась начальникам, а Биргер был не из тех, кто станет бороться за себя. Он делал вид, будто ему все равно, что его обошли, но, конечно, его такое пренебрежение очень ранило. По словам Май Бритт, для мужа это стало началом конца. Формально — да, спроектировал машину не Биргер, но идея принадлежала именно ему. Это он придумал ее и годами продумывал, мотаясь на машине домой за сотни километров. Ну и однажды мимоходом поделился своей идеей с шефом. А тот как-то сразу напрочь забыл этот разговор. Но твердо помнил, что идея была его собственная. К старости вероломный господин начальник довспоминался до того, что мог уже назвать момент, когда именно его осенило. В его перелицованных воспоминаниях он как-то ехал себе, как обычно, на работу и вдруг подумал: а не выпустить ли нам грузовик с большой кабиной и не назвать ли его «Globetrotter»? В компании «Volvo» его с тех пор превозносят до небес, ни один юбилей не обходится без тоста за его здоровье, чуть ли не банкеты в его честь закатывают. А про Биргера никто в «Volvo» не вспоминает. Он похоронен и забыт.
Да и чем он мог запомниться? Тем, что жил всегда страшно далеко от завода и редко участвовал по выходным в общих гулянках? Все больше сидел, рисовал какие-то штучки для кабины грузовика и был вполне доволен жизнью. Он не стремился добиться чего-то грандиозного, просто хорошо работал на своем месте, не подводил завод, но как-то, когда он в очередной раз ехал домой через бескрайние леса Средней Швеции, его посетила по-истине гениальная идея, благодаря которой на свет появился «Globetrotter». Грузовик, которому международная автомобильная пресса через несколько лет присвоила титул «The most comfortable truck in the world»[9].
Только мир устроен так, что Биргер не получил своей заслуженной славы, сказала Май Бритт. То, что могло стать его взлетом, вознести его на пьедестал почета, загнало его в могилу. Вот такая история, сказала она. Вавилон и есть. Лучшим не воздают по заслугам. А те, кто похуже, уводят у них из-под носа почет и славу, не имея на них никакого права. Иногда мне хочется поехать на завод «Volvo» и выложить им всю правду, призналась Май Бритт. Но что толку? Тогдашние начальники давно на пенсии. Или на том свете. А нынешние о Биргере никогда не слышали. И до Умео такая чертова даль.
* * *
Чем питается такой человек, как фон Борринг?
Вопрос может показаться надуманным, особенно когда читатель наталкивается на него на шестьдесят какой-то странице романа, ибо то, что будет сообщено по этому поводу, можно было бы с равным успехом рассказать раньше, впрочем, и позже тоже — все равно игриво и непринужденно втиснуть этот пассаж в текст не получится, но описать рацион фон Борринга необходимо, потому что иначе не узнаешь этого человека мало-мальски глубоко, а поскольку все в жизни происходит одновременно, то так и получается, что, пока кто-то в старом грузовике курит изменяющие сознание вещества, в другом месте в это же время кто-то просыпается и собирается завтракать. В общем, так — фон Борринг не ест обычную человеческую пищу. Возможно, позже мы еще улучим момент рассказать о менее странных и даже совсем обыкновенных привычках старшего скаута, но сейчас мы вынуждены поведать еще об одной причуде фон Борринга, которая многим наверняка покажется дикой. Мы уже знаем, что он спит не как все, а теперь выясним, что и с едой у него все не как у людей. Причем это не фигура речи. Рацион фон Борринга придется назвать странным даже с поправкой на то, что за последние пятьдесят лет люди свыклись почти со всем на свете. Раньше их удивляло все, что хоть немного отличалось от своего, родного. Чужой диалект, непривычное имя, причудливая прическа. Этого было достаточно, чтобы вас не приняли в приличном обществе.
Но сегодня нас мало что способно удивить. Дети перестали дразнить одноклассников с непривычными именами. Мы едим пищу, привезенную из далеких стран. В густонаселенных районах в нашей части мира мы дошли до того, что не тычем пальцем и не гогочем, увидев на улице сикха. Другими словами, необычное прекрасно уживается с более привычным. И этому можно только радоваться. Но тем не менее кое-что кажется странным даже в наши дни. К этим редким явлениям смело можно отнести рацион фон Борринга.
