– Не балуй, командир! – сказал чернявый казак в заломленной шапке, в чёрном камзоле, расшитом серебром. В глаза бросалась его чёрная, как смоль, лопатообразная борода. Он шагал, окружённый отрядом самых сильных, самых хорошо вооружённых воинов. – Это ж не твоя война! У нас с этими бесами свои счёты! Кто ты таков, что с ними дружбу водишь?
– Я посол Его Величества царя Иоанна Васильевича! Боярский сын Василий Пелепелицын! Именем государя – остановитесь!
Но они и так уже встали друг против друга.
– А ты с коня слезь, если хочешь уважить меня, – сказал казак.
Василий недолго думая спрыгнул на землю.
– Уважил?
– Пожалуй, что так, – ответил свирепый видом вожак, в чёрной и страшной бороде которого сверкало редкое серебро.
– Тогда скажи, как тебя зовут?
– Богданом меня зовут. Богданом Барбошей, – язвительная улыбка не сходила с его резко очерченных губ. – Атаман я, отец всем этим казачкам! – кивнул он на свою рать. – А теперь я поучу тебя уму-разуму, боярский сын. Во-первых, ты в Диком поле, – усмехнулся казак, держась за рукоять сабли. – Эта пядь земли ни ногайская, ни царская. Тут всяк себе хозяин! Кто смел, тот и съел! – Он оглянулся на своих товарищей. – А потом, и мы хороши! Мы тоже царю служим! Не так, как ты, конечно. По-свойски. Но ещё как служим! Мы из них, бесов этих, душу выбиваем, а царь-батюшка нам ружья да порох шлёт. А добро хазарское мы пополам делим. – Казаки шумной ватагой уже обступили широко открывшийся караван. – Вишь, добра-то сколько! – Казацкий атаман вытащил из ножен длинный нож, направился к поклаже и вспорол первый тюк – шелка полезли оттуда. – Ого! – воскликнул атаман. – Разбогател я нынче! – жадно захватил материал и потянул из мешка. – Роксане моей будет подарок! И бабёнкам моих казачков, да деткам их многим, что по сёлам да весям разбросаны! А бухарцев, – он кивнул на хозяина каравана, – самих на рынок свезём – продадим по дешёвке! Пусть мужикам послужат!
И вновь казаки заржали. И тут предводитель бухарского каравана не выдержал.
– Мои храбрые войны! – вырвав ятаган из ножен, закричал он. – Во имя Аллаха – защитим от неверных наш караван!
И, забыв, что неуклюж и смешон, побежал от берега вперед.
– Да плюнь ты на свой караван! – крикнул ему в спину Василий Пелепелицын. – Слышь, купец! Договоримся как-нибудь!
Но толстяк-бухарец не услышал его. Возможно, это была его первая и точно, что последняя, доблесть в жизни! Только имя Аллаха и заставило ожить бухарцев. Они бросились к своим животным, к своему добру – сотням тюков и верблюдам, лошадям. Для этого их и нанимали – охранять караван ценой собственной жизни! Но им стоило только дёрнуться. Казак в чёрном камзоле махнул рукой – и человек пятьдесят из обступивших караван разбойников разрядили свои пищали в бухарцев. Они рухнули тут же, рядом с тюками. Схватившись за простреленное горло, повалился и полный бухарский командир в пёстром халате.
Два казака обошли его с двух сторон. Поверженный бухарец хрипел и захлёбывался кровью.
– Молодец, хлопчик! – весело крикнул один из казаков. – В горло борову попал – не попортил кафтан-то! Не продырявил!
В предсмертной агонии враг всё ещё вздрагивал всей своей тяжёлой тушей.
– Да я теперича, коли Богдан позволит, одену и не сниму его более! – откликнулся второй. – Красив он! А кровь его хазаре, кто ещё жив, отмоют!
Казак в дорогом камзоле, назвавшийся атаманом Богданом Барбошей, вышел вперёд. Он поставил ногу на одного из убитых бухарцев.
– Ну а этот кто таков? – кивнул он на Хасим-бека, стоявшего у обрыва в окружении своих людей, готовых в любую минуту вступить в схватку и погибнуть за своего командира. – Глаз узкий, злой, недобрый! – Казачий атаман колко смотрел на Хасим-бека. – Шея так и просится под казацкую саблю! – он кивнул и на остальных ногайцев. – Как и всей этой нечисти. И не вижу я, почему мне не сделать так, как сердце моё велит…
Жестоки были казаки, оттого их и боялись. Но не более жестоки, чем ногайцы! Те не церемонились с русскими, казаки платили им той же монетой. Так же цинично, с тем же расчётом. Одним словом, око за око, зуб за зуб. У степняка совести нет, знали казаки, раскаяние ему неведомо. Кто сильнее, тот и победил. Даже не так: кто хитрее, ловчее, коварнее! Кочевым народам, вышедшим из монгольских степей, никогда не было присуще благородство. Это повелось ещё с Чингисхана. А как они воевали? Нападут на неприятеля и бросятся назад, точно испугались. Русские витязи за ними. А степнякам только этого и надобно! Затянут обманом на свою территорию, а потом со всех сторон бросятся тучами и перебьют куда более малого числом противника. Казаки платили степнякам той же монетой. Ничего не стеснялись!
