– Тако, ты как угорь. Исчезаешь в водовороте, скользишь в струях. Ты необыкновенный слуга, Тако.
– Я очень обыкновенный слуга, доктор.
Венсан колеблется. Он хочет найти в себе силы сказать, что ему наплевать на этого маленького японца. Он медленно бинтует ногу.
– Тако, ты можешь принять меня за идиота. Я видел горящий дом в эльзасской деревне. Внутри кричал ребенок… Я оказался там слишком поздно, Тако. Я лишь собрал обуглившиеся остатки.
Тако встал. Что он страдает – это ясно. Но не в этом Дело. Он смотрел сейчас на Венсана Мальверна сверху – тот, не вставая и не поднимая глаз, собирал свои инструменты.
– Я подчиняюсь, доктор. Я вам расскажу. На это потребуется не более пяти минут, которые остались у меня до обеда. Свою работу я считаю первым делом, доктор. Так вот. У меня была невеста. Она работала в детском саду в том городе – вы знаете, доктор, мне очень больно, когда я произношу: Хиросима. Это был большой город, доктор. Моя невеста превратилась в головешку.
– Замолчи, Тако!
– Почему, доктор? Надо смотреть правде в глаза. Моя невеста сгорела заживо. Говорят, что это ужасные страдания.
– Замолчи, Тако!
– Но вы сами начали, доктор. Можно мне идти готовить обед?
– Иди, Тако.
Худощавый, молодой, не более тридцати лет. Ничего нельзя прочесть на его лице. Тем не менее Венсану кажется, что он достиг некоторой интимности – относительной, конечно. Тако кланяется, перенося тяжесть корпуса на здоровую ногу.
– Все это не имеет значения, доктор.
– Не имеет значения, Тако?
– Уголь – товар очень дешевый, доктор.
– Тако!
– Разве вы не знаете, доктор, что не следует заводить разговоры с подчиненными?
Тако скользит к двери. Он сейчас выйдет. Он уходит со словами:
– Родители этого ребенка в Эльзасе, должно быть, вас обожают, доктор.
И вот – он уже, наверное, приправляет шампиньонами салат в своей блещущей порядком кухне.
«Как это играют в канасту? Пойду на палубу, сяду рядом с ними, – думает Венсан, – выпью стаканчик, который мне подаст – ну, конечно же, – бесценный Тако. Мои нервы могут не выдержать, но если это заметят, то виноват в этом буду я сам».
Он почувствовал, что кто-то стоит позади него: громадный силуэт загородил дверь. Это, как всегда, загадочный Джек Финлей. Однако тот, кто знал его близко, мог заметить что-то необычное в его взгляде и во всей его фигуре. Когда он заговорил, в его голосе зазвучала необычная нота.
– Ты можешь подняться ко мне, док?
– Могу, – сказал Венсан, – а что случилось?
– Странная штука.
Не спеша Венсан собрал свои инструменты – он чувствовал себя смертельно усталым. Против обыкновения, это, кажется, раздражало Финлея.
– Да не копайся же!
– Не командуй, пожалуйста, – сказал Венсан, – это меня нервирует.
Финлей сжал свои большие кулаки. «Я переборщил, – подумал Венсан, – а потом иду на попятную». Но того, что он ожидал, не произошло.
– Нервы у всех играют, – сказал Финлей. – Без шуток, док, шевелись!
Хотя извинение и не было ясно сформулировано, Венсан его почувствовал. Он стал торопиться.
На палубу падал снег.
Мелкая белая пыль, похожая на кристаллики сахара. В ярком синем небе висела туча, подобная дождевой, из нее сыпался пепел. Он падал в море и, едва коснувшись воды, мгновенно исчезал. На снастях судна слой его становился все толще. В воздухе бесшумно кружились хлопья неизвестного вещества. Мягкий как вата снег. Снегопад в марте месяце, в открытом Тихом океане! Море приняло темную окраску, и на этом фоне искрилась блестящая пыль,
У Патриции волосы стали белыми. Это произошло в одну минуту. Подняв лицо, она, смеясь, подставляла лоб, щеки, глаза, рот – на вкус хлопья были пресны, как вода.
Забытые карты покрывались белым слоем. Пепел медленно падал на игроков. Диана была похожа на маркизу Помпадур, которую плохо напудрили. Тедди и Аллан походили на призрачных патриархов.
– Итак, док, – говорил Финлей, – что это такое?
Оба они находились на мостике. Венсан отчаянно призывал на помощь все свои знания. Конечно, между этим дождем и заревом была связь. Но какая? Вдруг он схватил Финлея за руку.
– Поклянись, что ты не нарушил периметра.
– Я поклянусь, – сказал Финлей, – а затем дам тебе по физиономии за то, что ты мне задал такой вопрос.
– Ладно, – сказал Венсан. – Я предполагаю, что где-то, кому-то все это ясно, но интересно, где и кому?
– В Хиросиме пепел пошел сразу и он был черный, – сказал Тако.