Давайте с безопасного расстояния понаблюдаем за его утренним туалетом и приемом пищи. Мы застали момент, когда фон Борринг только что открыл глаза. Он лежит на балконе при большой спальне, той, что на третьем этаже родовой усадьбы. Под спальным мешком на нем ничего нет, он вообще старается раздеться догола при всяком удобном случае, то есть довольно регулярно. Итак, он совершенно гол. Несколько минут после пробуждения он лежит и собирается с мыслями. Как всегда, спал он отлично. Долго и крепко. Укладывается фон Борринг не позже десяти. Он избегает развлечений, которые могут отодвинуть отход ко сну на позднее время. Телевизора у него нет. Темнота его не прельщает. Ему кажется, что в темноте он просто ничего не видит, в первую очередь своих любимых птиц, и не может ничего делать. Поэтому ему ничего не остается, как рано ложиться спать. Фон Борринг дневной человек.
Прежде чем встать, он уделяет несколько минут краткой проверке: все ли в организме в порядке? Он методично исследует каждую мышцу (кроме тех, которые сокращаются непроизвольно). То есть почти все мышцы от шеи до ступни. Он сперва напрягает, потом расслабляет их. Глаза, рот, скулы, шея, плечи и так далее. В теле фон Борринга много мышц, и ни одну он не пропускает. Покончив с проверкой, он расстегивает спальный мешок и поднимается во весь рост. За сим старый поджарый скаут берется за чугунную решетку балкона и начинает делать растяжку. Выгибает спину, прогибается. Выполняя упражнения, он осматривает свои владения: парк с ухоженными деревьями и стриженым газоном, небольшой пруд, выкопанный кем-то из предков и до сих содержащийся в надлежащем состоянии. Хотя теперь уже фон Борринг обходится без садовника и делает все в основном сам. Только на самые тяжелые работы подряжает фирму. Растягиваясь, он изучает птиц. Если за время гимнастики ему на глаза попадается больше пяти видов птиц, то фон Борринг приходит в отличное расположение духа. А если меньше пяти, то просто в хорошее. Фон Борринг состоит в элитном клубе «100 у себя на участке». Членом его может стать лишь тот, кто на протяжении лет видел на собственном земельном участке не менее ста разных видов птиц.
(§ 1. En grundförutsätning für tomtskådande är att man skådar från en tomt som tillhör det hus där man bor åtminstone under en del av äret.
§ 2. Alla spontant uppträdande fåglar som identifieras när man har båda fötterna innanför tomtens gränser räknas.
§ 3. Om tveksamheter uppstår i samband med gränsdragningar i samband med gränsdragningar i § 1–2, tillfrågas ortens stadsarkitekt för utmarkering av tomtens gränser.
§ 4. För att en art skall få räknas skal man ha sett arten så väl at man själv kan göra en säker artbesäämning med hjälp av sina egna observationer. Detta hindrar inte att artbesäamningen gärs i efterhand, till exempel efter litteraturstudier. Även enbart hörda fåglar raknäs om man kan gära en säker artbestämning.
§ 5. Feglar får attraheras med frön, frukt, ostar, nötter, bröd etc. På fågelbord och i fröautomater, genom uppsätning av fågelholkar, genom anläggande av fågeldammar, och plantering av bärbuskar etc.)[10].
Вдобавок к стандартному списку виденных на участке птиц (перевалившему за отметку сто пятьдесят пять еще в 2004 году) фон Борринг ведет еще несколько дополнительных. Например, лежа на балконе, он может смотреть сквозь его решетку. И только из этой точки он видел примерно сорок видов. А еще пятьдесят три — из кресла в зимнем саду на первом этаже и двадцать четыре из кухни. Эти списки, с ручкой и всем необходимым, всегда под рукой — лежат на специальных местах. И мало какой птице удается пролететь через земли фон Борринга, не будучи замеченной его недреманным оком.
В это утро ему попались на глаза свиристель, несколько воробьев, пара пеночек и лесной голубь. Не густо, подумал фон Борринг, но ничего. Потом он справил нужду, обтер тело холодной водой (с помощью мочалки) и наконец, по-прежнему голышом, спустился вниз, вскипятил воду и заварил мятный чай, который он подслащивает медом. Затем съел кусочек копченого угря с острой дижонской горчицей, четыре зубчика свежего чеснока из своего парника и большую горсть орехов и семян, в том числе и пророщенных.