С волками жить – по-волчьи выть!
– Перед тобой посол князя Уруса – Хасим-бек, я его в Москву везу, – сказал Пелепелицын. – И за него перед царём головой отвечаю. Захочешь убить его – убей и меня.
– Посол, говоришь? – Казак запустил руку в перстнях в широкую смоляную бороду. – Да зачем же мне посла убивать? Посол о мире хлопочет! Нет, посла я жизни лишать не стану. Разве я лиходей какой-нибудь? – Он оглянулся на своих казаков, и те весело заржали. – Тем паче, что его русский царь ждёт. А я такой же слуга русскому царю, как и ты, сын боярский. И потом, меня и ребят моих караван интересует. Тебе – посол, мне – шелка и парча.
– А если я тебе скажу, что вырезав ногайцев на той стороне Волги, ты всех ногайцев с государем рассорил, – грозно сказал Пелепелицын. – И что государь тебе этого не простит! Что на это скажешь, Богдан?
– Скажу, что ты не прав! Мне государь всё простит! Это я с Иваном Кольцо, другом моим закадычным, два года назад Сарайчик сжёг. Вот почему черти приумолкли! Оглядываться стали даже в своих степях! Так что за пару сотен ногайцев простит меня царь. Посол-то вон – жив-живёхонек! За что пусть тебя поблагодарит. Если бы не ты, боярский сын, живьём бы его в землю зарыл, – взгляд атамана метнул лютый гнев. – Как они наших казаков зарывают! Сейчас Иван приплывёт, он и расскажет, как на той стороне было! Всё ли ладно вышло. А мы пока пир готовить будем…
Василий Пелепелицын смотрел с обрывистого берега на приближавшуюся флотилию. В лодках, ранним утром отвозивших на ту сторону ногайцев, теперь плыли казаки, устроившие засаду. Победители возвращались! Впереди шла лодка второго атамана. Вот рыбацкие судёнышки стали врезаться носами друг за другом в прибрежный песок. Какими же хозяевами казаки ступали на песчаный берег! Шумно смеялись, всё ещё переживая жестокую схватку.
– Вот он, их атаман Иван Кольцо, – держа руку на рукояти меча, сказал вставший рядом с Пелепелицыным ординарец. – Царёвыми слугами себя возомнили! Перевешать бы их всех вместе с ногайцами! Натерпится ещё наш царь от этих лиходеев!
– Ты свою шею побереги, умник, – усмехнулся посол. – Пока что мы в их власти. Одна радость, что теперь они союзники наши. А прежде и с нами церемониться не стали бы. Но в этот раз они оплошали…
Рассмотрев атамана Ивана Кольцо, вокруг которого бурлила ватага, Пелепелицын повернулся и двинулся к своим. Поспешил за ним и ординарец. Коли выжили в очередной раз, им пора было собираться в дорогу. Но с чем они поедут – вот вопрос! Ногайцы Хасим-бека были связаны и сидели смирно в стороне – ждали своей судьбы. На кострах казаки варили конину с пшеном. Бухарская прислуга, что осталась жива, копала могилы для побитых торговцев и ожидала своей участи.
Но вот уже ватага второго атамана поднялась на берег…
Иван Кольцо шагал впереди в изумрудном кафтане, забрызганном свежей кровью, и алой шапке. С кривой саблей на боку и кинжалом за поясом. Богатырь, красавец! Ему уже доложили, что русский посол недоволен, гневом царским грозит. Потому улыбался волжский атаман, весёлый разбойник, щурил глаза. С ним подошли ещё несколько человек из ближнего круга. Василий Пелепелицын сидел на поваленном дереве, в окружении своих ратников. Они тоже ждали развязки кровавого дня.
Иван Кольцо взглянул на боярского сына.
– Ты царский посол? – спросил бравый атаман.
Иван Кольцо, умный, ловкий и хитрый, как любой одарённый разбойник, уже оценил, в какую историю попали нынче казаки. Как зло и круто закрутилась-завертелась эта история, каким мёртвым узлом завязалась она. Но он готов был разрубить любой узел.
– Я, – кивнул Пелепелицын.
– Что ж, будет тебе, о чём рассказать в Москве.
– Будет, – согласился Василий. – Зря вы это сотворили, зря не подумали прежде…
– Когда я ногайца вижу – я не думаю, боярский сын. За меня рука думает! Меч думает! Сабля, пищаль! Сердце моё казацкое думает. И говорит мне: накажи смертью лютой степного сына! Око за око!
За Иваном Кольцо от берега уже шли и его люди – целое войско.
– Я уже твоему другу Богдану всё сказал. – Василий Пелепелицын покачал головой. – Осерчает на вас царь. Люто осерчает…
