Но вернемся в далекие дни моей молодости. В ноябре того же года был готов новый корпус Ереванского университета, и юридический факультет перевели туда. Условия для учебы там были значительно лучше, чем в старом корпусе. Юристы размещались на первом этаже, на втором – филологи, а третий и четвертый этажи занимал факультет иностранных языков. На пятом этаже находилась большая университетская научно-учебная библиотека на восемьсот мест. Это было чистое, удобное место для чтения, которое использовалось и для свиданий.
То, что вместе с нашим факультетом, сплошь состоявшим из парней, разместили два филфака с самыми красивыми девушками университета, разумеется, пришлось нам по душе, но этот факт создал для нас, юристов, и немало серьезных проблем.
После объявленной в 1956–1958 годах широкой амнистии из тюрем и колоний было освобождено более полумиллиона уголовников. Страна с сильной политической полицией и аморфной и слабой гражданской милицией была абсолютно не готова к возвращению в гражданскую жизнь стольких правонарушителей, оказавшихся на свободе без работы и жилья (по закону, если человек был осужден на срок более трех лет, его выписывали из квартиры). Обозленные несправедливостью и бездеятельностью властей, эти люди начали настоящую криминальную войну против мирных граждан. Бо́льшую часть амнистированных уголовников составляли сироты, отцы которых погибли на войне, – это поколение как раз успело подрасти.
Страну захлестнула волна уличного хулиганства. Даже на центральных улицах городов группа уличных «гопников» могла практически среди бела дня остановить школьника, студента, девушку, молодую пару, обыскать, унизить и отнять все, а в случае сопротивления жестоко избить. В этом неблаговидном деле, как ни странно, особенно «преуспели» глухонемые.
«Верхний этаж» криминала занимали «коронованные» воры и их подручные. Районы города были поделены между ними. Даже домохозяйки знали, в каком районе кто хозяин. Имена «авторитетов» произносились со страхом и уважением. Впрочем, серьезный криминал для обычного гражданина не был особенно заметен, а вот хулиганствующие группы, как я уже говорил, не давали людям покоя и были у всех на виду. Прохожие на улице могли стать свидетелями жестоких разборок группировок из различных районов города, вооруженных арматурой, палками, иногда даже оружием. Люди боялись в вечернее время выходить на улицу, пользоваться общественным транспортом, отпускать детей, особенно девушек, одних в школу или в институт.
Мы жили в центре города, который был относительно благополучным. Но случайное пребывание в незнакомом районе, особенно на окраине, нередко заканчивалось очень печально: при сопротивлении человека могли покалечить, отбить почки, выбить глаз, даже убить. Такая же картина наблюдалась и в Москве, и в других городах страны.
В больших индустриальных центрах – Донбассе, Новокузнецке, Ростове-на-Дону – все было еще круче. Улицы заполонили милиционеры в сопровождении двух-трех солдат, вооруженных автоматами. Но и это не спасало положение, ведь разместить патрули возле всех школ, кинотеатров, в других общественных местах было невозможно. К тому же их работа была малоэффективна.
Второго марта 1959 года ЦК КПСС и Совет Министров СССР приняли Постановление «Об участии трудящихся в охране общественного порядка в стране». Это постановление стало основным политическим и юридическим документом, определявшим задачи, полномочия и формы организации добровольных народных дружин (ДНД) вплоть до середины 1970-х годов. Руководство страны фактически признало свою несостоятельность в защите граждан от преступности. В Ленинграде некоторые крупные организации, фабрики и учебные заведения угрожали забастовкой, если не будут предприняты действенные меры по ликвидации хулиганского разгула. Поэтому первые добровольные народные дружины были сформированы именно в Ленинграде, и вскоре их численность достигла пятнадцати тысяч человек.
Объединив разрозненные силы интеллигенции, студенчества, работников многочисленных НИИ, фабрик и заводов, дружины очень быстро и резко изменили расстановку сил в борьбе с уличным хулиганством. Они создавались в каждом учреждении, даже с преимущественно женским контингентом. За каждой был закреплен офицер-оперативник. Дружинникам выдавали специальные удостоверения, а штабы ДНД размещали на нижних этажах административных зданий. В тесных комнатах, занятых многочисленными комсомольскими комитетами, по вечерам становилось еще многолюднее, так как размещенные там оперотряды разворачивали бурную деятельность.
