Во– первых, заговорил о реальной стоимости каждой акции, об общей сумме, которая, с учетом рыночной конъюнктуры, должна быть четко обозначена в доверенности на продажу.
Во– вторых, в доверенности должен быть указан банковский расчетный счет Силина, а также определены сроки, в течение которых на этот счет поступят деньги за проданные акции. Копию своей доверенности, заверенную государственным нотариусом, Силин положит в свой карман. Зачем? А во избежание ненужных сложностей в дальнейшем, особенно во взаимоотношениях с остальными держателями акций. А кто они и какие государственные посты занимают, этому уголовнику должно быть известно. В крайнем случае, его хозяину. Так что и тут все не так просто, как может показаться. Вдруг так случится, что по чьей-то инициативе доверенное лицо вместе с новым держателем контрольного пакета акций «Алко-сервиса» пригласят в одну из верхних инстанций для выяснения причин смены руководства? Вот и будет нужен официально заверенный аргумент в пользу такого решения.
Уголовнику, видно, и в голову не приходили подобные сложности. Ему-то что? Взял за грызло, дернул пару раз – и дух вон. Но, похоже, прав фраер-то… И он уходил из помещения. Наверняка созваниваться с хозяином, советоваться, на что соглашаться, а против чего возражать, применяя, если нужно, даже пытки. Утюг ему на голую сраку – все сразу подпишет и умолять будет, чтоб отпустили на волю!
Нет, не все оказалось так просто… Хозяин, подумав, посоветовавшись, разрешил принять условия Силина. Ну а официальный представитель российской юриспруденции, то бишь нотариус, был припасен заранее – проводил отпуск в германских землях. Так что все вышло по закону.
Но уголовник не был бы самим собой, если бы после всего совершенного оставил в покое свою жертву. Следы бандитских измывательств отчетливо отпечатались на физиономии и теле бывшего теперь уже владельца миллиардного предприятия. Это, так сказать, в назидание, чтоб помнил, чем дело может кончиться, если у него возникнет когда-нибудь охота кому-то пожаловаться…
«Уж кто– кто, а я-то знаю, что далеко не все бандитские угрозы остаются пустыми обещаниями…» -сказал Турецкий самому себе и задумчиво уставился на Элину.
– Ну и как же он выглядел, когда вернулся домой под утро? Кто-нибудь видел, кто его привез, на чем, или он сам пришел?
– Не знаю, где он с такой битой рожей успел нажраться так рано, но смотреть на него было противно… Как свинья… А когда полез в ванну – ужас! Все тело – синее, будто его танк переехал.
– И что было дальше?
– Господи! – брезгливо воскликнула Элина. – Да тебе-то какое до него дело?… Вылез потом, проспал до ужина, продрал глаза и заявил, что он нищий. Представляешь?
– И ты поверила?
– Ну да, как же! Вот тогда он все и рассказал… Про бандитов, про свою доверенность… про то, что, когда с его фирмой будет покончено, его просто уберут. Поэтому, сказал, пока еще сохранилась возможность вернуться домой живым, надо посылать к черту все курорты.
– А на что он рассчитывал, возвращаясь домой, разговору у вас не было?
– Да какой там!… Утром уехали в Мюнхен и вернулись в Москву первым же самолетом. Отпраздновали…
– Ну вот видишь, оказывается, все-то ты знаешь, – покачал головой Турецкий. – Значит, речь шла об угрозе жизни. Человека заставили продать, а может, и просто отдать свое дело. Ты, кстати, той копии доверенности у него не видела? Не знаешь, где она и есть ли вообще? Где он хранит свои тайны? Здесь? На работе? В каком-либо ином месте? И вообще, как выглядела эта квартира, когда ты вернулась домой? Бардак? Следы обыска? Ну что-то непривычное для себя заметила?
– Очень много вопросов, – поморщилась она. – Никакого бардака не было, я поэтому и думала, что он просто куда-то вышел. Бумажек у него тоже никаких не видела. А где он что хранит? Понятия не имею. Меня это никогда не интересовало.
– А деньги как же?
– Я говорила, сколько мне надо, он сам давал. Дома, во всяком случае, он денег не держал. Имел карточки… «Виза» там, еще что-то.
Турецкий обратил внимание на то, что она заговорила о муже в прошедшем времени. Вероятно, отсюда у нее и такая откровенная свобода поведения: нет опасения, что кто-то может неожиданно явиться.
– Давай мы так сделаем, дорогая. Я тебе сейчас сам напишу соответствующее заявление в милицию, а ты его аккуратно перепишешь завтра с утра, как я говорил, мы с тобой заскочим, тут, по-соседству, на Усачевку, в первое РУВД, и ты подашь заявление его начальнику. Зовут его Николаем Ивановичем Зотовым, он толковый мужик. И я с ним поговорю тоже. Остался неясным еще один вопрос. Если вы с Татьяной все-таки навоображали себе бог весть чего и Силин твой жив и здоров – относительно, конечно, куда бы он мог спрятаться? После возвращения домой его кто-нибудь доставал?
