В этот же день декан собрал кафедру неорганической химии, присутствовали 4 человека: Колесников, Шпонько, Ханжина и Слета. Первые трое высказались против моей кандидатуры.
20 марта состоялся Совет факультета специально собранный по моему вопросу. Резким противником выступил секретарь партбюро факультета Зарубин. Он оперировал фактами, которые могли поступить только от Магарила. Сработала цепочка: Магарил — Комиссарова — Окунев — Зарубин (последние двое всегда вместе пьют). Зарубин даже говорил о моей факультетской характеристике и ещё бог знает что. Совет проголосовал: +8, *3,=1(против Зарубин, Колесников, и человек с кафедры Зарубина).
21 марта вызвал Александров, спросил о моём настроении, смогу ли я после всего, что говорят, работать. Я высказал мысль, что всё инспирировано и кем-то руководится извне, и если будет положительно решён вопрос о моём избрании, разговоры сразу утихнут. Ведь люди совсем меня не знают, а Зарубина я вообще в глаза никогда не видел. Ректор заявил, что передаёт моё дело в конкурсную комиссию (было 11.30, а конкурсная начиналась в 14.00). После приёма у ректора я поговорил с Ивановым и тот пошёл к Дерябину. Дерябин заявил, что если ректор передаст документы, то меня проведут.
На заседание были приглашены декан и Зарубин. Зарубин опять начал лить грязь, Дерябин его выругал и решил отправить члена парткома (Яклевский) к секретарю парткома ТИИ, а решение по моему вопросу отложить до 13.30 субботы. В субботу конкурсная комиссия собралась, но Яклевский не явился. Отложили до понедельника 24.03 — день Совета, рассматривали за час до Совета. И здесь Яклевский, ссылаясь на Чемакина, дал резко отрицательную характеристику, по всем пунктам противоположную той, что была ранее подписана. Насколько я понял, все были в недоумении и решили моё дело на Совет не выносить. Кстати, из 5 намечавшихся к избранию, было вынесено только 2 дела завкафедрой. Не исключено, что сыграл свою роль и конфликт новый ректор — старый ректор, но Чемакин! — каков подлец?!
Во вторник, 25.03, зашёл к председателю месткома Овчинникову, рассказал. Он обещал выяснить и поговорить с Чемакиным.
27.03 снова зашёл в местком. Овчинников понёс галиматью, что я не договорился как следует, и что я не партийный и ещё что-то. Чемакин, дескать, сказал, что он ни с кем не разговаривал и возможно Яклевский беседовал с кем-то из других членов парткома.
В 14.30 27.03 пришёл на приём к Копылову. Копылов считал меня уже «отрезанным ломтем». Удивился и не поверил мне. Анатолий Михайлович [Чемакин] не мог дать такую характеристику. Я настаивал. Копылов: «По-видимому, Чемакин дал объективную характеристику о прошлых событиях». Я настаивал. Копылов звонит Александрову [ректор университета] и тот подтверждает мои слова. Копылов говорит в трубку, что, по-видимому, Чемакин был в плохом настроении. Разговаривали долго. Копылов подтвердил положительную характеристику и сказал, кто мол в молодости не совершает ошибки. Стало ясно, что до университета донесли всю грязь, которую месили 3–4 года назад. Копылов сказал, что не будет возражать, если конкурсная комиссия университета изменит своё мнение. Это было в трубку. Далее он обратился ко мне: «Работайте, но как я понял, вопрос окончательно ещё не решён». Мой вопрос: «А как с жильём?» Ответ: «заберите заявление из месткома и верните мне». Оказывается, он уже передал заявление в местком.
В этот же день мне стало известно, что ещё 26.03 Александров по секрету передал декану Соловьёву, что он всё-таки хочет меня провести.
На сегодняшний день это всё, что мне известно. Настроение поднялось! Сильно задело за душу не отклонение дела конкурсной комиссией, а мерзость Чемакина, который явно выступал с голоса Магарила. Да и сама кампания была тщательно продумана, подготовлена и началась вовремя. Нужно было во что бы то ни стало сорвать выборы сейчас, а дальше видно будет. Копылов же в моих глазах явно поднялся.
01.04.75 г. Заходила вчера Ирина Максимова [доцент, ранее работала у Магарила, активный участник антимагарильской коалиции; вынужденно, в связи со слабым здоровьем, ушла в университет; значительно моложе меня, но в живых уже давно нет.] и рассказала, что там говорят в университете обо мне (на кафедре Зарубина — ботаники). Ужас! И склочник, и бог знает что ещё. Т. е. Магарил провёл крупную работу. Мне же, прямо скажем, оправдываться не хочется. Ни к чему, да и воспринималось бы это как самореклама. Неделю назад порывался пойти в обком, а теперь, после встречи с Копыловым, не вижу в этом необходимости. Ещё приклеят ярлык «правдоискатель». Да, надо защищаться!
На этом в дневнике заканчиваются записи о попытке уйти в университет. Дальше и писать не было смысла. Три месяца переживаний, доказательств, что «не верблюд», и всё осталось на своём месте. Кстати, ректора тюменского университета скоро съели, через пару лет я обнаружил его профессором alma mater, томского университета (в мои студенческие годы имя математика Александрова звенело в Томске, как самого молодого доктора наук). Грубая ошибка Александрова в Тюмени, что при организации университета на базе педагогического института, он прежнего ректора оставил первым проректором. В результате Александрову не дали «влить свежую кровь» в старый пединститут. Александров мне лично говорил, что собирается одновременно заменить 8 заведующих кафедрами (я — один из новичков). Старые пединститутские кадры при тайном голосовании отработали, как надо было первому проректору. К сожалению, и я попал в центр конфликта интересов верхушки университета, а подсказчиков о недостатках (мнимых или подлинных) из родного института хватало. Полностью развеялись иллюзии о возможности стать заведующим кафедрой открытым конкурсом без подковёрной борьбы.
Нужен глоток свежего воздуха. И особенно в связи с тем, что с курсом СФХМИ распрощался окончательно. Каждый доцент обязан раз в пять лет пройти через систему повышения квалификации (формы могут быть разные). Кто-то подходил к этому делу совсем просто, скажем, оформлялся в соседний институт, а сам занимался своим делами (от учебных занятий освобождён). Я пытался пробиться на факультет повышения квалификации (ФПК) сначала в МГУ, получил отказ, затем в Ленинградский университет, снова отказ. Тюменский индустриальный институт «рылом не вышел» для помощи со стороны ведущих университетов страны. В конечном итоге в сентябре 1975 г. удалось попасть на ФПК в технологический институт в Ленинграде.
4 месяца в Ленинграде дали море новых ощущений. В институте появлялся далеко не каждый день, да и то ближе к обеду с целью поесть в неплохой и дешёвой столовой для преподавателей. Утром работал в общежитии, оформлял статьи (портфель экспериментальных материалов привёз с собой) в ведущие журналы АН СССР, подготовил две статьи в журнал общей химии, одну в журнал физической химии…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