Наш юрфак поголовно был принят в оперотряд университета. Одновременно был создан самостоятельный отряд, куда включили и меня с однокурсниками. Нежданно-негаданно для меня начался новый этап познания жизни. Фактически наши действия являлись узаконенным насилием над частью наших сограждан, но тогда мы этого не осознавали. Да и нельзя не признать, что во многих случаях жестокость была обоснованной. В стране вечного беззакония другой язык был непонятен…
Вновь созданные дружины наделялись широкими полномочиями – в частности, они имели право задерживать человека, доставлять его в милицию, составлять акты о задержании. Но, к сожалению, в обществе, не знавшем демократических традиций и не привыкшем уважать закон и правовые институты, дружины быстро перешагнули границы допустимого. Морально и психически неподготовленные люди под лозунгом борьбы с хулиганами и тунеядцами совершали многочисленные противоправные действия, а иногда и преступления. Вместе с хулиганами начали притеснять стиляг, девушек, одетых в короткие юбки или просто выглядевших вульгарно, бородатых художников, молодых писателей. Особенно жестоко расправлялись с геями: избивали до потери сознания, издевались и унижали. Оперотряды по звонкам соседей врывались в дома, где проводились «голубые» вечера – это означало, что там при свете голубого абажура (почему голубого, не понимаю до сих пор) торшера танцевали пары, а на столе стояли бутылки дешевого вина, ликера, хереса. Пойманных на таких вечеринках молодых людей потом вызывали на заседания комитета комсомола, могли наложить на них взыскание или даже исключить из ВЛКСМ. А это могло создать серьезные проблемы с последующим трудоустройством, не говоря уже о вступлении в партию.
Задержанные оперативниками хулиганы и уличная шпана также подвергались жестоким избиениям. За найденное в кармане холодное оружие (нескладной нож) могли покалечить, избить до смерти. Хулиганы, грабители, наркоманы (тогда героин и другие тяжелые наркотики химического происхождения не использовались, из Средней Азии через Азербайджан в Армению попадали большие партии гашиша и марихуаны) пытались убежать и даже сдаться в милицию. Но оттуда их возвращали в ДНД, со смехом объясняя, что в этом деле должны разбираться дружинники. Если знакомые и родные не могли быстро прибежать в оперотряд и уговорить дружинников отпустить их сына или друга, то практически любое физическое воздействие по отношению к правонарушителю было гарантировано, и мало кто захотел бы оказаться в штабе ДНД второй раз.
* * *
Одно из порученных нам заданий – очистить окрестности университета от так называемых женихов, которые во множестве поджидали там девушек, – мы восприняли с особым энтузиазмом. Дело в том, что самых красивых и видных студенток раньше всех приметили парни с улицы, и теперь они всячески старались избавиться от конкурентов. Даже если девушка серьезно встречалась с кем-то, «избравший» ее хулиган мог «запретить» парню видеться с ней, в противном случае ему угрожали, а чаще всего жестоко избивали. Правда, бывали случаи, когда после этого разъяренные родственники «линчевали» самого хулигана. А сотрудники милиции не считали нужным вмешиваться в эту область жизни граждан. Подумаешь – подержал девушку за руку, попугал ножом в кармане, заставил слушать объяснения в любви, задержал на пару часов, прогнал «друга», избил его без серьезных повреждений. «Разве это дело для милиции?» – говорили доблестные стражи порядка. Ну, возьмут подписку, дадут пустые предупреждения. А то, что жизнь молодого человека оказывалась надломлена, представителей власти не интересовало, у них были более важные задачи. Особенно тяжело приходилось детям из семей репатриантов – ведь у них не было местных корней, воинственных родственников, отцов-начальников и знакомых чекистов. К девушкам или парням с могущественной родней хулиганы и сами не подходили – знали, что большие неприятности неминуемы.
Итак, наш оперотряд взялся за дело. Второй запасной вход в университет мы быстро закрыли, а у главного входа установили дежурство по расписанию: два человека на одном занятии, на следующем их заменяла другая пара. Таким образом, пропуск лекций и семинаров был сведен к минимуму. На спортплощадках университета также дежурили студенты-дружинники, гонявшие многочисленных ротозеев, желающих поглазеть на девушек в коротких штанишках.