– Он куда-то ездил, нервничал, нет, не знаю…
– Друзья, дачи – есть у него что-нибудь такое?
– Я как-то с его друзьями не очень… А дача? Есть, как же! Который год все собирался до ума довести. Но жить там можно только летом. Да и какая дача! Садовый участок. Терпеть его не могу!
– Почему?
– Дача нужна, чтоб отдыхать! А сорняки полоть – это не моя стихия!
– И где же этот ваш участок?
– По Калужскому шоссе. Деревня Каменка. Вот в том районе.
– Когда вы там были в последний раз?
– Он – не знаю. Да он тоже смотрел на это дело сквозь пальцы. А я – прошлым летом. Шашлык жарили.
– Там есть какая-нибудь связь?
– Откуда! Только «мобильник». Но его аппарат не отвечает.
– А зимой проехать туда можно?
– Что, сейчас? Ты с ума сошел! Откуда я знаю?
– Ладно, тогда вали пока отдыхать. Я напишу, что надо, но с утра мы с тобой все-таки смотаемся туда. На твоем вездеходе. И если там окажется все в порядке, сразу понесешь заявление. Вопросы есть? Вопросов нет!
– А ты?
– А я закончу писанину и сбегаю домой. Поставлю машину. Это рядом, на набережной. И утром позвоню, договорились?
– Ох! – тяжело и обреченно вздохнула Элина. – Ну и наградил же Господь кавалером… Пойду накину что-нибудь, холодно!
– Вот это ты правильно сделаешь. Разве это одежда? Иди, иди, не бойся, твое от тебя никогда не уйдет…
Глава третья. ПЕРЕД КРУШЕНИЕМ
Татьяна была искренне удивлена, когда, вернувшись домой, застала на кухне ужинающего в одиночестве мужа. Она не лукавила, говоря Вячеславу Ивановичу, что ее супруг в отъезде, в командировке где-то на Урале. Это все было так. Больше того, она и возвращения-то его ожидала никак не раньше следующей недели, и это обстоятельство ее очень устраивало, поскольку ей меньше всего хотелось, чтобы Иван Игнатьевич принимал какое-то участие в розыске пропавшего Силина.
Муж ничего ей не говорил, но она интуитивно чувствовала, что его что-то связывает с Силиным, и даже догадывалась, о чем могла бы идти речь. Естественно, как и во всяком бизнесе, деньги. Наверное, даже очень большие. Но, в отличие от младшей сестры, не знающей им цены и живущей по принципу: раз с собой не унесешь, значит, надо успеть потратить, – Татьяна предпочитала жизнь скромную и закрытую для других. Зачем, скажите, сотруднице уголовного розыска выставлять напоказ свои перстни и шубы? Чтобы у кого-то вызвать зависть? А вместе с нею и вопросы: почему да откуда? Муж хорошо зарабатывает. А кто он, чем занимается, где ворует? Естественно, разве у нас можно что-то заработать честным трудом? Поди докажи…
У нее есть машина – не новая уже «хонда», которая ее вполне устраивает. У мужа есть «ауди». И квартира неплохая – на двоих много не надо. Это Силины, неизвестно на что рассчитывая, отгрохали себе апартаменты, и что дальше? Вот он исчез, а на чьи плечи теперь лягут заботы? На Элку? Так она ж ничего не умеет в жизни, кроме как перед мужиками задницей вертеть. Тоже, конечно, профессия, но пристойного в ней мало. Особенно когда становится известно, где работает ее старшая сестра.
Подозревала, что новость с Силиным может крепко испортить настроение и без того мрачному мужу – вон ведь, даже и дожидаться ее не стал, сам ужинать уселся, как бы укоряя хозяйку за это свое одиночество. Но объяснить все в конце концов просто: пошла на прием к начальнику по личному вопросу. Какому? А вот тут как раз и есть самое неприятное. Однако делать нечего, от разговора не уйти…
– Я рада, что ты приехал раньше, – мягко сказала Татьяна. – Но отчего такой мрачный? Устал? Или на меня сердишься? Так я была вынуждена на службе задержаться. Генерал вызвал.
Но Иван лишь отмахнулся, продолжая вяло жевать сосиску. Нет, значит, не это волновало его. Тогда что? Увидев в глазах жены немой вопрос, Иван как-то зло сплюнул, резко отодвинул от себя тарелку и закурил.
– Что там у них случилось? – спросил хриплым голосом. Простыл, что ли?
Татьяна спросила, хотя знала, о чем речь:
– С кем случилось?
– Да с Фимкой вашим! Не понимаешь?
– Плохо с ним, Ваня. А тебе-то откуда известно?
