В Западной и Центральной Европе нынешний кризис производительных сил вызрел по иной причине.
Успехи промышленного и культурного развития послевоенной Европы определялись тем, что вплоть до семидесятых годов происходило исторически прогрессивное становление целого ряда национально организованных политических обществ, – среди них немецкого, итальянского, австрийского, испанского, португальского. ( Не столь явно оно происходило в советском блоке, в котором вопреки прокоммунистическим режимам складывалось национально-городское общественное сознание у венгров, чехов, поляков, хорватов, словенцев, литовцев, эстонцев и латышей.) Становление национальных обществ в условиях рыночных свобод обеспечивало устойчивый рост общественной дисциплины, социальной дисциплины горожан, то есть рост производственных отношений, культуры производительных сил, что способствовало высокой эффективности капиталовложений в европейскую рыночную капиталистическую экономику.
Таким образом, Национальные Реформации, начавшись Национальными революциями в большинстве стран европейского континента, после Второй Мировой войны обеспечивали быстрое прогрессивное развитие производительных сил национальных государств, превратив Западную и Центральную Европу в один из самых экономически благополучных регионов мира. Однако к восьмидесятым годам капиталистическая Европа не вписалась в научно-технологическую и информационно-технологическую революцию в области современных микроэлектроники, информатики, средств обработки данных и пр., стала отставать от темпов совершенствования цивилизационного бытия и сознания. Внешне это проявилось в культурном, духовном кризисе, в массированном вытеснении американской потребительской культурой европейских национальных культур на задворки интересов молодых поколений.
Причина заключалась, с одно стороны, в исчерпании целеполагания организующих национальную государственную власть и индустриальные производственные отношения идеологий Западной Европы, а именно социалистической в том или ином её виде, христианско-демократической и коммунистической. А с другой стороны, в навязанных политическими причинами механизмах западноевропейского взаимодействия, которые закладывались после поражения Германии во Второй мировой войне в условиях противостояния буржуазно-капиталистического Запада и коммунистического Востока. Европа исторически, со времён древнеримского господства имеет традицию общеевропейского политического самосознания, и западноевропейская интеграция при своём зарождении в виде ЕЭС отражала в первую очередь опасения Франции навязать ей выгодную только Северной Америке, высокомерно имперскую по отношении к Западной Европе политику. Но европейская интеграция так же отражала опасения Франции и Великобритании по поводу возможности установления экономического и политического доминирования в Европейском Союзе быстро создающей капиталистическое индустриальное производство Западной Германии. Эта интеграция была направлена на превращение Германии в строго поднадзорный соседям локомотив всей Западноевропейской экономики. Западной Германии, в отличие от Японии, оккупационные силы США, Англии и Франции не позволяли создавать крупные наукоёмкие корпорации, какие она могла бы создать в результате высочайшей социологизации национально-общественного сознания, достигнутой при режиме национал-социалистов. Ибо такие корпорации способны были бы стать и, обязательно, стали бы европейскими аккумуляторами финансовых и интеллектуальных ресурсов, подчинили бы своим задачам и интересам всю западноевропейскую экономику и культуру, а за нею и политику.
Политически говоря, западноевропейские интересы Англии и Франции были поставлены над интересами переживавшей Национальную Реформацию Германии, они не позволили ей использовать высокий уровень послевоенных производственных отношений для развития самых сложных и наукоёмких национальных производительных сил. Материальным движителем осуществления такой политики стало повышение влияния европейского коммерческого экономического, политического интереса и его базовой идеологии либеральной демократии, привычной и приемлемой Франции и Великобритании. Это был именно западноевропейский либерализм, направленный против немецкого национализма и американского влияния, именно западноевропейский коммерческий политический интерес, направленный против растущего могущества выразителей американского коммерческого политического интереса, устремлённых к подчинению всей мировой торговли посредством достижения мирового господства США.
Такая политика породила рост числа и влияния бюрократических учреждений в штаб-квартире ЕЭС, и они всё основательнее подчиняли своим собственным целям и задачам интересы отдельных национальных государств, подавляя в них проявления национальных интересов, усредняя понимание ими своих интересов до представлений о единых западноевропейских интересах. Но тем самым, бюрократия ЕЭС из свой штаб-квартиры в Брюсселе стала усреднять производственные отношения во всех странах ЕЭС, постепенно и неумолимо тормозя развитые западногерманских производительных сил. Тому же способствовала и общеевропейская иммиграционная политика.
Иммиграция гораздо болезненнее воздействует на этику производственных отношений давно сложившихся национальных государств, таких как Франция, Великобритания, чем тех, которые только ещё создают нации, переживая сильное давление идеологии национальной демократии, инстинктивного национализма. Поэтому идеологическое господство либерализма, обслуживающего задачи коммерческого политического интереса, которое стало следствием нынешней интеграционной политики Европейского Сообщества и привело к массовой иммиграции в Европу из стран третьего мира, в действительности, не только не способствует укреплению общих производительных сил, но наоборот, начало расшатывать их.
Факты красноречиво подтверждают, что сама по себе интеграция не даёт возможности развивать и совершенствовать европейские производительные силы, даже если она проводится под жёстким надгосударственным управлением из Брюсселя. Все намерения объединить усилия стран ЕЭС по совместному развитию науки, космоса, современной технологии, военной техники и прочее, – во-первых, остаются намерениями национальных правительств, а не промышленных концернов с их собственными движущими интересами, во-вторых, не приводят к заметным достижениям в конкурентной борьбе с корпорациями дальневосточных государств и Соединённых Штатов.
