За трупами убитых хулиганов так никто и не приехал. Похоже, что до происшедшего убийства никому и дела не было. Ни милиции, никого из официальных властей за весь день старик не увидел.
Сериал продолжился очень плохо. С улицы опять звучали выстрелы. С лестничной клетки донеслись дикие крики, как будто кого-то режут живьем. Крик не только не прекращался, а нарастал и приобретал новые обертона и оттенки. Слышался топот нескольких пар ног. Происходило нечто действительно ужасное.
С лестничной клетки выскочила жена Лернера. Стоящие в лифтовом холле жители прижались к стенам. Вся растрепанная, без пальто, с кровавыми пятнами на одежде женщина бежала, не разбирая дороги. На одной руке она несла младшенькую девочку, а второй тащила за шиворот старшую. Жена Лернера с дико выкаченными из орбит глазами проскочила через вестибюль и живым тараном ударилась, не снижая скорости, в подъездную дверь. Магнитный замок был заперт, и женщину аж отбросило обратно. Не сговариваясь, все кинулись к ней. Младшенькую девочку безумная женщина прижимала к себе спереди и со всей силы ударила ею в массивную запертую створку да еще припечатала своим телом. Как можно двери не увидеть? Малышка не шевелилась. Старшая девочка не ударилась о дверь, она упала на пол, в руках у матери остался воротник детского пальто. Но старшая девочка тоже лежала неподвижно.
Все ждущие лифт жители кинулись к обезумевшей женщине и детям. Но тут дверь лестничной клетки распахнулась второй раз. В лифтовый холл заскочило чудовище. Именно заскочило, а не зашло или забежало. Чудовище было Лернером. Было похоже, что его окунули головой в кровавую ванну. Густая шапка волос на голове и беспорядочно торчащая во все стороны борода сейчас слиплись в жуткую африканскую маску. На композиторе был его нелепый халат, напоминающий старую черную шубу из цигейки. Только по этому халату да бочкообразной фигуре старик опознал Лернера. Халат был тоже весь заляпан кровью.
В вестибюле поднялась жуткая паника. Жильцы и гости, толкая друг друга, бросились к двери. Поднялся жуткий гвалт. Лернер динамичной приседающей походкой прошел мимо аквариума старика. Дверь хлопнула за последним убегающим. Лернер на несколько мгновений замер у самого низа ступеней и двинулся в сторону зарешеченного окна вестибюля. Под окно на скамеечку уложили его маленькую дочку. Беззащитное детское тельце в розовой теплой кофточке, джинсовом платьице и в беленьких теплых колготках лежало, беспомощно раскинув ручки в стороны.
Вид маленькой розовой ладошки впился старику в душу огненным клеймом. Кровавая мохнатая туша двигалась в сторону ребенка.
— Нет, нет, не-э-э-эт!!! — заорал старик.
Он распахнул окно и кинул в спину чудовища журнал, тяжелую металлическую карандашницу и чайник с кипятком. Чудище среагировало только на удар пластмассового чайника по голове. Композитор замер и медленно всем телом повернулся в его сторону.
— Иди сюда! Иди! Иди ко мне! — кричал старик.
В чудовище полетели томик Есенина и связка ключей. Жуткая маска монстра раскрылась. Это не маска раскрылась — это распахнулась здоровенная кровавая пасть. Жуткий оскал разорвал слипшуюся от обилия крови бороду.
Сердце старика замерло. Он весь заледенел. Чудовище кинулось к нему. Единственное, что успел сделать старик, — это упасть на подкосившихся ногах. Жалобно заскрипели подоконник и выдираемая весом чудища алюминиевая рама. На стол плюхнулась туша. Старик, инстинктивно спасаясь от монстра, закатился под стол. Вжавшись спиной в тонкую перегородку под окном, он наблюдал, как две окровавленные босые ноги столбами встали на пол прямо перед его глазами.
Старик в панике зашарил вокруг себя. На гладком полу не было ничего, кроме фонаря-дубинки охранника. Старик подхватил смешное оружие и выставил его в сторону твари. Чудовище присело на корточки. Совсем по-человечески так присело, как ребенок в песочнице. Только не куличики тварь собралась лепить. Она лезла жрать. Это уже не вызывало никаких сомнений. Пасть вновь распахнулась, и тварюга, опустившись на четвереньки, полезла под стол.
Единственное, что смог сделать старик, — это ткнуть в пасть монстра фонарем. Раздался треск и щелчки. Монстр сжал фонарь челюстями. Треск был слышен все равно. Тварь стала заваливаться набок. Старик отпустил дубинку, и чудовище гигантским снопом упало на пол, почти перегородив выход из-под стола.
Федор Ефимович собрался с духом и полез прямо по твари. Его гнал животный ужас. Всего колотило. Он несколько раз подряд сильно ударился головой о крышку стола, но даже не почувствовал этого. О том, что он ударился, ему сообщили только звуки ударов головой.
Внезапно что-то подхватило его и вынесло в коридор. Это его спасли руки высокого крепкого охранника. Крупный парень одной рукой со всей силы вогнал в голову чудовища пожарный топор, но не лезвием, а обратной, колообразной частью. Страшный зловещий хруст неприятно резанул слух.
— Дед, как ты? Живой? Он тебя укусил? — Охранник вернулся и навис над ним как мать над ребенком.
— Девочка. Что с девочкой? Ребенок. Дурак, ребенка спасай! — Голос деда клокотал и хрипел, как перегретый тракторный радиатор.
Парень поднял старика за шиворот и покрутил как тушку кролика на базаре, рассматривая со всех сторон. Потом усадил деда на пол у стены и внимательно осмотрел его руки.
— Дед, все в порядке. А на это ты внимания не обращай. Со всеми бывает. Я блевал сегодня с утра, а сейчас ничего.
Парень оставил Федора Ефимовича, а сам пошел к девочке. Только сейчас старик понял, что обмочился. В штанах было мокро и тепло. Волна накатившего стыда неожиданно выбила наполнявший его ужас. Взгляд старика упал на неподвижно лежащую тушу монстра.
Тем временем в подъезд зашли трое охранников в черной форме. Впереди шел Акулин — начальник ЧОПа по режиму. Дольше него в охранной фирме не работал никто. Акулин перешагнул через старика и склонился над тушей твари с топором в черепе.
— Опять такое же. Везде одно и то же. Тришаков, ты как его умудрился топором-то завалить? Мы втроем такого красавца сорок минут назад только из дробовика упокоили картечью в упор.
— А он неподвижно лежал. Его дед чем-то оглушил, — донесся от входной двери в подъезд голос того самого парня, который помог старику подняться.
Акулин обернулся и с интересом посмотрел на старика.
— А ты чего скажешь, старый? — обратился он к деду.
— Я ему фонарик в пасть засунул, — слабым голосом ответил старик.
— Фонарик, говоришь, — усмехнулся Акулин.
Любое слово этого человека было наполнено сарказмом, глумливой издевкой или хамоватым цинизмом. Других интонаций в голосе Акулина старик так и не заметил за все время работы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