Между двумя высокими американцами он выглядел крошечной черной маслиной. Они не знали, как он сюда проскользнул, но факт, что он был здесь; в его взгляде угадывалась враждебность человека, хорошо понимающего, что происходит.
– Этот пепел белый, – сказал Венсан, – и взрыв произошел два часа тому назад.
Тако слегка кашлянул, – все знали его привычку: слегка кашлянуть перед тем, как он скажет что-нибудь серьезное.
– Я не хотел бы попасть под этот снег, доктор. Я думаю, что он нехороший.
И снова голубые глаза встретились с черными. Без ненависти, но и без симпатии. Каждый что-то знал, но не мог заставить понять другого.
Венсан решился.
– Эй, – закричал он пассажирам, – я хотел бы, чтобы все ушли вниз.
Все четверо посмотрели на него. Он быстро оглянулся и увидел, что на палубе из членов экипажа никого не было.
– Куда делись люди? – спросил он Финлея. Мастодонт улыбнулся.
– Они не так глупы. Когда они чего-нибудь не понимают, они прячут голову под крыло. Ты их найдешь в каютах.
– Тебе бы тоже этого хотелось, а?
– Да, – сказал Финлей просто, – но я капитан. Это очень грустно.
Патриция шла им навстречу. Ее волосы были похожи на осенние листья, которые посеребрил ранний иней. Она была поразительно хороша своею молодостью и уверенностью в себе. Пепел, который продолжал падать, придавал ее лицу, всей ее прекрасной фигуре какую-то необычайность.
– Это изумительно! Не правда ли? – сказала она.
– Нужно уйти, – сказал Венсан.
– Почему? – спросила Патриция.
– Этот снег опасен.
– Почему?
– Это радиоактивный пепел.
– Что это значит? – спросила Патриция.
«Она отвратительна, – подумал Венсан, – совсем отвратительна, я не постесняюсь сказать ей это прямо в лицо». Он перевел дыхание и сказал:
– У нас очень мало точных сведений об этих атомных явлениях, мисс Ван Ден Брандт. Я предпочел бы, чтобы вы ушли отсюда.
Патриция болезненно восприняла эту «мисс Ван Ден Брандт». Она почувствовала, что это ее сильно огорчает, и неожиданно присмирела. Ей захотелось сказать что-нибудь неприятное Венсану. Но ответ ее оказался самым жалким.
– Ладно, ладно… Раз вы настаиваете… Идемте, друзья. Доктор выставляет нас в безопасное место… Ах! Ах! Ах!
В красивом салоне, отделанном вощеным деревом, который служил баром и столовой, Тако разливал кон-сомэ. Завтрашний день уже приближался; завтра – это уже новый день. Снег падать перестал. В совершенно чистом небе зажглись первые звезды. Все тучи рассеялись, все до одной. Странный день кончался. Обе девушки одели вечерние платья, им хотелось быть красивыми.
Окутанная тюлем, усыпанным блестками, с бархатной вставкой, плотно облегавшей грудь, Диана поправляла свои локоны.
– Ты очаровательна, моя милая, – говорила Патриция, одетая в белый муслин и вся пушистая, как цветок хлопка; – кому ты хочешь понравиться?
– Всем и никому, дорогая. А ты?
– Ему.
– О, мисс Ван Ден Брандт!…
Звуки джаза разливались по морю. Для музыки нет преград. Патриция танцевала в объятиях Аллана. «Это решено», – думал он. «Никогда», – думала она. На фоне ночного неба вырисовывался высокий силуэт Венсана Мальверна.
Через четыре дня появились первые ожоги. И самые тяжелые были у Патриции.
III. В когтях болезни
Самолет только что покинул Гонолулу. Следующая остановка – Уэйк Айленд. Завтра около десяти часов – Токио. Кэтрин говорила «Токио», а думала «Патриция»… Она бросила все и отправилась в дорогу. Она еще слышала, как трещало ее вечернее платье, корсаж которого она порвала, чтобы поскорее из него выбраться.
– Я последую за вами, как только освобожусь, – сказал Брандт, – держите меня в курсе дела. Она ему машинально сказала «да», не слушая. Патриция, Патриция, о Патриция!
Когда она поднялась проститься с отцом, ее ожидал сюрприз. Доктор Том, закутанный в огромное кашне и одетый в клетчатую куртку, которую он считал идеальным костюмом для путешествий, отдавал противоречивые приказания Сюзи, склонившейся перед бесформенным, помятым чемоданом.
– А, вот и ты, – закричал он сердитым голосом, увидев Кэтрин. – Ты даже не смогла научить это несчастное создание упаковывать чемодан! Спрашивается, где тебя воспитывали?
Повернувшись к Сюзи, бросавшей на свою хозяйку взгляды замученного пуделя, он продолжал:
– Дитя мое, люди, которые не являются умственно отсталыми, обувь и книги укладывают поверх рубашек…